Упрямый хутор - Валентин Овечкин

- Об чем вопрос? Пир горой закатим!

Водители сцепили машины кусками стального плетеного троса.

- Кто там - пройдет вдвое? - спросил Дорохин Головенко.

- Пройдет... Давайте конец, - отозвался замерзающий в реке тракторист.

- Держи!

- Пробуем, что ли, товарищ лейтенант? - спросил, усаживаясь в кабину, водитель головной машины. - Нам тут долго нельзя маячить. Приказано курсировать туда-сюда.

- Пробуйте. Бородач, завязал?

Головенко пускал пузыри, нырял.

- Ух, глубоко! Киньте мне болт с гайкой. Тут петля, на болт возьму...

- Я вылез, товарищ лейтенант, - сказал Харитон Акимыч. - Невтерпеж! Ему все же не так холодно - у него одна нога деревянная.

- Эй, браток, довольно тебе нырять! Трогаем? А?

- Все... Готово!

Харитон Акимыч перекрестился:

- Господи благослови!

- А ты, дед, оказывается, религиозный, - сказал Дорохин.

- Какое религиозный! Десять лет не говел. Так, прибегаю в крайнем случае...

Моторы взревели. Уже нельзя было разговаривать обыкновенным голосом, нужно было кричать.

- Кузьма! - закричал Харитон Акимыч. - Греби прочь! Трактор вытащили - тракториста задавим!

Видно, все же крепко засосало речным илом за полтора года "утопленника" - три гусеничных шестидесятисильных тягача буксовали на месте, трос натянулся, как струна, а груз в воде не подавался.

- Стой! - закричал Дорохин. - Так не пойдет. Недружно берете. Давайте по сигналу, на фонарик, разом! Смотрите все сюда. Зеленый цвет: "Приготовились!", красный: "Взяли!"

Сто восемьдесят лошадиных сил рванули разом. Что-то тронулось, забурлило в воде.

- Идет! Давай, давай!..

Моторы ревели на полном газу. Тягачи буксовали... Лопнул трос... В хуторе, в садах, разорвался первый снаряд, пущенный немцами в эту сторону.

- Перелет... Ныряй, Кузьма! - сказал Дорохин. - Вчетверо пройдет?

- Пройдет, - содрогаясь всем телом, полез в воду Головенко. - Надо было сразу вчетверо...

Второй, третий снаряды легли на лугу, но в стороне, метрах в двухстах.

- Вслепую бьет, наугад, - сказал старшина. - Не видит нас.

Бух!.. Снаряд упал в реку, разорвался, взметнулся большой столб воды и грязи. Головенко нырнул, долго не показывался на поверхности.

- Эй, дядя! - закричал ему один водитель. - Ты не ныряй, когда в воду снаряд упадет. Оглушат тебя, как сома!

- Не обращай внимания! - крикнул Дорохин. - Это они воду подогревают, чтоб тебе теплее было. Крепи получше! Все? По местам! Приготовились! Переключил глазок фонарика на красный цвет. - Взяли!..

Из взбаламученной, черной, чуть поблескивавшей рябью при вспышках ракет воды показались сначала труба воздухоочистителя, потом радиатор и топливный бак, облепленные водорослями.

- Идет, идет...

Трактор выполз на берег, весь в тине, водорослях - чудо морское.

- Вытащили голубчика! - закричал Харитон Акимыч.

- Вытащили! - прыгал на деревяшке вокруг трактора Головенко. - Я боялся - порвем ось или кронштейн.

Дорохин шел рядом с влекомым на буксире трактором, не обращая внимания на комья грязи, срывавшиеся с колес, щупал его мокрые, облепленные тиной бока, обрывал с них водоросли. Хотел что-то крикнуть подбежавшему Харитону Акимычу - сорвался голос. Молча потрепал старика за плечо...

Немецкие наблюдатели скорректировали огонь по шуму моторов. Снаряды и мины стали ложиться ближе. Одна мина с резким, противным свистом шлепнулась в грязь метрах в пяти. Дорохин упал на землю, увлекая за собой старика... Мина не разорвалась.

- Все же есть у них на заводах сознательные рабочие, - сказал, поднимаясь, тряся головой, Харитон Акимыч. - Третья мина не рвется, подсчитываю.

- Тут на лугу грунт мягкий.

Тягачи остановились. Водитель головной машины подбежал к Дорохину.

- Товарищ лейтенант! Отцепляю два тягача!

- Отцепляй. Один отбуксует трактор к ним в колхоз, а вы уходите с этого места. Довольно! Раздразнили теперь их на всю ночь!

- Спасибо вам, товарищи бойцы! - кланялся, сняв шапку, Харитон Акимыч. - Спасибо, родные!

- Магарыч за тобою, дед, не забудь!

На всем пространстве между рекой и окопами рвались снаряды. Слева, по лугу, к ним двигалась сплошная стена разрывов.

- Вот тут-то они нас накроют!

Водитель оставшегося тягача спрыгнул с сиденья, распластался на земле.

Трах! Трах! Трах! Трах!

Харитон Акимыч, завалившись на бок в какую-то ямку, мелко, часто крестился.

- Ох, тыж, твою так... близко положил!.. - Одновременно перекрестился. - Ох, ты ж!.. Еще ближе! - Перекрестился.

Трах! Трах!..

Как ни скучно было лежать в эту минуту на открытом месте, Дорохин не выдержал, расхохотался.

- Прибегаешь, дед? В крайнем случае?..

И вдруг - сразу утихло. Вероятно, немцы разгадали уже точное направление танковой атаки. Здесь утихло, зато справа, за селом Теплым, загремело сильнее. Била и наша артиллерия, куда-то вглубь, по немецким тылам. Застучали пулеметы, автоматы.

- Товарищи, не могу идти! - закричал сзади Головенко.

- Тракториста ранило! - поднялся дед. - Кузьма, где ты?

Старшина подвел под руку прыгающего на одной ноге Головенко.

- Деревяшку отбило...

- Посадите его на тягач, - сказал Дорохин. - По живому не зацепило? Лезь, указывай дорогу водителю.

...В хуторе Дорохин распрощался с Харитоном Акимычем.

- Ну, не будешь больше приставать к нам! Паши, сей, не поминай лихом!

- Какое - лихом! Товарищ лейтенант! Что б я тут, председатель, делал без тягла? А теперь - пойдем жить!.. Мы вам тут, на этой площади, памятник поставим!

- Вы еще разберитесь, что за трактор, как он там перезимовал в речке. Может, все поржавело.

- Сверху поржавело - очистим. А внутри - его же маслом смазывали... А Дуня, товарищ лейтенант, девка хорошая... Приезжай к нам... В председатели тебя выберем. Передам тебе дела из полы в полу, - знаешь, как в старое время лошадей продавали?

- До свиданья, Акимыч! Трактор получил? Получил. Ну, вали домой! И не мешай нам воевать...

Вскоре их дивизию сменили, отвели в тыл, километров за восемьдесят от передовой, в резерв. Там они стояли два месяца, ремонтировались, принимали и обучали пополнение и на Миус уже не вернулись - дивизия влилась в состав другой армии.

Участвовать в июльском большом наступлении Дорохину довелось на другом фронте.

И как бывает у солдат, когда вспоминал он хутор Южный на Миусе, мечталось еще заглянуть туда после войны, встретиться с знакомыми, полюбившимися ему людьми, посмотреть, как расцветает жизнь на месте бывших развалин и окопов, найти свой блиндаж где-то в саду между яблонями, посидеть на обвалившемся, заросшем бурьяном бруствере, выкурить махорочную цигарку, послушать песни девушек, обрывающих с веток красные яблоки... Но много было потом еще хуторов и сел по пути на запад, и каждый освобожденный им клочок земли стал Дорохину родным. А когда окончилась война, ему уж было не до того, чтобы объезжать все те места, что прошел он со своими бойцами. Надо было и самому начинать работать, восстанавливать разрушенное войною народное хозяйство, запахивать вчерашние окопы.