Чёрный дембель. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

к нам Лену, - сказала она. – Я рада, что оба моих сына привели к нам таких красивых подруг. Какие же вы, мальчики, у меня уже взрослые!

Котова опустил глаза и склонила голову, будто в ожидании приговора.

Её причёска осталась той же, с какой Лена ходила сегодня в институт на консультацию к профессору Баранову. А вот наряд сменился. Я молчал, рассматривал одежду Котовой. Это бежевое платье с длинными рукавами и неглубоким декольте я на ней раньше не видел. Отметил, что оно плотно облегало худощавую фигуру Котовой, прикрывало колени. Потёр подбородок (в голове промелькнула мысль о том, что мне сейчас не помешало бы опробовать электробритву). Я заметил, что мама выдала Лене мои новые тапки (я привёз их, когда наведался к родителям в прошлый раз) – они смотрелись на Котовой, словно снегоступы.

Мама закрыла семейный фотоальбом, прижала к нему ладони.

Она поведала мне, что «Леночка» приехала к нам домой примерно через два часа после того, как явились Кирилл и Инга. Котова вручила моей маме миску с салатом и рассказала: её родителям понравился подаренный мною торт, и они «отдарились» «Мимозой». Мама пожурила меня за то, что позволил «Леночке» проехать с миской в руках «через полгорода» и «не помог девочке». Я покачал головой – увидел, как поникли у Котовой плечи, будто под тяжестью вины. Взглянул на часы. Прикинул, что до Нового года осталось чуть больше двух часов. Не заметил, чтобы Котова спешила домой. Вздохнул, покачал головой.

Заявил маме, что взял у Степана Кондратьевича мотоцикл: думал, что поеду на нём за Котовой и за салатом.

Лена бросила на меня недоверчивый, но полный надежды взгляд. Затаила дыхание.

- Ну, раз она сама явилась… - сказал я.

Развёл руками.

Поинтересовался:

- Понимаю, конечно, что новый год ещё не наступил. Но раз даже соседскую собаку покормили… Может и для меня в этом доме хоть корка хлеба найдётся? Что-то я проголодался. Согласен первым снять пробу с подарочного салата.

Котова тряхнула волосами, улыбнулась. Она снова задышала.

Мама встрепенулась – поочерёдно взглянула на сидевших рядом с ней девиц.

- Ой, девочки! – сказала она. – Что-то мы засиделись. Давайте-ка накроем на стол и покормим наших мужчин.

***

Комсомолки откликнулись на мамин призыв, поспешили в «первую» гостиную – я услышал, как загрохотали крышки кастрюль. Папа стрельнул взглядом в дверной проём, прислушался. Мамин голос доносился из прихожей, где стоял холодильник. Папа посмотрел на меня, прижал к своим губам указательный палец. Я услышал его тихое «тссс». Отец встал с кресла, подошёл к серванту. Достал оттуда завёрнутую в газету «Правда» чекушку водки, вынул из фарфоровой супницы две гранёные стопки – в его руке они стукнулись бочками друг о друга, тихо звякнули. Папа замер, снова посмотрел на приоткрытую межкомнатную дверь. Махнул мне рукой.

- Давай, сын, накатим по полтинничку, - сказал он. – В честь праздника.

Он вынул из кармана две карамельки – одну протянул мне. Откупорил бутылку. Плеснул водку в гранёную тару.

Мы отсалютовали друг другу стопками.

- С наступающим, - едва слышно произнёс отец.

- И тебя, папа, - ответил я.

Мы выпили, разгрызли конфеты. Сунули в карманы фантики. Папа «замёл следы преступления».

Он указал в направлении «первой» гостиной и сказал:

- А твоя тоже ничего. Высокая. Хороший выбор, сын: не испортишь нашу породу.

Отец усмехнулся, вернулся в кресло и забросил ногу на ногу – направил потёртый нос тапка в экран телевизора.

В такой позе его и застала жена.

Мама остановилась у порога комнаты, подпёрла бока руками.

- Чего вы тут сидите, мужчины? – спросила она. – Новый год скоро. Несите из летней кухни салаты и соленья.

***

Папа распахнул обе дверные створки, разделявшие «первую» и «вторую» гостиную, прибавил в телевизоре громкость и уселся во главе стола (лицом к экрану). Мама и Кирилл заняли места по правую и по левую сторону от отца. Улыбчивая Рауде примостилась рядом с моим младшим братом. Слева от меня уселась Котова. Лена уже не выглядела смущённой и нерешительной. Она даже покомандовала комсоргом, пока накрывали на стол – продемонстрировала Инге строгую «Бригадиршу».

Главную роль в праздничном застолье я уступил папе. Изредка отвечал на его вопросы. Слушал рассказы Кирилла: о нашей жизни «в городе», об учёбе в институте, о подготовке к экзаменам. Отец быстро разговорил и комсомолок (Ингу и Лену). Девчонки выложили ему свои биографии – мама повздыхала из-за случая с врезавшимся летом в дом Котовой самолётом, посочувствовала выросшей без отца Рауде. Я прислушивался к застольным разговорам, впитывал царившую в комнате атмосферу.

В прошлой жизни новый тысяча девятьсот семьдесят четвёртый год мы с Кириллом встретили в общежитии. Кир тогда уговаривал меня провести новогоднюю ночь в посёлке вместе с родителями. Но я хотел «веселья», а не скучных посиделок «с родаками». Тот праздник получился весёлым: обитатели «мужского» корпуса потом долго вспоминали, как гулял в новогоднюю ночь Чёрный. Тысяча девятьсот семьдесят пятый год я тоже встретил не дома. А семьдесят шестой год мы встречали без Кирилла.

На этот раз мы с братом не обсуждали вариант с празднованием Нового года в общежитии. Кирилл спросил меня, как отреагируют родители, если он приведёт к ним тридцать первого декабря Ингу. Я заверил его, что папе и маме Инга понравится. Подготовил Кира к тому, что мама измучит его и Рауде вопросами. Сейчас я вдруг вспомнил, как Кирилл печально вздохнул и поинтересовался у меня: «И что делать?» Я посоветовал ему подбросить маминому пытливому уму побольше информации. Кир прислушался к моим словам.

Теперь он подробно рассказывал папе и маме о том, как на выходных мы пекли торты. Я слушал его рассказ – рассматривал расставленные на столешнице блюда. В центре стола мама установила подаренный Лениными родителями салат «Мимоза». Рядом с ним красовалась на блюде запечённая в духовке (в летней кухне) курица. Салат «Оливье» мама разложила по двум ёмкостям: глубокую салатницу установила рядом с папой (я предчувствовал, что он её опустошит в одиночку), а тарелку