Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью - Питер Померанцев

опережает всех остальных. Его главная идея – победа над наркопреступностью – завоевывала все бóльшую популярность. Репортеры Rappler ловили себя на том, что постоянно цитируют его высказывания о «войне с наркотиками». Позже, когда Дутерте занялся массовыми убийствами, они пожалели, что использовали слово «война», ведь это помогло ему оправдать свои действия – раз идет «война», то и жертвы оправданны.

Проблемы начались со свиста. На одной из пресс-конференций Дутерте присвистнул, глядя на проходившую мимо тележурналистку. Присутствовавшая в комнате корреспондентка Rappler попросила его извиниться. И тут же интернет-сообщество Rappler наполнилось комментариями, мол, она должна относиться к президенту более уважительно. «Твоя мать – шлюха», – писали ей. Рэпплеры были застигнуты врасплох. Таким языком их сообщество обычно не пользовалось. Они объясняли случившееся пережитками сексизма: женщина подвергалась нападкам всякий раз, когда призывала мужчину к ответу.

Но этим Дутерте не ограничился [14]. Он называл папу римского и президентов США сыновьями шлюх; поинтересовался у одного неприятного ему журналиста, задает ли тот едкие вопросы только потому, что влагалище его жены слишком сильно пахнет; хвастался тем, что у него две любовницы; шутил, что в его бытность мэром не террористы, а он сам изнасиловал бы симпатичную заложницу. Выступая по телевизору, Дутерте сказал, что съел бы печенки террористов с солью. А в другом выступлении заявил, что, если каждый его солдат изнасилует по три женщины, он с радостью отсидит за них срок в тюрьме.

Я кое-что понял про лингвистический контекст подобных заявлений, когда пару раз сходил в камеди-клубы Кесон-Сити, района Манилы рядом с телевышками национальных каналов, где по вечерам собираются юные проститутки и ледибои. Комики выбирают себе жертв из аудитории и начинают над ними издеваться, насмехаясь над размером их пенисов или лишним весом, – и все это на глазах у целых семей, смеющихся над тем, как унижают их родственников.

Таким языком часто пользуется Дутерте, изливая свой неиссякающий поток грязных шуток. Но подобный юмор присущ целой когорте мировых лидеров-мужчин, не только Дутерте. Такую же риторику использовал президент России Владимир Путин, пообещав «замочить террористов в сортире»; президент США Дональд Трамп говорил, что женщин можно хватать «за киску»; президент Бразилии Жаир Болсонару сказал одной женщине-политику, что она «слишком уродлива», чтобы ее изнасиловали, и что черные активисты должны отправиться «обратно в зоопарк» [15]. Британский политик и противник иммиграции Найджел Фарадж публично выкрикивал грубые шутки про «китаёз», вливая пинту за пинтой в свой огромный хохочущий рот.

Подобный туалетный юмор используется политиками, чтобы показать, насколько они якобы далеки от истеблишмента, и продемонстрировать их «антиэлитаризм» отказом от принятых моральных и лингвистических норм.

Когда непристойные шутки используют слабые, чтобы посмеяться над сильными мира сего, это словно спускает последних с небес на землю, напоминая, что их власть не безгранична [16]. Вот почему за такие шутки, как правило, преследуют. Приведу пример: в 1938 году мой прадед по отцовской линии Иван Андреевич Погорелов, придя в столовую при огромной харьковской фабрике, где работал бухгалтером, выпил лишнего и рассказал анекдот про яйца председателя Президиума Верховного Совета. Разумеется, на него тут же донесли, прадеда арестовали, и он сгинул в трудовом лагере на Волге.

Но когда такой язык постоянно используется власть имущими, чтобы унизить тех, кто слабее, юмор становится опасным: он прокладывает лингвистический путь для новых способов издевательств над жертвами и ведет нас туда, где исчезают вообще любые нормы.

После того как Rappler начал публиковать материалы о внесудебных расправах Дутерте, поток угроз в Сети стал постоянным. В какой-то момент количество сообщений достигало 90 в час. Писали, что Rappler фальсифицирует данные о количестве погибших, что ресурсу платят враги Дутерте, а все, что публикуют рэпплеры, – фейк-ньюс. Сообщения, как саранча, пролезали в ящики электронной почты и тучами опускались на страницы сообщества в Сети – те самые страницы, которые Rappler бережно развивал в надежде, что они соберут «мудрость толпы» интернета. Порой сотрудники Rappler даже не понимали, кто стоит за угрозами, они думали, что это какие-то автоматизированные аккаунты, но, к их разочарованию, это почти всегда оказывались реальные люди, которые явно получали от этого удовольствие. На журналистов Rappler набрасывались покупатели в магазинах с криками: «Вы пишете грязную ложь! Как вам не стыдно?» Свою долю критики вносили и их родственники.

Мария приняла на себя главный удар. Некоторые комментарии были слишком тупыми, чтобы ее задеть, – например, мемы, где она была изображена в нацистской униформе, или письма с оскорблениями типа: «Мария, ты – напрасная трата спермы. Твоей матери надо было сделать аборт!» Другие же действительно задевали. Ее слабым местом всегда была экзема, и, когда нападавшие принялись писать о состоянии ее кожи, Мария не успела поставить психологический барьер и болезнь разразилась с новой силой.

Сначала Мария инстинктивно решила, что, наверное, сама вовсем виновата. Неужели она сделала что-то неправильно, исказила факты? Она несколько раз проверила все материалы Rappler, но не нашла ничего сомнительного. Хештеги #ArrestMariaRessa («Арестовать Марию Ресса») и #UnfollowRappler («Отпишись от Rappler») начали набирать популярность. Правительство инициировало судебное разбирательство против нее. Одним из инвесторов Rappler был американский фонд, поэтому правительство обвинило канал в том, что он выполняет приказы из-за границы. Несколько членов правления Rappler подали в отставку; упали доходы от рекламы. Мария взяла за привычку всегда иметь при себе сумму, достаточную для выхода под залог в случае ареста. Первое судебное разбирательство против Rappler было урегулировано в апелляционном суде. А затем, когда казалось, что худшее уже позади, Мария узнала, что против нее готовится еще одно дело [17].

Пока на Rappler обрушивались эти атаки, самым спокойным человеком в редакции была, как мне кажется, управляющий редактор ресурса, Гленда Глориа. Возможно, потому что ей было не привыкать. Гленда еще помнит годы правления Маркоса. В 1980-е годы она была студенткой-журналисткой и писала о пытках, которые применял режим к оппозиционерам. Ее бойфренд тогда владел крошечным независимым изданием; он был арестован, его пытали, присоединив электроды к мошонке. Пытки были не только физическими, но и психологическими: главная их цель состояла в том, чтобы сломить человека, а не просто причинить ему боль. Профессор Альфред Маккой из Висконсинского университета в Мэдисоне, изучавший техники психологических пыток ЦРУ и стран – союзников США в годы холодной войны, приводит в пример историю отца Канглеона, священника, ложно обвиненного в подрывной деятельности и сотрудничестве с коммунистами. В течение двух с лишним месяцев ему не давали спать и видеть солнечный свет. В кульминационный момент допроса ему завязали глаза, перевели в