Каратель (ЛП) - Пеннза Эми

Несмотря на то, что я застыла, прислонившись к двери, тепло разлилось по моему телу и между ног. Мои соски напряглись под чашечками лифчика.

Его губы коснулись моего виска, когда он отстранился, и его серебристые глаза приковали меня к двери, когда Роман сказал:

— А теперь иди наверх и вздремни, как хороший питомец. Сегодня вечером ты поужинаешь со мной, и мы обсудим твоё будущее.

Мой пульс участился.

— Я поужинаю у себя в комнате. Я не хочу оставаться с тобой наедине.

— Не помню, чтобы спрашивал, чего ты хочешь. Что касается того, чтобы остаться со мной наедине, возможно, тебя пугает не моё общество, а тот факт, что ты намочила трусики, когда была распростёрта на моих коленях утром.

У меня вырвался сдавленный звук, когда я попыталась вздохнуть. Он был прав.

Будь он проклят.

Роман намеренно опустил взгляд на мою грудь, где набухшие соски упирались в ткань платья.

— И теперь ты не можешь перестать думать об этом. — Он ушёл, оставив меня потрясённую и затаившую дыхание, прислонившуюся спиной к двери.

Глава 6

Екатерина

Остаток дня я провела, размышляя, стоит ли мне воспользоваться одноразовым телефоном, который спрятала за унитазом, как только добралась до своей спальни.

Но Брайан был по горло занят ликвидацией последствий смерти моего отца.

При этой мысли во мне вспыхнул гнев. Как он мог быть настолько глуп, чтобы вести дела с Братвой? Я всё ещё многого не знала — например, почему он нанял кого-то вроде Романа присматривать за мной, пока я училась в колледже. Ну и что с того, что Роман теперь «легальный»? Он усадил меня к себе на колени и отшлёпал.

А потом набрался наглости заявить, что мне это понравилось.

Не понравилось.

Любая реакция, которую я чувствовала, была вызвана инстинктом самосохранения. Я была практически пленницей. Человеческое тело делает всё возможное, чтобы защитить себя. Мимолётное удовольствие, которое Роман вызвал во мне, было не более чем химической реакцией.

Это не имело никакого отношения к моему разуму. Или к моему сердцу. Роман Тургенев не мог обладать ни тем, ни другим.

Но я всё ещё была его пленницей, а это означало, что у меня не было другого выбора, кроме как последовать за Константином, когда он появился, чтобы сопроводить меня на ужин. Я ожидала, что вернусь в зал для завтраков. Вместо этого он провёл меня в просторные апартаменты со смелым современным декором. Мы прошли через гостиную и библиотеку с книжными полками от пола до потолка, прежде чем попасть в небольшую столовую, где был накрыт стол на двоих.

Роман поднялся с одного из стульев, его мощное тело было облачено в брюки от костюма и ещё одну накрахмаленную белую рубашку. Но он был без пиджака, и две верхние пуговицы его рубашки были расстёгнуты, открывая гладкую загорелую кожу.

Я резко подняла взгляд, когда он обошёл стол и отодвинул мой стул.

— Мне нравится это платье, милая.

Я прикусила язык, чтобы не сказать ему, что мне всё равно, что он думает о моём черном коктейльном платье. Но он ожидал какой-то реакции, поэтому я спросила:

— Откуда ты знаешь мой размер?

Он вернулся на своё место и развернул салфетку.

— Всю эту информацию прислал твой отец.

— Он не мог прислать мою настоящую одежду?

Роман приподнял бровь.

— И это не вызвало бы у тебя подозрений?

Юлия принесла две тарелки, избавив меня от необходимости признавать его правоту. Она поставила их перед нами и отступила на шаг.

— Что-нибудь ещё, сэр?

— Нет, спасибо. И, пожалуйста, передай остальным, чтобы нас с Екатериной не беспокоили.

Когда она ушла, мой пульс участился, а Роман откупорил бутылку вина.

— Водки нет? — спросила я, чтобы успокоить нервы.

— Вино русское.

Как и еда. Стол ломился от закусок — разновидностей закусочных блюд, которые любят русские во всём мире. Всего было понемногу, от икры и сельди до перепелиных яиц и маринованных грибов.

— Выглядит потрясающе, — пробормотала я.

Он испытующе посмотрел на меня.

— Ты ценишь русскую кухню, но отказываешься говорить на этом языке.

Мои щёки вспыхнули, и я пригубила вино, чтобы выиграть время на обдумывание ответа. Я должна была догадаться, что он обратит на меня внимание, на моё использование английского, после того как приказал мне этого не делать. Вино было охлаждённым и восхитительным, и я осушила половину бокала, прежде чем поставить его на стол.

— Когда я говорю на нём, у меня появляется акцент. А дома мой отец предпочитал английский.

Роман что-то проворчал, накладывая мне на тарелку самые большие и аппетитные порции.

— Он пытался стереть твоё наследие.

— Всё было не так, — сказала я, когда Роман снова наполнил мой бокал. — Он верил в американскую мечту. Но у всей этой идеи со смешиванием есть тёмная сторона, о которой никто не говорит. Вписаться сюда — значит стать однородным. Большинство великих американских героев на протяжении всей истории были иммигрантами, и люди даже не осознают этого, потому что они так искренне приняли эту коллективную идентичность, что люди забыли, откуда они родом. Поступая так, ты что-то приобретаешь, но и теряешь тоже.

Пока я говорила, Роман перестал наливать и теперь наблюдал за мной с непроницаемым выражением лица.

— Похоже, ты была права, что сменила специальность на политику, — произнёс он наконец.

Подождите. Он знал об этом?

Ну, конечно, он знал.

— Брайан сказал, что ты был моим телохранителем, пока я училась в Колумбийском университете.

— Мой бизнес — это информация.

Это был не ответ.

— Нечто подобное ИТ (информационные технологии)? — почему-то я не представляла его за монитором компьютера.

— Что-то вроде этого. — Он указал на мою тарелку. — Ешь, душенька.

Памятуя о том, чем всё закончилось в прошлый раз, когда я отказалась есть по его заказу, я намазала копченую селедку на кусочек бородинского хлеба и откусила. Смесь ржаного хлеба и сладкого лука взорвалась у меня на языке, и я невольно застонала.

— Боже мой, это так вкусно.

Внезапно я почувствовала зверский голод и откусила ещё кусочек. Затем ещё. Через несколько минут я съела всё блюдо целиком и поднесла салфетку ко рту.

И в процессе поймала взгляд Романа.

Его взгляд был прикован к моим губам, а пальцы так крепко сжимали ножку бокала, что он чуть не сломал её.

Я сглотнула, когда в моём животе, казалось, поселилось облако бабочек.

Казалось, он пришёл в себя. Затем он принялся за еду, и его голос был хриплым, когда он сказал:

— Тебе нужно есть больше. Ты и так слишком худая.

— Это приказ? — я взяла бокал вина, чтобы запить хлеб и, надеюсь, успокоить свои расшатанные нервы.

Он откусил кусочек и проглотил, а я оторвала взгляд от его загорелой шеи и покрытого щетиной подбородка.

— Русские кормят людей, милая. Кажется, мы ничего не можем с собой поделать.

— Когда ты приехал в Америку?

Его серебристые глаза затуманились, когда Роман допил вино и опустил бокал.

— Некоторое время назад.

Ещё один уклончивый ответ.

— Ты ждёшь, что я буду доверять тебе, но ты ничего не рассказываешь мне о себе.

— Неверно, Катя. Я ожидаю, что ты будешь повиноваться мне.

— Слепое повиновение опасно. — Я склонила голову набок. — Твои люди следуют за тобой просто потому, что ты приказываешь, или потому, что ты внушил им доверие?

Роман откинулся на спинку стула, его поза казалась расслабленной. Но я ни на секунду в это не поверила. В Романе Тургеневе не было ничего случайного. Всё в нём было чётким и безукоризненным, от накрахмаленной рубашки до густых чёрных волос с дразнящим оттенком серебра. Он изучал меня, слегка касаясь губами кончика татуированного пальца, и я боролась с желанием съёжиться под тяжестью его взгляда.

— Что бы ты хотела узнать? — тихо спросил он.

Мои губы приоткрылись, и я произнесла первое, что пришло мне в голову.