Сорняк - Кармело Сардо

Мы перекусили, а потом переместились в “Каламбо”, клуб, где ребята слыли постоянными клиентами. Они проводили меня к потайной двери, за которой оказался маленький бассейн с теплой водой и четырьмя прекрасными обнаженными нимфами. Рядом с бассейном стоял Фофо, он протянул мне бокал шампанского и спросил: “Четверых тебе хватит?”

Я скользнул в бассейн и провел одну из самых прекрасных ночей своей юности. Я был жаден до плотских утех. На Сицилии за одну невинную ласку получали пулю в лоб. С тех пор я не мог насытиться любовью.

Фофо был моим наставником. Широкоплечий, настоящий спортсмен, он часами пропадал на тренировках и в результате стал почти профессиональным боксером. В известных кругах его уважали как серьезного, надежного человека.

Хотя Фофо отучился в немецкой средней школе, его мировоззрение осталось сицилийским, достаточно традиционным, как и у многих эмигрантских семей из Италии, с которыми я познакомился в Германии. Молодое поколение, выросшее на Сицилии, отличалось более гибким мышлением.

Фофо обучил меня мастерству карточного шулера, рассказал все хитрости, и скоро я продемонстрировал ему свои выдающиеся способности в тасовании колоды и комбинировании карт. Ученик превзошел учителя.

Карты, женщины, шампанское. Боже мой, как далека сейчас от меня вся эта жизнь! Я с трудом верю, что прожил ее и что это не видение, вызванное бессонницей и прозябанием в сыром карцере. В последний раз мои ухоженные руки с тонкими пальцами держали игральные карты здесь, в тюрьме, Бог знает сколько лет назад: жалкая партия в дурака с верзилой, который был тогда моим соседом по камере. Громадный, жирный, волосатый, он напоминал гориллу и двигался, как горилла. Мы разыграли пачку сигарет, хотя я не курю. Я постоянно выигрывал у него по десятку сигарет, а потом возвращал обратно. Так что мой сокамерник был готов играть до бесконечности.

К женщине я не притрагивался уже лет двадцать. Боже мой! Двадцать лет без секса. Вы можете себе это представить?

Сегодня я получил письмо от женщины, которая утверждает, что влюблена в меня. Говорит, что впервые увидела меня в зале для свиданий несколько месяцев назад: она пришла проведать брата, а я встречался с сестрой. Эта женщина пишет, что с тех пор все ее мысли обо мне. Она даже навела обо мне справки и клянется, что хотела бы серьезных отношений с таким человеком, как я. Ради любви. Я получал и другие предложения подобного рода. Но не стал придавать им значения.

Заключенный вряд ли может позволить себе любовь, пока отбывает срок. Я думаю, настоящая любовь возможна лишь рядом с любимой, когда вы проживаете вместе каждый день. А пока я в тюрьме, не хочу иметь никаких отношений с женщинами. Покуда я здесь погребен, это бессмысленно. Я вправе испытывать безграничную любовь только к моей матери и моим родным.

Жизнь в большом городе

Впервый год своей немецкой жизни я не мог обойтись без Лео. Без него я шагу не мог ступить – он стал моим гидом и научил меня ориентироваться в Гамбурге. Впоследствии, если мне случалось заблудиться, я прибегал к одному хитрому способу, чтобы найти дорогу: следовало вспомнить расположение выездов с автострады.

В восемнадцать лет я задумался о водительских правах. Я водил машину с тринадцати лет, и казалось, что получить права проще простого. Но я ошибался. В Гамбурге инспектор оказался на редкость дотошным, и мне пришлось зубрить все правила, прежде чем меня допустили к экзамену. Сперва я сдавал теорию и ни разу не ошибся, а потом вел машину в черте города и на автостраде. Права достались мне нелегко, зато я стал уверенным водителем и помнил каждый знак. На Сицилии водили все кому не лень, но никто не соблюдал правил. Достаточно было самой пустяковой аварии, чтобы завязалась жестокая драка.

На свой первый карточный выигрыш я купил черный “БМВ”. Машина – загляденье, особенно для восемнадцатилетнего парнишки, который на Сицилии сидел за рулем дряхлой колымаги, взятой напрокат у приятеля. Теперь же достаточно было нажать на газ, чтобы почувствовать, как машина словно отрывается от земли. На просторных немецких шоссе не существовало ограничений по скорости, я выжимал двести километров в час, и двигатель отлично справлялся с задачей. На Сицилии уже при сорока километрах в час моя развалина начинала тарахтеть так, будто вот-вот взорвется.

Я быстро обжился в Гамбурге, снял большую квартиру на улице Репербан[4]. Я стал независимым, на что Лео слегка досадовал.

Постепенно наша с Лео дружба сошла на нет. Мы едва не поссорились, когда Лео проиграл в нарды почти все деньги из общей кассы – порядочную сумму, накопленную игрой в покер, домино и крапленые карты. Я разозлился, но простил друга. С тех пор в нашей компании установилось жесткое правило: мы перестали ставить на кон деньги из общей кассы. Проигрыш одного ставил под угрозу всех. Фофо был неподражаем. Он взял кредит в банке и восстановил мир среди товарищей. Причем его поступок был продиктован, скорее, добрыми чувствами, нежели выгодой: в сущности, он не нуждался в нас, а мы и шагу ступить не могли без его мудрых советов.

Лео согласился принять помощь, так как прекрасно понимал, что и сам натворил дел.

Менее чем за месяц мы выплатили весь кредит благодаря моим выигрышам в покер.

Однажды вечером в итальянском ресторане “Марлетта” я обыграл пьяного немца, который похвалялся перед своей спутницей, будто он мастер в азартных играх. За каких-то полчаса я лишил его тридцати тысяч марок и золотых часов “Ролекс”. На следующий день разозленный немец пришел отыграться, но я разорил его еще на пятьдесят тысяч. Понятно, это была ощутимая прибыль в нашу общую копилку. Тогда же я смекнул, что в качестве помощницы мне не помешала бы красивая женщина: мужчины легко отвлекаются на красоток и не так внимательно следят за игрой.

После той удачной партии мой авторитет в группе изрядно вырос. А когда Фофо подустал от игр, я взял дело в свои руки, сосредоточившись, главным образом, на покере. Диего не знал себе равных в рамсе, Фофо ловко бросал кости, но уже без прежнего задора, хотя ему удавалось, ставя на кон небольшие деньги, выигрывать внушительные суммы. Мы вели беспорядочную жизнь. Дни напролет спали и выходили из дому только к вечеру. И тут нужно было не прозевать свою удачу, ведь схожим ремеслом занимались славяне и турки, они использовали те же приемы, что и мы, перетекая из одного заведения в другое, выслеживая добычу. Лакомый кусок доставался тем, кто опередил соперников.

Мы решили поделить город и договорились, что каждый станет промышлять лишь в границах своих владений. Стоило появиться цыпленочку, которого можно было ощипать, один из нас быстро созванивался с остальными, и мы собирались в условленном месте. Стратегия была тщательно продумана. Одурачить очередного олуха не составляло труда: мы предлагали ему спиртное и кокаин, чтобы, с одной стороны, он не стал клевать носом раньше времени, а с другой – был бесшабашен в игре и готов поставить на кон все до последней марки. В восемь утра открывались банки, и вот тут-то мы ловко обыгрывали бедолагу, стараясь вести партию лишь с небольшим отрывом в нашу пользу. Жертва без колебаний подписывала счет, и Лео отправлялся обналичить его. Получив от Лео подтверждение, что на счету достаточно средств, мы потихоньку удалялись с места расправы, позволяя другим игрокам подбирать крошки после нашего пиршества и вяло доигрывать кон с простаком, не предлагая ему больше кокаина.

Нам хватало одного крупного выигрыша в месяц, чтобы покрыть немалые расходы.

Конечно, охота – дело непростое, и мы прекрасно понимали, что разоряли отдельных людей и целые семьи. Но и те, кто играл с нами, готовы были нас уничтожить. В мире азартных игр царит закон джунглей.

Я получал удовольствие от такой жизни. Мне нравилось, что родители и многочисленные родственники больше не дышат мне в затылок. Я почувствовал вкус свободы. Сицилия осталась где-то далеко, и я даже не вспоминал о ней.

Свобода! Что значит для меня свобода сегодня? Жизнь за пределами этих стен – что она такое для человека, не вкушавшего ее уже более двадцати лет?

Свобода – это море, например. Голубое море, бесконечное и манящее. Я рассекал его сильными руками, выучившись плавать у своего деда. Мое море, всегда чистое и прозрачное. Благоухающее и вечное. Соблазнительное даже ночью, когда при свете луны я нырял в его объятия и плескался, несмотря на упреки дядьев. Иногда они рыбачили по ночам, а я зачарованно любовался небом, усеянным звездами. Глупенький мальчик, я пытался сосчитать их, но сбивался, дойдя до двадцати.

Что я отдал бы сейчас за один день на море? Мне хватило бы только шума прибоя. Монотонного плеска, что убаюкивал меня бесконечными одинокими ночами на Азинаре[5]. Музыка моря утешала, утоляла боль. По крайней мере, мне так казалось.