Долгое завтра - Ли Бреккет

— Год назад тебе так не казалось.

— Возможно.

— Ну, хорошо. Даже если ты уже не обижаешься, все равно что-то странное происходит с тобой. Что же, скажи мне?

— Ничего.

— Ленни, я много раз имела дело с мальчиками вроде тебя и знаю, что если ребенка ничто не тревожит, он не может быть таким угрюмым, и тем более в солнечный субботний день.

Она посмотрела на глубокое, без единого облачка небо, вдохнула полной грудью прозрачный воздух, пристально всматриваясь в окружавший усадьбу лес. Для нее это были не просто деревья, а чудесное буйство красок; названия многих из них уже исчезли из ее памяти.

— Только в это время года, когда опадают листья, можно увидеть настоящие цвета. Мир становится красочным. Ты не поверишь, Ленни, но когда я была маленькой девочкой, мне купили платьице такое же красное, как листья того дерева.

— Наверное, это было красиво, — Лен попытался представить бабушку маленькой девочкой в красном платье и не смог, отчасти потому, что в его представлении она навсе1да останется старой бабушкой, отчасти оттого, что никогда в жизни не видел человека, одетого в красное.

— Оно было такое красивое, — медленно произнесла бабушка и снова вздохнула.

Они вдвоем сидели на ступеньке, не разговаривая. Наконец бабушка сказала:

— Я знаю, что беспокоит тебя. Ты все еще не можешь прийти в себя от того убийства на проповеди.

Лен задрожал. Он пытался унять дрожь, но ничего не смог поделать.

— О бабушка, это было… Он был в одном сапоге. Они сорвали с него одежду, забыв про этот сапог, и это было очень страшно. А они продолжали бросать в него камни…

Лен закрыл глаза и вновь увидел тоненькую, смешанную с грязью, струйку крови, сбегавшую по белой коже человека. Увидел, как поднимались и опускались руки людей.

— Зачем они это сделали, ба? Зачем?

— Спроси лучше у отца.

— Он сказал, что они боялись, и этот страх мог толкнуть людей на зверскую расправу и что я должен молиться за них. — Лен сердито почесал нос тыльной стороной ладони. — Я буду молиться, чтобы кто-нибудь тоже забросал их камнями.

— Ты видел такое лишь однажды, — возразила, покачав головой, бабушка, глаза ее были закрыты. — Если бы ты видел то, что довелось пережить мне, ты узнал бы, до чего может довести людей страх. А я ведь была младше, чем ты, Ленни.

— Это было очень страшно, да, бабушка?

— Я уже стара, очень стара, но помню: в небе полыхало пламя, алое пламя, вон там, — костлявой рукой она описала полукруг, указывая с юга на север. — Там пылали большие города, пылал город, куда я должна была уехать со своей мамой. Оттуда бежали все, убежища были построены на каждом поле, люди прятались в конюшнях и сараях, нам пришлось зарезать сорок коров, чтобы прокормить этих людей и себя. То было страшное, тяжелое время. Просто удивительно, как мы смогли пережить все это!

— Так поэтому они убили того человека? Потому что боятся возвращения всего — и городов, и войны?

— А разве ты не слышал об этом на проповеди? — спросила бабушка, хорошо помня свое последнее посещение проповеди.

— Слышал. Они говорили, что нечистый развращает молодежь какими-то плодами, я думаю, они имели в виду плоды с дерева знания, как об этом говорит Библия. А еще они говорили, что он пришел из какого-то Барторстауна. Что такое Барторстаун, ба?

— Спроси своего отца, — сказала она и стала рыться в карманах фартука:

— Куда я засунула свой носовой платок? Я же точно помню, что у меня он был.

— Я спрашивал его. Он сказал, что такого города нет.

— Хм.

— Он сказал, что в этот Барторстаун верят только дети и фанатики.

— В таком случае от меня ты ничего другого не услышишь, и не пытайся расспрашивать меня.

— Не буду, ба. Но все равно ведь этот город существовал, только очень давно?

Бабушка, наконец, отыскала платок. Она вытерла им глаза и лоб, высморкалась и сунула его обратно в фартук.

— Когда я была маленькой, — сказала она, — шла война.

Лен кивнул. Мистер Нордхолт, школьный учитель, много рассказывал им об этом, и для Лена его рассказы были неразрывно связаны с книгой откровения, ветхой и отталкивающей.

— Мне кажется, она длилась очень долго, — продолжала бабушка, — я помню, о ней очень много говорили по телевизору и показывали нарисованные бомбы, выпускавшие облака, похожие на громадные грибы, любой из которых мог стереть с лица земли целый город. Огненный поток извергался с неба, и многие были уничтожены им. Господь вооружил врага нашего, дабы отомстить за себя.

— Но мы ведь победили?

— О да, в конце концов, мы победили.

— А потом построили Барторстаун?

— Нет, он был построен правительством еще до войны. Правительство тогда находилось в Вашингтоне. Этот город был совсем другим — гораздо больше, чем сейчас. Маленькая девочка вроде меня не должна была интересоваться такими вещами, но я слышала, что построено много секретных убежищ, и Барторстаун был самым секретным из них.

— Если этот город был секретным, откуда ты узнала, что он существует?

— Об этом говорили по телевизору. Они не сказали, что это за город и зачем построен, и нас пытались убедить, что все это слухи, но я запомнила название.

— Так значит, — тихо произнес Лен, — все это правда.

— Ты должен понять, что все это происходило много лет назад и что сейчас все изменилось. А может быть, в Барторстаун действительно верят только дети и фанатики, как сказал твой отец.

Бабушка добавила, что никогда не видела ни одного секретного города, а затем сказала:

— Не думай об этом, Ленни. Не связывайся с дьяволом, и дьявол не тронет тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы с тобой случилось то же, что с тем человеком на проповеди?

Лена бросало то в жар, то в холод. Но любопытство заставило его задавать вопросы, несмотря ни на что.

— Неужели Барторстаун такое ужасное место?

— Да, да, — шепотом отозвалась бабушка, — все думают, что это так. Всю жизнь мне приходится постоянно держать язык за зубами. Но я помню, каким до войны был мир. Я была еще девочкой, но уже достаточно взрослой, чтобы все запомнить, и мне тогда было почти столько же лет, сколько тебе сейчас, Ленни. Я помню, как нам пришлось стать меноннайтцами, хотя мы никогда не принадлежали к этому народу. Иногда мне хочется… — она прервала свою речь на полуслове и вновь обратила взор на пылающий красками лес.

— Я так любила свое красное платье…

Снова молчание.

— Бабушка!

— Что?

— А какими они были, эти города?

— Спроси лучше своего отца.

— Но ты ведь знаешь, что он ответит мне. Кроме того, он их никогда не видел. А ты видела, ба. Ты помнишь.

— Господь разрушил их в своей безграничной мудрости. Ты не должен больше спрашивать меня об этом. А я — отвечать тебе.