Настоящие мемуары гейши - Минеко Иваски

В апреле того же года мой самый старший брат, Сейичиро, нашел работу на национальной железной дороге. В тот вечер, когда он принес домой свою первую зарплату, на нашем праздничном столе стояли сукияки, и вся семья собралась, чтобы отпраздновать это событие. Отец заставил меня вылезти из шкафа и пойти ужинать.

У него была привычка произносить маленькую речь каждый вечер перед тем, как мы приступали к еде. Он перечислял все важные моменты дня и поздравлял нас, например, с днем рождения или хвалил наши успехи в школе.

Я сидела у него на коленях, пока папа поздравлял моего брата с обретением независимости.

– Сегодня ваш брат Сейичиро начинает вкладывать деньги в семейный бюджет. Теперь он взрослый. Я надеюсь, что и остальные окажутся не хуже. Когда вы начинаете содержать себя сами, я хочу, чтобы вы думали не только о себе, но и о других людях и помогали им, чтобы тем было на что жить и что есть. Вы понимаете, о чем я говорю? – спросил он. Мы ответили в унисон:

– Да, мы понимаем. Поздравляем, Сейичиро.

– Очень хорошо, – сказал отец и принялся за еду. Я не могла дотянуться до сукияки с того места, где сидела, и спросила:

– Папа, а как же я?

– Ой, извини, я забыл о тебе, Масако, – сказал он и стал кормить меня сукияки из кувшинчика.

Родители были в хорошем настроении. Пока я, один за другим, жевала кусочки мяса, я думала над тем, какими счастливыми они были. И чем больше я об этом думала, тем тише становилась, и мне все меньше хотелось есть.

Я задумалась. Будет ли лучше для меня уйти в Ивасаки окия? Разве это возможно? Как мне попасть туда? И я стала обдумывать план действий.

Одним из моих любимых занятий была ежегодная прогулка, когда все японцы любуются цветением сакуры, так что я попросила родителей:

– Можем ли мы пойти посмотреть на цветение сакуры? А потом сможем сходить и в Ивасаки окия?

Конечно, логической связи здесь не было. Мы всегда устраивали пикник под деревьями, которые росли по берегу канала, практически рядом с нашим домом. Но я знала, что цвет сакуры никогда не будет выглядеть таким же с другого берега канала.

Отец ответил немедленно:

– Чие, давай пойдем посмотрим на цветение сакуры.

– Это вы здорово придумали, – отозвалась мама, – я приготовлю еду для пикника.

– Но как только мы посмотрим на сакуру, мы сможем пойти в Ивасаки окия, правда?

Они знали, какой упрямой я могу быть, если у меня в голове засядет какая-то идея. Отец попытался отвлечь меня.

– Я думаю, что мы можем пойти на Мияко Одори, после того как полюбуемся на сакуру. Как ты считаешь, Чие? – спросил он мою мать.

Я вмешалась прежде, чем та успела ответить.

– Я хочу пойти в Ивасаки окия, после того как посмотрю на сакуру. И не пойду на Мияко Одори!

– Что ты говоришь, Масако? – спросил мой отец. – Скажи нам, почему ты хочешь пойти в Ивасаки окия?

– Потому что мне так хочется, – провозгласила я. – И пусть та тетя перестанет докучать тебе и маме. Я хочу пойти.

– Подожди минуту, Масако. То, что происходит между этой тетей, мадам Оима и нами с мамой, не имеет к тебе никакого отношения. Ты слишком мала, чтобы понять, в чем дело, но мы очень благодарны мадам Оима. И твоя сестра Томико пошла в Ивасаки окия, чтобы поддержать нашу честь. Тебе не надо об этом беспокоиться. Это как раз те вещи, с которыми взрослые люди должны справляться самостоятельно.

В конце концов отец согласился и разрешил мне один раз переночевать в Ивасаки окия. Мне захотелось взять с собой свои любимые одеяло и подушку. Мать собрала их вместе и упаковала, а я сидела на ступеньке и смотрела на мостик.

Пришло время уходить. Мама вышла на улицу, чтобы проводить нас. Когда мы подошли к мостику, отец наклонился, чтобы как всегда взять меня на руки, но я сказала:

– Нет, я хочу сделать это сама.

Никогда прежде я не переходила через мостик самостоятельно, это было слишком страшно.

Под мостиком струился канал, там была чистая холодная вода, которая вытекала из озера Бива и текла на север, мимо акведука Нанзедзи, текла долгие мили прямо под сакурами, растущими по обе стороны от него. А потом впадала в главные воды Киото – мимо зоопарка Хейян, вдоль авеню Холодной Весны, до самой реки Камогава, которая текла по направлению к Осаке, а затем впадала в открытое море.

Я никогда не забуду, как впервые перешла через мостик самостоятельно. Контраст между белым бетоном и моими красным вязаным платьем и красными сандалиями глубоко врезался мне в память.

4

День был в разгаре, когда мы прибыли на место. Мой отец вскоре уехал, а я сидела в гостиной, не произнося ни слова, только оглядываясь по сторонам и изучая обстановку. Я чувствовала себя очень скованно и осматривала все вокруг до тех пор, пока не заметила шкаф, в котором, если понадобится, могла бы спрятаться. Мне было важно найти место, где я могла бы скрыться. Но я продолжала тихонько сидеть и озираться по сторонам. Если люди спрашивали меня о чем-то, я вежливо отвечала на вопросы, но продолжала утверждать, что мне хорошо там, где я сижу.

Днем мадам Оима взяла меня за руку, и мы отправились в другой дом. Мы открыли входную дверь и вошли внутрь. Она кивнула какой-то женщине, которую я раньше никогда не видела, и представила ее мне как мадам Сакагучи, сказав, что я могу звать ее мама. Мадам Оима засмеялась и сказала, что мама Сакагучи – ее начальница.

Женщина была очень дружелюбной, и мы сразу друг другу понравились.

Мы вернулись из Сакагучи окия уже к ужину. Столы были накрыты совсем не так, как это делалось у нас дома. Вместо того чтобы сидеть вокруг стола, каждый ел с собственного подноса, которые были расставлены в особом порядке вокруг продолговатой жаровни.

Как гостья я сделала вывод, что буду сидеть рядом с мадам Оима. В тот момент, когда я подошла к ней, чтобы сесть рядом, вошла Старая Меани и собралась сесть на то же место.

– Это мое место, – сказала я.

Старая Меани уже было раскрыла рот, чтобы возразить, но мадам Оима, широко улыбнувшись, сказала:

– Да, девочка, ты права. Это твое место, присаживайся.

Я села рядом с жаровней.

Старая Меани гневно села рядом со мной, подняла свои палочки и начала есть, не сказав обычного «итадакимасу». Итадакимасу означает: «Я принимаю эту пищу со скромной благодарностью». Это нечто вроде благодарности выращивающим рис фермерам и всем, кто готовит еду. Мадам Оима была главной в доме, поэтому никто не смел начать есть раньше, чем она скажет эти слова и не поднимет свои палочки. Я сделала выговор Старой Меани за нарушение правил этикета.

– Это некрасиво – начинать есть прежде, чем мадам Оима скажет «итадакимасу», и класть в рот еду. У тебя ужасные манеры, – сказала я.

Вслед за мной мадам Оима тоже сделала замечание Старой Меани.

– Слушай, что говорит Масако. Малышка может многому научить тебя, – произнесла она. Затем повернулась к остальным женщинам, сидящим вокруг жаровни, и сказала:

– Пожалуйста, не разговаривайте с мисс Масако, пока она сама не заговорит с вами.

Я была в шоке от того, что мадам Оима ставит меня выше всей этой группы подростков-воображал.

Однако Старая Меани никак не хотела смириться с этим и прошипела что-то, что, я была уверена, прозвучало бы приблизительно так:

– О да, она ведь у нас маленькая принцесса! От таких слов я почувствовала себя нехорошо и сказала:

– Я не буду это есть.

– Почему? – спросила мадам Оима. – Тебе не нравится еда?

– Я не могу есть, сидя рядом с этой старой тетей.

Тихонько встав, я нашла Биг Джона и пошла с ним гулять.

Когда я вернулась, моя старшая сестра Кунико спросила, что я предпочитаю: съесть вкусные рисовые шарики или принять ванну.

– Я не буду есть никакие рисовые шарики, кроме тех, которые готовит мама, и не буду купаться ни с кем, кроме папы, – заявила я и погрузилась в молчание. За весь вечер я больше не проронила ни слова.

Кунико уложила меня спать. Она укрыла меня моим любимым одеялом, бирюзового цвета, с нарисованными белыми тюльпанами, и уложила на футон позади себя. Я была маленькой и еще не могла заснуть без матери, так что она дала мне пососать свою грудь, пока я не погрузилась в сон.

Отец пришел забирать меня на следующее утро. Есть неписаное правило, что окия принимает посетителей только с десяти часов утра. Но он пришел очень рано – в половине седьмого.

Я разволновалась, увидев его. И, сказав: «До свидания», пошла к дверям.

– Пожалуйста, возвращайся побыстрее, – крикнула мне вслед мадам Оима.

– Хорошо, – ответила я.

Я была страшно недовольна собой и своим ответом, потому что это было совсем не то, что я хотела сказать. Все было наоборот. Мне хотелось сказать, что я никогда не вернусь обратно, но я почему-то не смогла выдавить из себя эти слова.

Мама была так счастлива, когда мы вернулись домой, что мне показалось, что она вот-вот расплачется. Даже не дав ей пообнимать себя, я сразу поспешила в свой надежный и безопасный шкаф.