Изгнание (СИ) - Ланиус Андрей

Изгнание

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Предписано умереть

1. Запасный вариант

Он был стар, бесперспективен и потому не имел права жить.

Пришли за ним ночью.

«Одевайся. Зовут к Верховному», ‑ приказал мысленно фарон, ввалившийся в комнатушку.

Старик закивал: да, да, сейчас… Его застали за работой ‑ на экране дисплея светились записи, валялись листки на столе, ‑ и по тому, что фарон не делал замечания о нарушении порядка, Тадоль‑па понял, что берут для психотрепанации. Только думать об этом нельзя. Никаких воображаемых картин! Одеться ‑ все…

Догадку подтвердил и второй фарон, появившийся в двери. А этот, еще совсем молоденький, играл в войну и с напряжением следил за каждым движением старика, придерживая рукой готовый к бою пистолет‑парализатор.

‑ Может, кселензы выпьют скаракосты, пока я оденусь? ‑ предложил Тадоль‑па, специально переходя на устную речь, чтобы уменьшить надзор за своими мыслями.

Он выставил на край столика бутылку дорогого напитка, три стаканчика и стал переодеваться. Не было случая, чтобы фароны отказались от живительного напитка. Смакуя каждый глоток, медленно потягивали они скаракосту. Тадоль‑па взял третий стаканчик, посмотрел через донышко на свет, проверяя наличие ‑неуловимой для глаза непосвященного синевы: «Так даже лучше…»

Первым осел на кровать, сонно прищурив глаза, молодой фарон. Старший повернулся к Тадоль‑па, сопротивляясь расслаблявшей его сонливости, попытался расстегнуть кобуру парализатора, но тоже осел в узкий проход между кроватью и столиком, развалился в беспамятном и теперь уже непробудном сне.

Теперь надо было выйти из‑под контроля за мыслями. На виске у Тадоль‑па, как и у каждого кселянина, катался под кожей желвак вживленного микропередатчика мыслей ‑ бионик, с помощью которого и осуществлялся контроль за размышлениями с городской станции надзора. Старик надел на желвак магнитный блокатор, и сразу оборвалось ощущение ментального пространства вокруг. Он сел на постель передохнуть и обдумать положение, в котором оказался.

Умереть легкой смертью не получилось ‑ придется умирать трудно, понял он. Его должны были предупредить, увести из‑под удара, но что‑то им помешало… Тадоль‑па не обижался. Слишком они были молоды ‑ те, кто был приставлен оберегать его. Да и сам он не сумел предусмотреть всего, «провалился». «А все‑таки жалко умирать перед самым концом исследований», ‑ вздохнул он и принялся доставать из тайника кристаллические пластинки видеозаписей результатов своих исследований.

В этой научной систерии Тадоль‑па, как и многие другие ученые‑рабы, занимался изучением таинственных экл‑Т‑тронов, поставленных на северном и южном полюсах планеты Кселены. Построенные триста лет тому назад порабощенными народами, они хранили в себе, судя по легендам, тайны великого могущества и бессмертия. Стараясь овладеть ими, правящая каста держала здесь ‑ за полярным кругом, в специально созданном научном центре ‑ тысячи ученых‑рабов. Чтобы рабы не воспользовались открытием, была установлена слежка за их процессом познания со специально построенной станции мысленного надзора; ученых разобщали по мелким темам, дублировали, всячески перепроверяли. Тадоль‑па преодолел все эти преграды, но, как теперь стало ясно, перестарался в симуляции. Его посчитали творчески бесплодным, решили списать, а перед утилизацией трупа, как полагалось по инструкции, должны были психотрепанировать ‑ последний раз покопаться в мозгу, отыскивая припрятанные мысли. А они были у Тадоль‑па в изобилии. Как раз те самые, какие хотели от него заполучить. Ах, как жалко, что нет Кари, вспомнил он про свою молодую помощницу, пересчитывая пластиночки видеозаписей, вобравшие в себя итог всей его многолетней работы. Она бы вынесла их. Она все могла, его дерзкая, неистощимая на выдумки лаборантка. Только вот где найти ее за столь короткое время, оставшееся до того момента, когда поднимут тревогу?

Он собрался с силами. Последний раз оглядел каморку, в которой провел пятьдесят семь лет жизни. Тесная и неудобная, в какие‑то мгновения она распахивалась до размеров вселенной и позволяла заглядывать в неведомое. Это были сладостные минуты, которые, понимал он, не повторятся никогда…

Переступая через тушу фарона, Тадоль‑па задел парализатор и, подумав, забрал его, спрятал под одеждой. Теперь прочь отсюда. Только куда? В своем оранжевом одеянии ученого‑раба мыслительной касты баянн он не мог даже показаться в служебной зоне под основанием городского купола, где размещались всевозможные хозяйственные постройки, подсобные службы и жилые соты для более, низших каст ‑ обслуживающих машины инжеров и чернорабочих‑скудов. Оставалось идти к центру, в жилую зону господствующей касты кселензов.

Еще не зная, что он там будет делать, не представляя, как найдет Кари, без которой он ничего не мог предпринять, Тадоль‑па уныло брел по пустым переходам, ведомый пока еще неясным позывом алогичного размышления. И как случалось с ним часто, именно здесь, в области алогичного, с дразнящим вызовом блеснула перед ним дерзкая мысль, и Тадоль‑па ее принял сразу, хотя и не стал развивать. Кроме цели, пусть все будет интуитивно, решил он и снял блокатор. Дворец Верховного предводителя научной систерии размещался в центре их городка, прикрытого от полярной стужи прозрачным куполом. Здесь же размещалась станция надзора за мыслями. От дворца к станции тянулись туго натянутые тросы, по которым скользили вверх и вниз кабины лифтов. Тадоль‑па решил попасть туда…

Шел он открыто, чинно, так что у встречавших его фаронов охраны не было повода усомниться в праве баянна появиться здесь в столь поздний час. Наиболее любопытным Тадоль‑па отвечал, продолжая шагать: «К Верховному…»

Этого было достаточно, чтобы потерять к баянну интерес. В условиях всеобщей слежки за мыслями было опасно интересоваться посетителями Верховного предводителя.

Заминка произошла у служебного входа во дворец. Из‑за бронированного щита стационарного лучемета выглянул фарон и, оглядывая ученого баянна, сонно спросил: «Ночь, не видишь? Куда прешься? Кто вызывал?» ‑ «Наш любимый и дорогой Верховный предводитель ле‑Трав, который и ночью занят большими делами», ‑ смиренно ответил Тадоль‑па, как и полагалось баяннам отвечать представителю высшей касты, И по‑прежнему не останавливаясь, как предписывалось Положением, шагал по ступенькам к двери, воспроизведя в уме картину своей беседы с ле‑Травом, когда Верховный кселенз позволил держаться за его палец для лучшего контакта. Эта картина и независимое продвижение к двери сбило фарона с толку. Он не допускал, что кто‑то мог прийти во дворец без вызова, и потому, вернувшись за бронированный щит, надавил на кнопку пульта, открывшего перед Тадоль‑па дверь.

Во дворце шла ночная уборка. Десяток расторопных роботов, зажимая в конечностях скребки, щетки, сопла моющих и осушающих устройств, как стаде гигантских пауков, подгоняемое управляющим ими инжером, с шелестом и шарканьем удалялись по коридору, оставляя за собой лоск идеальной чистоты. Тадоль‑па догнал чистильщика и пошел с ним рядом, поглядывая, как тот ловко манипулирует кнопками на переносной панели управления.

«Желаю крепкого здоровья, Тадоль‑па», ‑ сказал мысленно инжер, узнав ученого.

«И тебе желаю здоровья», ‑ ответил старик. Встреча с чистильщиком была кстати, и Тадоль‑па решил ею воспользоваться, попросил инжера завернуть в правое крыло.

«По графику там уборка через три дня».

Тадоль‑ па многозначительно посмотрел ему в глаза и как бы случайно соединил в колечко большой и указательный пальцы, изобразив таким образом знак объединения рабов для непримиримой борьбы. Инжер понял. Не глядя больше на Тадоль‑па, он виртуозно прошелся по кнопкам висевшего на шее пульта управления, роботы остановились, попятились и повернули в правое ответвление коридора.

Стоявший на часах возле высотного лифта фарон, увидев двинувшееся в его сторону стадо роботов, вошел в кабину, Туда же шагнул Тадоль‑па и, прежде чем страж успел выразить возмущение наглостью низшего, свалил его парализующим выстрелом. Кивнув остановившемуся в изумлении инжеру, чтобы тот продолжал работу, Тадоль‑па закрыл дверь, надавил клавишу подъема. Кабина понеслась вверх сначала по этажам дворца, а затем заскользила по канатам под купол города.