Изгнание (СИ) - Ланиус Андрей

Кари тем временем продолжала задавать ему программу, торопливо перечисляя то, что должно быть во Дворце. Легким кивком головы Ворх подтвердил сказанное и, подав руку Кари, чтобы вести ее наверх, небрежно бросил окаменевшему рабу:

· И чтобы никто не знал обо мне. Только ты, она и ваш Предводитель.

Извести его.

Поднимаясь по ступенькам, Ворх расправил плечи, придал осанке горделивую выпрямленность, похожую на ту, что была у каменного Победителя, стоящего на высоком постаменте у главного входа. Зажав в руке лучемет и небрежно выставив его вперед, всегда готовый полоснуть лучом смерти, каменный кселенз стоял там, олицетворяя силу и мощь 'правящей касты. Каждый проходящий перед стволом его оружия должен был помнить, что подвластен любому приказу Победителей. И Ворх гордился своей причастностью к касте Победителей, полностью игнорируя приглушенный смех скудов над его в клочья изодранным на спине костюмом.

· Мы переоденемся в моей комнате, ‑ сказала Кари, уводя его из вестибюля в коридор.

· У тебя здесь постоянная комната?

· Я здесь бываю. Привожу расчеты…

Ворх кивнул. Он тоже здесь когда‑то бывал. Озираясь, восстанавливал в памяти планировку дворца.

Раньше это здание служило размещавшимся в Габаре полкам фаронов, и Ворх приезжал сюда усмирять вечно бунтующих рабов. Помнил, как они, тогда еще молоденькие офицеры, нашли в тупике одного из коридоров комнату, а в ней ‑ спуск в подвалы, набитые предметами культуры и быта покоренных народностей. Тогда и он, и его друзья очень удивились, что низшие были, судя по находкам, совсем не такими дикими, как говорили офицерам на занятиях. Их находка произвела переполох среди командования. Офицерам прочли под гипнозом несколько лекций о преобразующей мир светлой миссии кселензов, установивших на веки веков Новый Порядок, а подвалы залили пластиком, замуровав вход. И правильно сделали, отметил сейчас Ворх.

Кари завела его в стандартную комнату одиночек, где кроме кровати уставом предусматривался подстав для курения скаракосты и настенный телеэкран одноканальной трансляции. Телеэкрана здесь не было, а на его месте висела картина, изображавшая старика в древнем одеянии. Примерно такие же картины Ворх видел в подвалах и потому сразу заинтересовался ею:

· Кто это? Откуда?

· Не знаю. Он был на обороте.

Она бросила на Ворха укоряющий взгляд, смысл которого тот понял, когда Кари повернула портрет. На оборотной его стороне была воссоздана видеопластикой сцена наказания кселензом провинившегося скуда. Любое изменение угла зрения как бы оживляло конвульсии бугристого от мускулов, глыбоподобного скуда, валявшегося в ногах у молоденького кселенза под лучом парализатора. Скуд корчился, вздрагивал, ронял слезы и слюни, униженно молил о пощаде, тогда как казнящий его кселенз сострадательно хмурился, вынужденный исполнить свой долг.

Кари подавленно молчала от сознания своего зависимого положения, о чем так бесцеремонно ей напомнили этой картиной; Ворх тоже почувствовал смущение от своей невольной бестактности, а еще, пожалуй, от признания несостоятельности и даже вредности подобных картин, которые он как Верховный кселенз надзора за мыслями в свое время рекомендовал для серийного производства. Помещенные в таких вот комнатушках, подобные картины, пожалуй, вызывали у низших не чувство смирения, а все возрастающую подавленность. Ворх снял картину, подержал в руках, не зная, куда деть ‑ в комнатке не было места для хранения каких‑либо вещей, ‑ и вновь повесил на стену так, что видно было изображение старика. Улыбнулся Кари.

А та на его улыбку расцвела. Притронулась к Ворху, ласкаясь, и, тут же, спохватившись, повернулась к подставу, подожгла на нем косточку скаракосты, а когда Ворх потянулся к дурманящему дыму, приятно расслабляющему мышцы, Кари уступила ему место у подстава. Сбросив с себя экипировку, она встала во встроенную в стену вертикальную ванну, которая сразу же повернулась, чтобы сомкнуть створки, наполнилась моющим раствором, автоматически вымыла Кари, высушила и вновь повернула к комнате ‑ для выхода.

‑ Будешь мыться? ‑ спросила Кари, переодеваясь и стараясь не замечать страстного взгляда Ворха.

Он молчал, но на лице его проступила легко читаемая боязнь остаться без энергопояса и другого оснащения, которым располагали Верховные кселензы.

· Где я встречусь с вашим Предводителем?

· Я пойду узнаю. И принесу тебе одежду.

Сбросив верхний изодранный костюм, Ворх стоял перед Кари в блистающем наряде Верховного кселенза. Но стоял в нерешительности: он впервые почувствовал свою незащищенность перед неизвестными силами, окружающими, должно быть, его. Вся надежда на спасение была теперь связана с Кари. Ворх привлек ее к себе, лаская, и приказал:

‑ Иди.

Кари вышла из комнаты, закрыла за собой дверь и тут же привалилась к ней спиной от внутренней слабости и смятения. Она бежала, летела а Габар с великой вестью о том, что тайны экл‑Т‑трона больше не существует, что она, Кари, теперь знает все‑все и это «все» станет главным оружием в борьбе угнетенных против трехвекового господства кселензов, и сама же полюбила кселенза так, что уже ничего не помнит, готова отдать ему и себя, и тайну… Забыла Эйлева, с которым связаны были все мысли о счастье. Даже думать об Эйлеве стало неприятно Кари, и она поторопилась отбросить воспоминание о том, как тот неуклюже обнимал ее возле снегохода на глазах у Ворха. Но ведь любила, любила! Что же произошло? ‑ мучилась она, не замечая на себе взгляда остановившегося перед ней скуда. Опасливо косясь на дверь, он произнес шепотом:

· Тебя ждут, Кари.

· Веди, ‑ подала она руку, чтобы опереться…

Оставшись один, Ворх приготовился к нападению, хотя и понимал, что рабы попытаются схватить его при каких‑то иных обстоятельствах, а не в этой тесной комнатушке. И все же он проверил стены и выяснил, что три из них представляют собой всего лишь пластиковые перегородки, которые легко будет прожечь лучеметом. Где гарантия, что рабы не предусмотрят такой вариант? Значит, надо найти хоть одного незащищенного блокатором раба, воспринимающего мысленный приказ… Только теперь Ворх на собственном опыте убедился, какое у них, кселензов, могущественное оружие ‑ бионик ‑ и какое оно ничтожное, когда блокируется.

Изобрели бионик задолго до установления Нового Порядка. О военном предназначении прибора никто тогда не думал, и вживляли его в мозг только для просветления большим ученым и организаторам масс, чей моральный облик и гражданские устремления не вызывали сомнений. Бионик позволял дальше видеть, тоньше слышать и читать мысли кселян вблизи и на расстоянии. Для этого стоило лишь представить образ того, с кем обладатель бионика задумал общаться, и прибор усиливал телепатический контакт, позволяя обладателю бионика воспринимать поток мыслей «собеседника».

Вскоре открылось еще одно замечательное свойство бионика. Вживленный в мозг, он впитывал и накапливал всю информацию, получаемую индивидуумом на протяжении жизни, полностью сохраняя самосознание личности после смерти физического тела. Оснащенный специальным приспособлением, такой биокристалл, бионик, теперь уже именуемый Баук, прикреплялся на голову любого кселянина, и… происходило воскрешение умершей личности. Баук великого ученого продолжал творить, большого политика ‑ управлять. И тысячи кселян становились добровольными носителями Бауков для быстрейшего достижения прогресса.

По мере совершенствования биокристаллов, их стали вживлять не только великим, но и выдающимся специалистам, затем ‑ хорошим и нужным. Далее как‑то сама собой пришла потребность вживлять бионики их родственникам и друзьям. Этот шаг вызвал недовольство простого народа, не желавшего отдавать тело в услужение тем, кто потерял свое. Однако первые одиночные вспышки протеста были подавлены искусно организованным и широко рекламируемым всеобщим движением за достижение нового расцвета Кселены. Были составлены величественные проекты преобразований, обещаны невиданные успехи науки, техники, культуры, сказочное благоденствие каждого и всех. Вживление бионика последнему скотоводу Хангабского плато отмечалось как мировая победа цивилизации, но через год на том же плато начались волнения скотоводов. Они разбивали вживленные им бионики, с помощью которых теперь уже читались их мысли, уничтожали Бауков ‑ своих пожизненных надзирателей.