Бес в ребро - Георгий Вайнер

— Так тут же ничего нет! — разочарованно воскликнула она.

— Как говорит мой боцман: годи помалу! Ждем минутку…

Середина белой пластмассовой карточки стала наливаться мутью, как будто заливало ее киснувшее молоко, в ней появилась голубизна и прозелень, еле заметный вначале цвет стал постепенно набирать силу и глубину. Из туманных разводов цветового хаоса появились отчетливые линии, и вдруг в центре пластинки вынырнуло Маринкино серьезное лицо в фуражке. Ее смешная рожица словно выплывала к нам из глубины морской воды: появились удивленные глаза, сжатые строго губы, кокарда. Из сумрака небытия возникла она натекла сочным цветом, появилось ощущение пространства и тепла.

— Во зыко! — ахнул Сережка. Два бессмысленных кошмарных слова выражают максимальный восторг, высшую категорию качества: «Зыко!» и «Зыровски!». — А мне можно?

— На, работай! — протянул ему поляроид Ларионов. — Учти, в кассете десять снимков, распорядись с умом…

Я на кухне высыпала на стол из мешка присланные Адой фрукты. Огромные алые яблоки, золотисто-желтые длинные груши. Из гостиной доносился Маринкин восхищенный визг, значительно басил, срываясь на петушиный вскрик, Сережка, и чуть тягучий голос Ларионова объяснял им что-то, наверное, про необходимость соблюдать порядок. Потом я услышала недоверчивый вопрос Сережки:

— И на Бермудах?!.

— Конечно, бывал…

— А око тайфуна — это не выдумки?

— Нет, не выдумки — кольцо шторма вокруг судна, а внутри мертвая зыбь… Сухогруз «Тарасов» погиб…

Ах, как было бы хорошо, если бы с ними сидел там Витечка! Шутил, подначивал вопросами Ларионова, строил свои обычные несбыточные планы: «С завтрашнего дня строим плот с парусами — отправляемся через Атлантику…»

Мы ведь, Витечка, готовы были поплыть с тобой на плоту через океан по первому твоему слову. Нам и штурман Ларионов для этого был не нужен. Мы твердо верили, что ты знаешь курс к счастью. Зачем нам еще штурман? А ты нас завез на необитаемый остров. А сам уплыл неведомо куда, обвязавшись на дорогу спасательным поясом с надписью «Гейл Шиихи»…

Из мешка высыпались душистые зеленые огурчики фейхоа и тугие оранжевые комья хурмы. Они были обтекаемо-острые, как девичьи груди, и сочились изнутри светом вроде китайских фонариков.

Маринка с жаром объясняла Ларионову:

— Это давно было, когда еще жили начальные люди, то есть мартышки…

В дверях кухни появился смеющийся Ларионов. Я показала ему на фрукты:

— Впервые слышу, чтобы в Одессе росли хурма и фейхоа…

Ларионов покраснел, заерзал:

— Понимаете, Ирина Сергеевна, глупость вышла с посылкой… Я ведь ее уже поставил в такси, когда драка началась…

— И что, за время драки помидоры превратились в хурму?

— Нет. — Он растерянно развел руками. — Когда драка круто заварилась, таксист дал газ и укатил… И посылочка с ним вместе тю-тю…

— Тю-тю… — бессмысленно повторила я за ним. — Дороговато, боюсь, станет посылочка…

— Да что вы, Ирина Сергеевна! — взмок от неловкости Ларионов. — Я днем заскочил на Центральный рынок — там и выбор лучше нашего, и цены, можно сказать, дешевле… Пусть ребята витаминчиков покушают… Хорошие у вас мальцы!..

Я махнула рукой:

— Да ладно! Все дети прекрасны, все старики почтенны…

У него, по-моему, есть перебои с чувством юмора, потому что он совершенно серьезно ответил:

— Не знаю… Я не верю, что все дети прекрасны, а старики заслуживают уважения. — Помолчал мгновение и добавил: — Есть противные дети и презренные старики…

В кухню влетел Сережка с поляроидом в руках:

— Вот так стойте!.. Рядом!.. Ма, чуть-чуть ближе… Вот так, стоп!

Полыхнула крохотная молния блица, с шуршащим шипением выползла еще слепая карточка. Но грома небесного я не услышала. Не услышала я беззвучного немого грома. В сентябре редко гремит гром.

Так и стоим мы на той цветной карточке — рядом, у стола, заваленного горой золотисто-оранжевых и зеленых фруктов.

К концу дня позвонил на работу Ларионов.

— Ирина Сергеевна, вы хотели передать Аде какие-то книги…

— Да, да, спасибо! И отдать вам поляроид, вы его вчера забыли у нас.

— Ладно, это успеется… Ирина Сергеевна, давайте пойдем на Владимира Фаддеева — это очень интересно, билеты дают только с нагрузкой… И заодно отдадите книги…

— А кто такой Фаддеев? — не поняла я.

— Это знаменитый телепат, гипнотизер. Психологические опыты, называются «Познай самого себя»…

— Да ну, чепуха какая-то! — почему-то рассердилась я. — У меня ужин для детей не приготовлен, а я буду с гипнотизером познавать себя!

— Ирина Сергеевна, во-первых, интересно же проверить — вдруг мы не все о себе знаем? Он ведь и экстрасенс в придачу! Вдруг откроет в вас что-то неведомое?

— Нечего во мне открывать! Со мной дело ясное. А что второе?

— Нет, это я так сказал, в смысле второго… Я имел в виду насчет ужина ребятам. Я уже был у вас дома, привез им биточки по-московски… — У него по-прежнему был странный тон — застенчивый и уверенный одновременно.

— Что-что? Какие биточки?

— По-московски. В кулинарии от ресторана «Центральный» продавались — знаете, лоток такой фольговый, а в нем уже готовые замороженные биточки. С гарниром. Рис припущенный. Только в духовку поставить — через пять минут можно есть. А на сладкое торт «Марика». Ребята сказали, что им такой ужин подойдет…

Какой странный, однако, человек! Ну, кто его просил? На кой черт мне этот Фаддеев? Как всегда, в момент гнева и растерянности потеряла дыхание, ком под горлом кляпом придушил.

— Ирина Сергеевна, ну не молчите! — сказал он тихо, и никакого упрямства и напора в его голосе не было. — Я думал, что вас это развлечет…

И, наверное, потому, что я молчала, стараясь снова поймать дыхание, он быстро заговорил:

— Я из милиции когда вышел, смотрю, народ клубится у театрального киоска. Честно говоря, я тоже никогда не слышал про этого знаменитого психосенса, Фаддеева этого самого… Наверное, что-то вроде Вольфа Мессинга. А потом подумал, может, откроет он мне что-то психологическое про меня, о чем я раньше не догадывался. Сейчас это бы мне пригодилось…

— А что у вас там с милицией?

— Не знаю… — медленно ответил он. — Как-то все очень странно получается…

— Что именно странно?

— Трудно сказать… — Он будто вместе со мной снова проверял странности обстоятельств в милиции. — Какое-то странное ощущение — будто я этих хулиганов поколотил, а милиция за них обиделась…

— Любопытно, — согласилась я, хотя мне это было совсем нелюбопытно и хотелось закончить разговор и идти домой. Но во всех нас живет неодолимая потребность резонерствовать, и я заметила: — Вообще-то говоря, милиция возражает против любых драк, независимо от того, кто виноват…

— Да, конечно, — не стал спорить Ларионов. — Но обиделись они только после того, как я твердо отказался мириться и платить штраф. Вот это меня и удивило…

— Что значит обиделись?

— Да это я так сказал, чего им на меня обижаться! Они меня стали исподволь припугивать. Мол, не хочешь по-хорошему, то почитай кодекс — вон сколько интересных статей тебя касается. Я от этого немного растерялся…

— Испугались? — спросила я напрямик.

— Да нет, — неспешно ответил он, и я почему-то поверила ему сразу. — Я не очень робкий паренек. Но когда на тебя смотрят жестяными глазами и не хотят слушать, видеть, понимать, вот это тоскливо! Да ладно! Ирина Сергеевна! Идемте на гипнотизера! Мы оба сегодня не очень счастливы — вдруг он нам докажет, что мы не правы? Ребята сыты и довольны жизнью… Идемте! Сережка обещал проверить уроки у Марины. Идемте!

— А как ребята отнеслись к вашим биточкам?

— К биточкам? — удивился Ларионов. — Нормально! Пожаловались, что вы никогда не покупаете готовые котлеты и пельмени, а они их очень любят…

Я подумала с испугом, какой дал бы мне укорот Витечка, если бы я приперла из кулинарии замороженные биточки! У Витечки есть некоторый гастрит, поэтому всякие полуфабрикаты в наш дом не допускаются ни под каким видом. Я очень гордилась своей стряпней, а ребята, оказывается, мечтают о готовых котлетах.

— Ирина Сергеевна, вы о чем думаете? — настойчиво спросил Ларионов. — Если не хотите идти на гипнотизера, давайте просто пройдемся до дома, я вас провожу, подышите свежим воздухом. Или в ресторан пойдем, поужинаем. Ну, чего вы молчите? О чем думаете?..

О чем я думаю? О чепухе какой-то! Я думала о бессчетных тоннах продуктов, которые я перетаскала в сумках. Грузовик здоровый за раз не вывезет. Много лет. Мы все, семья, были похожи на рисунок из занимательной арифметики Перельмана — человек-гора, в разверстую пасть которого вползает товарняк с едой. Цистерны борщей, платформы котлет, пульманы картошки.