Это ты, Африка! - Антон Кротов

Морковники ехали медленно, грызли морковку (она уже два дня была их единственной пищей) и жаловались на жизнь. Когда приползли в Ростов, водители разошлись в поисках своих знакомых — у кого бы одолжить и отдать мне тысячу рублей. Итак, когда я стоял на развязках Ростовской объездной, день клонился к вечеру. Я ехал до Ростова более двух суток — настоящий рекорд медленности!

Военный-подводник, ехавший из Севастополя в Кропоткин на новенькой иномарке, прибавил мне оптимизма; а к двум часам ночи я добрался до большого рынка у объездной дороги города Пятигорска на машине, гружёной шампунем. Снег сыпался обильно (опять говорили, что зима наступила только вчера). Тут мне сильно захотелось спать — всё же третья ночь в дороге. Я прошёл пятигорский рынок, набрёл на развалины какого-то колхоза и улёгся спать в сарае с сеном, оставив на снегу цепочку свежих глубоких следов.

Проснулся в шесть утра. Прохладные, вязкие, кисельные сумерки. Тёмные силуэты за окном. Собрал спальник, рюкзак; как вдруг один из заоконных силуэтов зашевелился.

— Стой, стрелять буду!

Я вздрогнул от неожиданности. Оказалось — старик с пустым ведром в руках, колхозный сторож, безвредный, нашёл меня по следам. В его сторожке я поел кашу и направился на трассу.

В Нальчике я должен был обменять образовавшиеся у меня в Ростове рубли на какую-нибудь другую валюту. Обменных пунктов нигде нет, но на Центральном рынке процветает неофициальный ручной обмен. Обменщиков человек двадцать, все стоят рядом, и все похожи: высокие кабардинцы в меховых шапках и длинных тулупах, с квадратными лицами, из которых доносится бормотание: "Доллар менять, доллар…»

Обменщики оказались честными людьми, и я продолжил свой путь.

Последний российский город на моём маршруте — Алагир. Здесь начинается Военно-осетинская дорога. Город наполнен слухами, что трассы через Кавказ закрыты из-за обильного снега. Вот те на! На южном посту ГАИ собралась пробка. Гаишники пропускают только некоторые машины, выбирая их по непонятному мне признаку. Сверху, с гор, периодически проскакивают залепленные снегом южно-осетинские машины. Говорят, что трасса безрадостная, но проехать можно.

Вечером пошёл рейсовый автобус на Бурон (это маленький посёлок повыше Алагира, в горах, но ещё на российской стороне Кавказа). "Не будет машин, переночую, а наутро пойду пешком", — появилась неразумная мысль. К счастью, движение всё-таки открыли. Двое осетин с номерами 15RUS уже в полумраке подбирают меня до Цхинвали.

Начали неспешную кавказскую беседу. Узнали, что у меня есть фотоаппарат. Спрашивают:

— А сфотографироваться можно?

— Не выйдет, темно, а вспышки нет.

— Жаль, а то в Москве напечатал, показал бы: я, мол, с чурками чернорожими. Да?

— Нет, ну что вы, — не согласился я, — не буду так говорить!

— Та, нас же там не будет!.. — отвечали осетины, не особо уверовав в мою искренность.

Два товара идут на экспорт из Южной и Северной Осетии: водка и мандарины.

Все помнят историю осетинского спирта, поток которого пытались перекрыть два года назад. Тогда по ту сторону Кавказа, в Южной Осетии, скопилось фантастическое количество спирта — несколько сотен грузовиков. Таможня не пропускала их в Россию, хотя водители, по слухам, предлагали погранцам огромные взятки. Потом всё же "наука победила", и спирт куда-то пропал. Наверное, провезли в Северную Осетию и переработали в водку.

Вторая статья осетинского экспорта — мандарины. Они попадают в Осетию из Аджарии. Там они идут почти за бесценок, а, перевалив Кавказ, дорожают почти вдвое. Цена на мандарины по ту сторону Кавказа, в Алагире, колеблется в зависимости от погоды. Пришло сообщение, что перевалы закрыты — цена тотчас растёт: все понимают, что подвоза новых сегодня не будет. Расчистили перевалы — мандарины дешевеют обратно.

…На въезде в Южную Осетию с меня как россиянина должны были взять 25 рублей въездного налога. Но шёл такой густой снег, что никто из таможенников и не высунулся из будки, чтобы посмотреть на облепленную белым снегом белую машинку с номерами 15RUS. Два северных осетина ехали в гости к южным.

Мы долго, осторожно спускались с перевала. По сторонам дороги стояли занесённые снегом грузовики. Кое-где виднелись машины колёсами вверх, потерявшие равновесие при спуске. Спустя бесконечно долгое время водители въехали в какую-то деревушку и спросили у меня:

— А ты осетынский пырог пробовал?

Обнаружив моё досадное упущение, водители притормозили у маленькой столовой. В крохотном помещении была печка, топившаяся дровами. Хозяйка непрерывно месила руками тесто, лепила пироги и ставила их в печь. Отогрелись, отъелись — спасибо водителям! — и к полуночи прибыли в Цхинвали.

С трудом отделавшись от предложений переночевать, я миновал пешком полуночный, тёмный, обледенелый город и добрался до уже известной мне трассы на Гори. Асфальт был покрыт тонкой корочкой льда. Дорога шла на подъём, и вскоре рядом со мной, идущим вверх, забуксовал новенький микроавтобус. Подталкивая его сзади, я помог водителю одолеть крутой подъём. Машина шла в Гори и провезла меня до автомобильной развязки на пересечении с трассой Тбилиси—Кутаиси—Батуми.

Над Грузией бушевала метель, какой не видели здесь уже многие годы. Идя по правой обочине дороги, я не видел левой обочины. В притрассовой заправочной, равно как и на посту ГАИ, на ночлег меня не вписали — испугались, наверное. До города было далеко, и я решил дождаться какой-нибудь машины, которая бы вывезла меня из царства метели куда-нибудь в Кутаиси, на тёплую вписку.

Редкий сумасшедший отправится в путь на своей машине в ночь в такую погоду, но мне повезло. Два грузина на своей новой иномарке, купленной, по их словам, всего неделю назад, ехали «испытывать» покупку. Машина была скороходной, и в иную погоду мы были бы в Кутаиси часа в три ночи. Но погодные условия не способствовали нам. Вчера ещё в Грузии была почти по-летнему солнечная погода, а сейчас в свете фар не было видно ничего, кроме бесконечно валящегося снега. Гаишники на дорожных постах задерживали весь транспорт, но мои новые попутчики показывали свои важные удостоверения и — где быстро, где медленно — уговаривали пропустить их.

Мы были единственной машиной на дороге, взрезающей снежную целину. Встречных и обгоняющих не было вовсе. Не только я, но и сами водители не раз удивлялись, как им удаётся вычислять обочины и изгибы трассы.

В один прекрасный момент, когда в очередной раз видимость упала с двух метров до нуля, произошла авария. Я ударился головой о спинку переднего сиденья; грузины, вероятно, тоже во что-то ударились, так что я услышал поток русско-грузинских ругательств.