Асканио - Александр Дюма

Помпео торжествовал и, отвесив Бенвенуто глубокий поклон, продолжил путь в окружении сбиров, которые, как и он, держались весьма вызывающе.

Бенвенуто, хотя и казался весел, до крови искусал себе губы, сдерживая гнев. Поведение знаменитого мастера было непостижимо для всякого, кто знал его вспыльчивый характер.

Пройдя шагов сто и поравнявшись с мастерской одного из собратьев по искусству, Бенвенуто сказал, что хочет взглянуть на древнюю вазу, недавно найденную при раскопках этрусских могильников в Корнето; ученикам он велел идти домой, пообещав через несколько минут вернуться в мастерскую.

На самом же деле он хотел, чтобы ушел Асканио. И действительно, как только юноша и его спутник, о котором Бенвенуто тревожился гораздо меньше, зная, что Паголо не блещет отвагой, завернули за угол, он поставил вазу на место и выбежал из лавки.

Бенвенуто мгновенно очутился на той улице, где повстречался с Помпео, но Помпео там уже не было. К счастью или, скорее, к несчастью, человека, сопровождаемого дюжиной стражников, заметить нетрудно: Бенвенуто спросил у первого встречного, по какой дороге пошел Помпео, и ему тотчас же указали путь. И он, как ищейка, взявшая след, ринулся вдогонку.

Помпео, остановившись у дверей аптечной лавочки на углу улицы Чиавика, рассказывал почтенному аптекарю о том, как отважно он бросил вызов Бенвенуто Челлини. И вдруг он заметил, что на углу появился сам Бенвенуто, с горящими глазами и покрытым испариной лбом.

Бенвенуто даже закричал от радости, заметив своего врага, а Помпео запнулся на середине фразы. Было ясно, что сейчас произойдет нечто ужасное. Наемники выстроились вокруг Помпео и вынули шпаги из ножен.

Нападать в одиночку на тринадцать человек было безумием, но, как мы уже говорили, Бенвенуто отличался поистине львиной храбростью и не вел счета врагам. Выхватив из ножен небольшой острый кинжал, который всегда носил за поясом, он пробился в самую середину отряда, одной рукой вырвал шпаги у двух-трех врагов, другой повалил наземь нескольких наемников, да так ловко, что мигом добрался до Помпео и схватил его за шиворот; но наемники тотчас же тесным кольцом окружили Бенвенуто.

Все смешалось в рукопашной схватке: слышались крики, в воздухе мелькали лезвия шпаг; бесформенный живой клубок катался по земле. А спустя мгновение какой-то человек с победным кличем вскочил на ноги и нечеловеческим усилием, весь в крови, вырвался, торжествующе потрясая окровавленным кинжалом. Это был Бенвенуто Челлини.

Другой человек в предсмертных судорогах лежал на мостовой. Ему были нанесены две кинжальные раны: одна за ухом, другая возле ключицы, у самой шеи. Через несколько секунд он умер. Это был Помпео.

Любой на месте Бенвенуто, убив человека, спасался бы бегством, но Бенвенуто переложил кинжал в левую руку, зажал шпагу правой и с решительным видом стал ждать схватки с двенадцатью наемниками.

Однако сбиры и не думали нападать на Бенвенуто. Ведь тот, кто им платил, был мертв и, следовательно, платить не будет. И, оставив труп Помпео, они бросились наутек, как стая перепуганных зайцев.

В этот миг появился Асканио и, подбежав к учителю, обнял его. Юноша не поверил Бенвенуто и вернулся; но, хотя он и очень спешил, все же на несколько секунд опоздал.

III

ДЕДАЛ

Вместе с Асканио Бенвенуто пошел домой несколько встревоженный: не ранами, которые ему нанесли — они были легкие и на них он не обращал внимания, — а тем, что произошло. Полгода назад он отправил к праотцам Гасконти, убийцу своего брата, но избежал кары благодаря покровительству папы Климента VII; кроме того, смерть убийцы была как бы возмездием. Но теперь, когда покровитель Бенвенуто умер, положение стало более затруднительным.

Об угрызениях совести, конечно, не было и речи.

Да не составит читатель плохого мнения о нашем достойном мастере, который, убив одного, точнее, двух, а может быть, если хорошенько покопаться в его прошлом, и трех человек, так опасался сторожевого дозора, но отнюдь не страшился гнева Господня. Ибо в 1540 году летосчисления нашего этот человек был для своего времени обыкновенным человеком. Да это и понятно. В те времена люди не страшились смерти и сами убивали хладнокровно; мы и теперь смелы — но наши предки были отважны до дерзости; мы люди зрелые — они же были молоды. В те времена люди были так щедры, что совершенно беззаботно теряли, давали, продавали и отнимали жизнь.

Одного писателя, на которого долго возводили клевету, имя которого было синонимом вероломства, жестокости — словом, всего, что означает низость, — этого писателя, великого патриота и отважного человека, оправдали только в XIX веке, самом беспристрастном из всех веков в истории человечества. А ведь единственная вина Никколо Макиавелли заключалась в том, что он был сыном своего времени, когда все зависело от силы и успеха, когда люди уважали дело, а не слово и когда прямо к цели, не разбирая средств и не рассуждая, шли властитель Борджа, мыслитель Макиавелли и ювелир Бенвенуто Челлини.

Однажды в городе Чезене на площади нашли расчлененный труп Рамиро д’Орко. А так как Рамиро д’Орко был важной персоной и занимал видное положение в Италии, то Флорентийская республика пожелала узнать, кто же был виновником его смерти. Восемь членов синьории республики написали Макиавелли, своему послу, прося удовлетворить их любопытство.

Макиавелли ограничился таким ответом:

«Досточтимые синьоры!

Ничего не могу поведать вам о смерти Рамиро д’Орко, кроме того, что Цезарь Борджа — владыка, который казнит и милует людей по их заслугам.

Бенвенуто практически явился воплощением теории знаменитого политического деятеля Флорентийской республики. Гениальный художник Бенвенуто и властитель Цезарь Борджа воображали, что, по праву сильного, они стоят выше закона. Различие между справедливостью и несправедливостью в их глазах заключалось лишь в одном: возможно это для него или невозможно — понятия о долге и праве для них не существовало.

Человек мешал — человека устраняли. В наши дни цивилизация оказывает ему честь, покупая его. Но в те времена молодые нации были так полнокровны, что кровь пускали для здоровья. Нация сражалась с нацией, человек сражался с человеком по внутреннему побуждению, изредка — во имя отечества, порой — во имя дамы, а чаще всего — просто чтобы подраться. Бенвенуто объявил войну Помпео, как Франциск I — Карлу V. Франция и Испания вели поединок то в Мариньяно, то в Павии, не мудрствуя, не вдаваясь в объяснения, без пышных фраз, без жалких слов.