Последний дракон Цзянху - Ши Лин

Бай Сюинь думала о том, что брат Су слишком простой человек, чтобы догадаться, в чём её истинная проблема. Но он был человеком семейным и обладал опытом, которого у Бай Сюинь не было, что никогда не заботило её раньше, но сейчас…

Сейчас она задумалась об этом и вообще о том, что знает о семейной жизни. Одно дело хотеть чего-то, но совсем другое, если окажется, что брак приносит лишь расстройство и хлопоты. Это бы её обнадёжило и придало сил в борьбе со своими желаниями.

— Но разве семья не отвлекает от совершенствования? — осторожно спросила она.

— Вовсе нет, — замотал головой Су Цзинъюань. — Скорее наоборот, моя Аймин всегда меня поддерживает и лечит мои раны, а ещё она делает для меня эликсиры, — на его губах сразу появилась нежная улыбка, стоило ему заговорить о жене.

Бай Сюинь завистливо на него посмотрела — как удобно заполучить себе в жены алхимика. Она бы и сама не отказалась. Такого высокого широкоплечего алхимика… А если бы у него ещё и оказалась огненная духовная основа…

Лицо её помрачнело, а плечи опустились. Мечтать не вредно.

Так уж сложилось, что её духовное ядро было хаотичным. В этом была её самая большая сила, потому что при полном контроле над своей энергией, она могла накапливать её намного больше, чем другие мастера, что давало ей огромное преимущество в бою. И в этом же ядре была её самая большая слабость — чтобы сдерживать колебания энергии, ей нужно было сохранять полное спокойствие и постоянно тренировать контроль. Это был её личный обоюдоострый меч, которым она и сражалась, и могла быть повержена сама, если только совершит ошибку. До недавнего времени она была абсолютно уверена в себе и в своей способности к самоконтролю и отречению от мирских желаний, присущих другим людям. Раньше всё так и было, но теперь чаша весов пошатнулась, и этот меч мог в любой момент проткнуть её насквозь, если она не найдёт способ решить эту раздражающую проблему.

Внезапно из-за поворота показалось трое людей — мужчина с надменным лицом, девушка в белоснежном меховом плаще, что отражал лучи пронзительного зимнего солнца, окутывая её почти божественным сиянием, и человек, возвышающийся за ними монолитной горой и держащийся на расстоянии двух шагов, словно верный пёс, следующий за хозяйкой.

Бай Сюинь, едва завидя их, сразу забыла обо всём, и едва мазнув взглядом по фигурам брата и сестры Шао, тут же прилипла глазами к лицу Да Шаня, не в силах оторваться. В ярком свете дня тот выглядел ещё ослепительнее, словно огромный дуб возвышаясь над мировым простором, такой же сильный и основательный. Поймав себя за столь непристойным разглядыванием, Бай Сюинь спохватилась и отвела взгляд, внезапно не зная, куда смотреть, ведь куда ни глянь, всюду он, возвышающийся среди белой пустыни сугробов. Её дыхание сбилось, а сердце нервно задёргалось в груди с каждым мгновением, когда расстояние между ними сокращалось.

Столкнувшись на узкой расчищенной от снега дорожке, ей некуда было бежать или спрятаться, поэтому она могла только продолжать идти с, как она надеялась, отстранённым видом. Она надеялась, чтобы ни движением, ни взглядом не выдала свои хаотичные мысли, разбегающиеся в разные стороны, словно дикие кролики.

Подойдя вплотную, брат и сестра Шао вежливо поприветствовали двух старейшин ордена Алого Феникса. Бай Сюинь лишь кивнула, так как видела их ещё утром, и обратилась вся в слух и внимание, но человек за их спинами даже не удосужился поднять голову.

Отойдя на самый край дороги и едва не влезая ногами в сугробы, Бай Сюинь пропустила этих троих, но дорожка была слишком узкой, и, даже отодвинувшись на самый край, невозможно было разминуться, не оказавшись преступно близко. Настолько, что, когда Да Шань проходил мимо, край его плаща мазнул по обнажённой руке Бай Сюинь, а морозный ветер донёс до неё чужой запах, густой и тягучий, отдающий какой-то едва заметной горчинкой, словно смола, стекающая по стволу вековой сосны. И Бай Сюинь почувствовала себя маленькой букашкой, что вляпалась в эту смолу, отчаянно пытаясь выбраться, но прилипая всё больше, пока окончательно не увязнет. И тысячи лет спустя явится миру янтарной бусиной, запечатлевшей её падение в пропасть с запахом горьковатой хвои и чего-то ещё, что она уже не в силах была различить.

И в то мгновение, когда она внезапно осознала, что пала навсегда и безвозвратно, Да Шань поднял голову и прожёг её взглядом своих чёрных глаз с преступно длинными ресницами, а потом просто отвернулся и продолжил идти дальше. Словно ничего только что не произошло и он этим своим взглядом не впечатал букашку Бай Сюинь туда, откуда ей уже не выбраться.

Старейшина Су в молчании продолжал идти по узкой расчищенной от снега каменной дорожке, даже не подозревая, что человек впереди с прямой спиной и безразличным лицом только что осознал всю горечь своего плачевного положения.

Ван Чжэмин сидел в просторной комнате гостевого домика и пил чай. На самом деле этот бледно-зелёный, отдающий чем-то горьковатым и травянистым и оставляющий непривычно вяжущее послевкусие отвар, был не чаем, а смесью каких-то духовных трав, произрастающих на суровых северных высотах. Молодая госпожа Шао привезла в избытке разных травяных сборов, не желая расставаться с привычными ей вкусами. Она сказала, что это очень полезно для совершенствования, и Ван Чжэмин молча тянул сквозь сжатые губы горячую зелёную жижу, отсчитывая время, когда можно будет уйти, не выглядя при этом бесцеремонным, и как следует прополоскать рот чистой водой.

Он покосился на свою наставницу, которая маленькими глотками пила из своей чашки этот фальшивый чай с видом самым благопристойным и изысканным, словно она каждый день привыкла пить нечто столь сомнительное на вкус. Почему она вообще сидела здесь и тянула горячий отвар из маленькой расписанной горными пейзажами фарфоровой чашечки, оставалось загадкой. Но как-то так получилось, что вот уже вторую неделю они вдвоём неизменно ходили в гости к молодой госпоже Шао на эти чаепития, скрашенные рассказами об ордене Ледяной Звезды.

Бай Сюинь находила своего ученика, где бы тот ни прятался, словно на его спине сиял огромный маяк, а потом тащила его в гостевой домик к Шао Цинмэй, где с самым невозмутимым видом задавала пару вопросов