Это ты, Африка! - Антон Кротов

Телефонный звонок. Я снимаю трубку.

— Гамарджоба, бур-бур-бур, — бормочет трубка.

— Гамарджоба, кабинет ментов слушает, — отвечаю я, — ментов нет на месте, все играют в шахматы!

Удивление в трубке.

Кто-то из сотрудников УгРо оставил в кабинете свою рацию. Интересно, как она работает на передачу? Наверное, надо нажать эту кнопку? или другую?

— Внимание всем! В городе Батуми, на улице Тельмана, 48, задержаны семеро русских путешественников. Вчера утром у них отобрал паспорта Тенгиз Концелидзе. Просьба ко всем сотрудникам отыскать эти паспорта и вернуть немедленно по адресу: улица Тельмана, 48, второй этаж.

Я повторил четыре варианта этой речи при разных нажатых кнопках. Никакого эффекта не последовало, паспортов никто не принёс. Однако, вскоре начался переполох в коридоре; распахнулась дверь, в кабинет вскочил порозовевший Концелидзе (он всё-таки проснулся) и громко возмутился:

— Кто пользовался рацией??

Рацию у нас отобрали, а вскоре нас со всеми рюкзаками перевели на третий этаж, в большой актовый зал с паркетным полом и тяжёлыми, пыльными шторами. В зале было пять окон (из которых три — без стёкол), деревянная кафедра для чтения речей, герб (не то Грузии, не то Аджарии) на стене и рояль.

Мы не хотели заселяться в продуваемый ветрами актовый зал, но желание сотрудников было так велико, что они тотчас начали «застеклять» окна полиэтиленом, и нам пришлось подчиниться.

В этом актовом зале мы и провели весь воскресный день. За нами следили более бдительно, чем утром — приставили охранника. Нам с Мишей Венедиктовым разрешили (под конвоем) сходить на базар, где, после непродолжительного торга, мы приобрели целый ящик мандаринов (не менее двадцати килограммов!) за два с половиной лари (чуть больше одного доллара). Купили и хлеба, а затем вернулись в зал, где поеданием мандаринов и скрашивали день заточения.

В десять утра у уголовных сотрудников города Батуми начинается рабочий день.

В 10.15 утра я отпросился из актового зала в туалет, но, вместо него, подошёл к дверям известного нам кабинета. Оттуда доносилась непонятная грузинская речь. Открыл дверь — там уже не было такого хаоса, как вчера; ни одной мандариновой шкурки! На главном кресле сидел столь уже надоевший нам Тенгиз Концелидзе, а по обеим сторонам длинного стола и вдоль стен на стульях — человек двадцать сотрудников УгРо. Многие лица уже знакомые: вот те, кто диктовал нам идиотские объяснительные записки, вот наши охранники… Совещание.

На скрип двери все разом обернулись и замолчали.

— У меня — один вопрос. Когда — отдадут — наши паспорта?

— …Ваши паспорта отвезли в Тбилиси в министерство. Сейчас уже едут обратно. Сегодня вечером отдадут.

— Кто — фамилия-имя-отчество — приказал нас держать?

— Вот отдадим паспорта, и скажем.

Объевшись мандаринами, мы решили объявить голодовку с полудня сегодняшнего дня, требуя возврата паспортов. Мы написали заявление на имя Тенгиза Концелидзе, доели мандарины, написали на пенке-коврике большими буквами «ГОЛОДОВКА» и вылезли из актового зала на лестничную площадку. Мы разумно полагали, что, пока мы скрыты от взоров сотрудников УгРо в актовом зале, нас как бы и нет; но когда мы будем мешаться им под ногами, они будут вынуждены чаще вспоминать о нас.

Вертухай, охраняющий нас, тоже был вынужден встать на лестничной площадке, создавая дополнительную пробку.

— Голодовка! Семеро российских граждан задержаны в Батуми! Третий день не отдают паспорта!…

Больше всех кипятился Шулов:

— Это нарушение прав человека! Мы будем жаловаться в ООН! Вы, именно вы лично, ответите за то, что выполняете беззаконный приказ!

Марутенков был внешне спокоен и читал в журнале «Geo» большую статью про Египет. Остальные вели себя промежуточным образом.

К сожалению, на лестнице было темновато (электричество в Батуми то и дело выключали). Люди, поднимавшиеся по своим делам в здание УгРо, шарили в полупотёмках, и, протискиваясь между нами, сидящими и лежащими на лестнице, чертыхались по-грузински.

Ближе к вечеру 8 февраля в здании УгРо чрезвычайное происшествие — исчез один из задержанных. Пропавшим без вести оказался Саша Казанцев. Все встали на уши. Тенгиз вызвал меня в кабинет.

— Куда заслал седьмого?

— Не знаю, — отвечал я, сам про себя недоумевая, куда и зачем мог пропасть Казанцев.

— Отвечай, ты начальник группы, отвечай, куда делся седьмой?

— Отвечайте, вы начальник УгРо, куда делись наши паспорта?

Отвечайте, сколь долго, по грузинским законам, можно задерживать людей без ордера на арест, для проверки личности? Отвечайте, кто приказал нас задерживать?

Благодаря оперативно проведённым розыскным мероприятиям, загадочно пропавший Казанцев был найден в городе и возвращён обратно. Бежать насовсем он и не собирался, а хотел просто сообщить на родину о наших злоключениях. Однако, бдительность властей помешала ему это сделать.

Вечером нам принудительно помогли вернуться в актовый зал. Уже три охранника следили за нами. В туалет, находящийся во внутреннем дворе, нас водил один из них. Часов в девять вечера, несмотря на такие меры предосторожности — новый аврал! Пропал Андрей Петров.

Дело в том, что мы уже улеглись в спальниках на полу актового зала, и Андрей оказался удачно скрыт от охраны за другим лежащим. Кому-то из охранников показалось, что нас меньше, чем надо. Начались поиски нас по всему зданию, а может быть, и по городу.

— Где седьмой?!!

— Не знаем. Никуда он не уходил.

— Как не знаете?!!

Мы едва сдерживали смех. Наконец, кто-то из охранников (не тот, кто обнаружил пропажу, а другой) тщательно пересчитал нас. О, счастье! Семь! Все на месте! Но это было ещё не всё. Третий охранник возомнил, что нас должно быть восемь — стало быть, одного всё равно не хватает.

Все трое охранников, хорошо считающие и плохо считающие, начали ругаться друг на друга грузинскими словами, а мы удивлялись.

Ночью, когда все охранники переругались, и каждый из них убедился, что несёт службу рядом с идиотами, бдительность их опять утратилась. Кто-то из них ушёл спать в коридор, и мы остались в актовом зале одни. Костя Шулов, одев вместо жёлтого комбеза брезентовый тулуп Миши Кошелева, отправился в полуночной тьме в туалет, находящийся во внутреннем дворе. Никто не последовал за ним.

Как уже было нам известно, туалет, расположенный во внутреннем дворе здания, скрытым образом сообщался с внешним миром. И вот Костя осуществил тайный манёвр. Он выбрался в город и позвонил в Петербург. И уже этой ночью все люди в Питере и Москве знали, что мы до сих пор находимся в заточении, что надо срочно обращаться в посольство, к журналистам и в ООН.