Неповторимое. Книга 5 - Валентин Варенников

Это заявление (особенно слова «будет поддерживать») можно было истолковать так, как кому выгодно, в особенности если хотелось видеть за спиной Афганистана Советский Союз. Да и к чему это лихое заявление в условиях, когда сами стоят на хилых ногах — еще не только не окрепли, но и находятся под постоянной угрозой свержения оппозицией? К тому же Афганистан в новом своем виде, т. е. с новым строем, с новым правительством, в то время себя еще ни в чем не проявил, зачем же объявлять глобальные взгляды и решения? На мой взгляд, было бы эффективнее чисто политически и полезнее с прагматических позиций, если бы руководство Афганистана своими заявлениями, поездками и другими действиями застолбило бы дружеские отношения со всеми соседями — непосредственными и в ближайшем зарубежье, от Индии до Ирака и Турции, да и вообще со всеми странами Ближнего и Среднего Востока.

Таким образом, с первых месяцев и даже дней своего существования Демократическая Республика Афганистан оказалась в сложнейшей обстановке, и в основном по субъективным причинам.

Конечно задним умом все богаты и могут по истечении лет и критиковать, и говорить, а что надо было сделать, чтобы не допустить… и т. д. Но не желая становиться в эту позу, мы все-таки должны честно признать, что если уж Советский Союз взялся какой-то стране материально помогать, то он обязан и диктовать, что и как надо делать до тех пор, пока не будет полной убежденности, что страна эта и ее руководство созрели и способны отправляться в путь самостоятельно. Конечно, нужен индивидуальный подход — страны Восточной Европы в такой опеке не нуждались, а типа Эфиопии, Мозамбика, Сомали и т. п. — нуждались не только в таком подходе, но и в жесточайшем контроле за использованием выделяемых средств. Ведь СССР никому ни в чем не обязан, никому ничего не должен и фактически не требовал материального возмездия за наши расходы. Позиция же некоторых лидеров отдавала наглостью.

Мало того, что все эти предводители «наломали дров» во внутренней и внешней политике (что мы обязаны были не допустить, коль взяли народ этой страны себе на иждивение), так они продолжали выкидывать фортели, а мы с изумлением смотрели на эти «фокусы» и робко лишь намеревались поправить. Самому далекому от политики обывателю было, например, странно наблюдать картину, когда Тараки вздумал лететь на Кубу на международную конференцию неприсоединившихся стран в условиях, когда личная власть Тараки уже была под сомнением, да и в самом Афганистане — война. Точнее, это было решение не Тараки, а Амина. Ведь было видно, что Тараки выполнял волю Амина. Спрашивается, а почему он должен был выполнять требования Амина, а не Советского Союза? Потому что у нас уже взяли за правило — «прислушиваться»! А почему к нам не прислушиваются? Надо было из Москвы не только развернуть Тараки в Кабул, но и не позволять ему покидать страну. А советскому послу в Афганистане, главному военному советнику, представителям КГБ, МВД и ЦК КПСС не быть наблюдателями всех событий, а в буквальном смысле строить новое здание современного государства Афганистан, но строить руками афганцев, и не на развалинах старого, а максимально используя все то, что уже было создано.

Мы же дождались, когда почти все развалилось, а потом, хватаясь за голову, стали искать пути, как поправить положение. Конечно, Ф. Табеев, являясь новым послом СССР в Афганистане, многое сумел сохранить и поправить. Но он пришел тогда, когда раскол афганского общества уже произошел, гражданская война в Афганистане была уже в полном разгаре и политические полюсы четко определились.

Имея природный дар организатора, многогранные знания и богатейший опыт работы в должности руководителя Татарской Республики, которая и по количеству населения, и по занимаемой площади, и по природным богатствам, и, самое главное, по развитию производства и науки была больше, к примеру, любой прибалтийской союзной республики, Фехрят Ахмеджанович Табеев, конечно, внес значительный вклад в дело организации и становления нового государства — Демократической Республики Афганистан. Но не вина, а беда Табеева была в том, что длительное время у штурвала страны стоял демагог и чудовищная бездарность Б. Кармаль. Видя, что советские товарищи (афганцы назвали их теплым словом «шурави»), засучив рукава, организуют все сами, он вместо того, чтобы самому учиться и заставлять учиться весь партийный и государственный аппарат — как надо разрешать ту или иную проблему, занял иждивенческую позицию. Мол, пусть они делают, а мы посмотрим. Никакой инициативы. Поэтому у руководства Афганистана на этом этапе деятельность не бурлила, а тлела. Ф. Табеев начал их «раскачивать». И надо заметить, что кое-чего он добился.

В целом до ввода наших войск в Афганистан обстановка была прескверная. Оппозиция своими бандами обложила многие города страны. Население, которое не принимало участия в боевых действиях, поддерживало тех, кто сегодня владеет ситуацией в местах их проживания. В марте 1979 года в Кабуле был убит посол США в Афганистане Адельф Даббс, в связи с чем США максимально ухудшили отношение к Афганистану. Вслед за этим в Герате вспыхнул антиправительственный мятеж, на сторону которого перешел практически весь местный гарнизон. Среди руководства в Кабуле поднялся переполох. Тараки засыпал Москву устными и письменными просьбами о срочном оказании военной помощи путем ввода советских войск в Герат.

В течение трех дней, с 17 по 19 марта Политбюро ЦК КПСС постоянно обсуждало сложившуюся в ДРА ситуацию. По предложению Генштаба (пока руководство страны будет принимать принципиальное решение), министр обороны Д.Устинов отдал распоряжение Туркестанскому военному округу с соединениями, которые дислоцируются в районах Термеза, Кушки и севернее, провести ряд мероприятий по повышению их боевой готовности, а также демонстрации этих сил у государственной границы путем проведения учений.

По поручению Политбюро ЦК, А. Косыгин ведет переговоры с Тараки и старается убедить его в том, что Советскому Союзу нецелесообразно вводить войска в Афганистан, а что касается военно-технической и другой материальной помощи, то это будет сделано — в ближайшие дни все будет поставлено в Кабул. Однако Тараки недоумевали: почему Советский союз не может ввести свои войска и оказать помощь дружественному Афганистану, тем более что запрашивается эта помощь официально правительством Афганистана в условиях наличия двустороннего договора. А вот, мол, Иран заслал в Герат без просьбы четыре тысячи своих военнослужащих в гражданской форме, которые организовали мятеж. Это же делает и Пакистан. Тараки прямо говорил, что надо послать к ним узбеков и таджиков, которые знают язык, одеть их в афганскую форму. Мол, Иран и Пакистан дают хороший пример. Но Косыгин терпеливо разъяснял Тараки, что проблему упрощать нельзя — это сложный международный политический вопрос, и он имеет большие последствия. Говорил ему также, что надо отыскивать силы у себя на месте, а вооружение для них, боевую технику, боеприпасы и другое военное имущество будет доставлено самолетами в любое время. Однако Тараки не сдавался и начал настаивать на том, чтобы технику прислали с водителями — узбеками или таджиками. Одновременно как бы предупредил, что от того, в чьих руках окажется Герат, будет зависеть развитие событий в Афганистане вообще. Но Косыгин был неумолим, хотя в конце беседы пообещал еще раз поставить этот вопрос на заседании Политбюро.

Заседание состоялось в тот же день, т. е. 18 марта, правда, без Брежнева. Все были единодушны в том, что наши войска вводить нельзя. Запись заседания оформлена специальным документом. Приведу из него отдельные, наиболее характерные высказывания.

В начале заседания оценивали общую обстановку по Герату. При этом Кириленко резонно спросил: «Неужели вся 17-я пехотная дивизия, которая стоит в Герате, перешла на сторону мятежников?» На что Косыгин ответил: «Перешли пока что, по нашим данным, артиллерийский и один пехотный полк, и то не полностью. А остальные поддерживают правительство. Хотя товарищ Тараки говорит, что дивизия… наполовину перешла на сторону противника. Остальная часть, считай, что тоже не будет поддерживать правительство».

Это меняло положение. Было видно, что Тараки и его окружение со страха преувеличивают возможности противника и приуменьшают свои. Однако на этом заседании у министра обороны Устинова уже проскальзывали нотки согласия с просьбами руководства Афганистана о вводе наших войск. Дмитрий Федорович один раз бросил реплику: «Амин (министр обороны ДРА), когда я с ним говорил, просил ввести наши войска в Герат и разбить противника». И буквально через одного Устинов еще раз высказывается на эту тему: «Афганская революция встретила на своем пути большие трудности, говорит Амин в разговоре со мной, и спасение ее зависит только от Советского Союза». И между строк этого высказывания можно было читать мысли Устинова: «И я с руководством Афганистана полностью согласен — революцию надо спасать, наши войска надо вводить».