Песня - Людмила Зыкина

Исполнила я «На побывку…» так, как написано у композитора, — без всяких «кружев» и форшлагов.

Успеха никакого.

Как-то на концерте в Колонном зале вздумалось мне немного поэкспериментировать. В последнем куплете есть такие строчки:

Где под солнцем югаШирь безбрежная,Ждет меня подругаНежная!

На слове «нежная» решила поиграть голосом: добавила легкие мелизмы с цыганским налетом. При повторении припева на последнем слове сделала нюансировку: с piano на forte и вернулась на piano. С точки зрения вокальной техники такой прием довольно сложен: без большого дыхания его не выполнишь. В общем, это не что иное, как голосовой трюк, фокус, что ли.

Но сработал он безошибочно. Тот же прием я использовала и в других песнях, гастролируя за границей. Вместе с тем хочу отметить, что в некотором роде это — отход от стиля исполнения народной песни.

Потом я поняла и другое: «На побывку едет» нельзя петь на полном серьезе; надо, наверное, исполнять ее с легким юмором, может быть, даже чуточку иронизируя над этим незамысловатым морячком, приведшим в смятение девчонок поселка.

Тот, кто давно следит за моим творчеством, знает, что «На побывку…» несколько лет была, хоть я и не очень люблю это слово, «шлягером» в моем репертуаре.

Александр Аверкин предложил мне еще одну песню — «Письмо к матери», построенную на незатейливых музыкальных интонациях. Случилось так, что впервые я спела ее в далеких гарнизонах, перед снисходительной солдатской аудиторией. Песня, по-видимому, пришлась по душе воинам, их матерям, женам, подругам. Мне хотелось как бы оттолкнуться от слишком обыденного текста и привнести в нее задушевный лирический настрой, но незаметно для себя «сползла» в сантимент.

Был период, когда слезливые, с надрывом произведения выдвинулись в моем репертуаре чуть ли не на первый план.

В таких песнях, как «Слезы», «Мне березка дарила сережки», героини — русские женщины — предстают односторонне, персонажами, у которых словно и радостей-то никаких нет в жизни. Уныние заслонило все многообразие переживаний, как сейчас принято говорить — положительные эмоции.

Помню, в шестьдесят восьмом году стоило мне разучить лирическую песню А. Долуханяна «Твой отец» на стихи Н. Доризо, как буквально посыпались от композиторов и поэтов — московских и периферийных — стихи и готовые песни о несложившемся женском счастье, о непутевых мужьях, зятьях, о безотцовщине.

Конечно, это — явления, имеющие, к сожалению, место в жизни. Но нельзя сводить к ним всю богатую палитру переживаний женщины. Хочу объяснить, почему я тогда включила в свой репертуар песню «Твой отец». Если в нее вдуматься, станет ясно, что подлинная ее героиня — мать, поддерживающая в ребенке веру в отца и наставляющая:

Ты о нем не подумай плохого,Подрастешь и поймешь все с годами.

Образ матери, которая старается уберечь душу ребенка от психологической травмы, полон тепла и благородства.

Исполнителю приходится постоянно помнить о том, что песня при всей ее многообразной направленности остается поэтическим произведением. Другими словами, житейская бытовщина, даже продиктованная эмоциональными тревогами и заботами, не должна измельчать поэтический настрой.

Вот так складывались мои самые первые шаги на эстраде.

Ирма Петровна Яунзем вынесла суровый приговор:

— Очень плохо.

Я даже обиделась. Но в общем-то она была права.

Я пела много песен — бесхитростных и нередко слащавых. Сейчас, даже когда настойчиво требуют исполнить в концерте «Лешеньку», «Очи карие — опасность», «Мама, милая мама» или «На побывку едет», я стараюсь этого не делать. Но тогда эти немудреные песни все-таки проложили дорожку к зрителю, работали на мою популярность.

Слишком узок был круг композиторов и поэтов, с которыми я общалась. Не хватало в моем репертуаре ни подлинной лирики, ни серьезных песен, а «замахнуться» на большую гражданскую тему, на героическую песню я и вовсе не решалась. Да и, по-видимому, сказывалось отсутствие глубокого художественного вкуса.

Так я начинала на эстраде. А всякое начало — это поиск.

Зрительский успех для певицы — важное условие ее творчества. Я не верю и не могу поверить, если, скажем, какая-нибудь исполнительница «не прошла» у публики, а ее это якобы не огорчает — так не бывает. Но, как справедливо писал великий Станиславский: «…дело не в аплодисментах. Нет. Актер растет пока работает. Если он становится падок на вопли своих поклонниц, рост его прекращается».

Подлаживаться под публику, особенно под вкусы непритязательной ее части,— гибель для художника. В том и заключается высокое «назначение» поэта, композитора и певца, что они не должны идти за слушателем, зрителем, а призваны быть немножко впереди, помогая своим творчеством формировать подлинно художественный вкус.

Начало моей работы на эстраде как солистки было отмечено знаменательным событием в жизни страны — советский гражданин стал первым космонавтом планеты.

Гагаринский виток вокруг земли вызвал невиданный трудовой энтузиазм, дал импульс творческим дерзаниям наших деятелей культуры и искусства. Я тоже много думала, размышляла над своим репертуаром, советовалась со старшими коллегами. Все больше убеждалась, что мой «старт» в Песню на эстраде основывался на далеко не лучшем вокальном материале, требовавшем значительной поправки на время, на возросшие духовные потребности наших людей. Но, видно, действуют в творчестве каждого артиста закономерности, по которым «не положено» перепрыгнуть сразу через ступеньки лестницы, ведущей к высотам профессионального мастерства. Наверное, неизбежно приходится «переболеть» какие-то этапы становления в поисках своего «я» в искусстве.

Одна тема была интуитивно мною найдена — это тема глубокой духовной красоты, высокой и благородной любви наших людей. Преодолевая колебания и сомнения, я постепенно переходила от песен, не требовавших серьезного осмысления, к усложненным и по музыке и по стихам произведениям. Приблизительно к пятому году работы на эстраде дали о себе знать качественные изменения в голосе. Это сразу заметили мои слушатели. Рецензенты отмечали, что драматическое начало в моем пении не потеснило лирическое, а, наоборот, углубило его. Что голос приобрел рельефность, и песенные образы стали более пластическими и отточенными.

Пришли наконец «мои» песни. Чтобы найти их и исполнить, потребовались годы. Думаю, что сложилась я как певица к тому времени, когда представила на суд зрителей и критики самые значительные свои работы — «Калина во ржи» А. Билаша, «Солдатская вдова» М. Фрадкина и «Рязанские мадонны» А. Долуханяна.

Глава IV

Репертуар и личность певца

Проблемой номер один для певца был и остается репертуар. У каждого исполнителя должна быть своя тема — какой-то кусочек собственного мироощущения, пропущенного через свое сердце. Пусть маленькая, не очень громкая, но обязательно своя. Только так могут появиться яркие индивидуальности на эстраде. У нас же часто дело доходит до того, что в одном и том же концерте разные певцы исполняют одну и ту же песню. Иногда и того хлеще: был такой случай на телевидении, когда популярную песню начинал один певец, а заканчивал другой. А ведь творческая значимость исполнителя определяется тем, насколько точно и сильно выявляется его личность в репертуаре. Насколько этот репертуар соответствует индивидуальности артиста.

Наверное, многим зрителям и слушателям запомнилась певица Джильда Мажикайте, исполнявшая в свое время очень колоритную песню протеста «Руки прочь от Вьетнама» композитора Бориса Карамышева. Эта песня и исполнительница, ставшие лауреатами фестиваля молодежи и студентов в Софии, словно были созданы друг для друга. Весь артистический облик певицы — распущенные волосы, выразительные глаза, в которых горит гневный огонь, стройная, статная фигура, наконец, темперамент, прорывающийся в каждом повороте головы, в каждом подкрепляющем слово жесте,— оставлял впечатление убедительной органичной цельности.

Можно привести и другие примеры. Ищущая, думающая певица — Гелена Великанова. В ее репертуаре четко звучит своя тема — судьбы современных женщин, их благородство, гордость, чувство собственного достоинства. Кроме того, нащупала Великанова духовное родство с поэтессой Цветаевой, композитором Ивановой. Это несомненный сдвиг в ее творческом самосознании. А ведь начинала она на радио с простеньких детских песенок М. Раухвергера. Великанова точно соразмеряет свои возможности, знает, что ей дается, в чем ее сила воздействия на слушателя. Ее не совратит редактор или композитор модным шлягером, где ей придется петь не своим голосом, выйти из найденного ею за многие годы выступлений на эстраде образа.