Киж - Олег Хафизов

Вслед за милиционером Филин зашел во двор разрушенного дома. Фасад был более-менее цел, но со стороны усадьбы зияла трехметровая воронка, полностью всосавшая сарай и заднюю комнату. Из земли на дне воронки торчали доски, кирпичи, искореженные листы железа и балки, когда-то служившие перекрытиями. На сохранившейся половине дома балки переломились и нависли, как будто крышу сверху прихлопнул ладонью разгневанный каменный великан; ясно было, что и они рухнут при первом же дожде, при первом же порыве ветра, а может - сами собой.

- Хотите, я залезу на дно ямы, а вы меня заснимете для масштаба? предложил милиционер, но Филин не успел ему ответить, потому что во двор вторглась Василиса Родионовна Свищова (если это была она) во главе целой группировки.

По левую руку от нее ехал на велосипеде сын, которому возле калитки пришлось спешиться и уступить дорогу деду - видимо, свекру хозяйки, уже успевшему приодеться в темно-синий костюм и свежую клетчатую рубаху. За дедом в калитку проникла бабка в зелено-оранжевом байковом халате и белой косынке, резко подчеркивающей кирпичный полевой загар. На ходу она морщилась и вызывала гримасами слезы (или боролась с ними). За нею степенно, с улыбочкой, вошел и остановился пожилой человек вида совсем не деревенского: осанистый, холеный, седовласый, в дорогом спортивном костюме и толстенной золотой шейной цепи, прочность которой позволила бы использовать ее на унитазе старой конструкции. Шествие замыкал молодой, полупьяный, полуголый смуглый мужчина в джинсах, брат хозяйки.

Брат демонстрировал одну из крайностей народного отношения к средствам массовой информации - деревенский снобизм. Считая ниже своего достоинства заходить вместе со всем людом во двор, он навалился на калитку снаружи и глядел в сторону, презрительно улыбаясь, покуривая, поплевывая, поигрывая ногой и отпуская едкие замечания такой изысканности, которая должна была означать: городские пижоны имеют дело с человеком равного интеллекта и образования.

Все это надвинулось на Филина столь решительно и споро, что в голове мелькнуло: "Будут бить".

Вместо этого, однако, Василиса Родионовна оглядела своих спутников, аккуратный бетон дворовой площадки, наконец (с долей сомнения) сочувственное лицо Филина, глубоко вздохнула и бухнулась перед корреспондентом на колени. И, как по сигналу, баба в оранжево-зеленом заголосила, а полуголый захохотал.

* * *

- Помоги, отец родной! - Василиса трижды ударила челом, да так основательно, что на челе ее отпечаталась зернистая структура бетона и налипло несколько песчинок. Затем она схватила руку Филина и мощно потянула ее к губам, приговаривая: - Не пил, не курил, ни разу толком не ударил!

- Это лишнее, - не отнимая руки, сказал Филин с неожиданным для себя кокетством и поправился: - Вы, верно, не за того меня приняли. Я не священник, а обозреватель газеты.

- Заурядный представитель коррумпированных средств, - прокомментировал из-за калитки брат и змеисто усмехнулся.

- А нам теперь - все одно! - Используя руку Глеба в качестве опоры, женщина поднялась сначала на одну ногу, затем - на обе и тщательно отряхнула колени своих пестрых лосин, обтягивающих тугие окорока. - Кто бы ты, батюшка, ни был, а нам без тебя один хрен - хоть в петлю лезь. Верно я говорю, мужики?

Мужики согласно закивали.

- В район жалились, в область жалились, в Москву жалились, Похерову жалились, Гоплинову генералу тож... И что? Понаехали с неделю назад с какими-то линейками-обвесами, одолитами, гороскопами-кинескопами, целились-целились, простукивали-прослушивали, набрали землицы в мешочек, водички в бутылочку и - будьте любезны. Спрашиваю: а как же насчет пособия, а они: сам виноват. Если бы его в доме прихлопнуло, мы с удовольствием, а в сарае - не положено, бытовая травма.

- Каково же их мнение о природе явления? - Филин попытался сбить рассказчиков с бесконечного жалобного направления.

- По сути дела, власть предержащим удалось сохранить относительно инцидента полнейшую безапелляционность, - обронил брат Василисы и плюнул так удачно, что ветер тут же принес его плевок назад и посадил ему же на тапок.

- Сказали, что, мол, имеем дело с подземными сдвигами тектонической природы, так, что ли, Андреич, будто Ваню моего этим вернешь. - Василиса обратилась к представительному, который, несмотря на молчание и таинственную полуулыбку, заполнял собою всеобщее внимание. Кто бы он ни был, этот Андреич, очевидно, ему достаточно было произнести что-нибудь спокойным тоном, чтобы его слова были приняты к сведению и исполнению.

- А позвольте-ка сначала документики, - выдвинулся Андреич и стал так въедливо изучать удостоверение Филина, что посеял у самого Глеба сомнение в его подлинности. - Действительно...- признал он с сожалением. - Что ж, в таком разе... Причина карстовых провалов в нашем регионе окончательно не выяснена. Полагают, на огромной глубине, где-то под бывшей военной базой Форт-Киж, располагается тектонический разлом, вызывающий смещение пород, а многочисленные шахты, используемые военными, усугубляют эти явления, вызывая сдвиги и провалы. Дело в том, что по правилам эти шахты полагалось бы засыпать или обезопасить каким-либо иным способом, например, создать подземное производство или профилакторий для легочных больных, однако исход военных был столь неожиданным, я бы сказал, стремительным, что ни о каких профилактических работах не могло быть и речи. Напоследок им даже пришлось распродавать свою боевую технику, хотя это не для прессы.

- Констатация факта, - отчеканил брат Василисы.

- И все же: что показали исследования? - не унимался Филин.

И вдруг обрел дар речи сине-полосатый свекор.

- Спи, говорят, спокойно, старый хер! Таперча, мол, попадешь под землю без гроба и оформления, даром. С печки - да под землю, след за сыном.

- Ну что ты, папа, такое плетешь! - нахмурилась Василиса.

- С рациональной точки зрения суть вопроса поставлена верно: про и

контра, - дополнил ее многоумный брат, хмелея от говорения.

- А опосля приехали с мешком мандарин гуманитарных, детям раздали по два мандарина, а взрослым - по справке. Покажь справку товарищу корреспонденту, - потребовал дед.

- Такие вот справки. - Василиса Родионовна достала из кармана своего праздничного салатового пиджака, надетого на случай киносъемки, справку следующего содержания:

"Выдана Свищовой В.Р. в том, что у нее действительно отключены газ, вода и электричество до окончания геофизических исследований района военной базы Форт-Киж и прилегающих окрестностей. Оплата коммунальных услуг на указанный период временно приостанавливается.

Чрезвычайная районная комиссия".

- То есть электричество отключают, но за него можно не платить, подшутил Андреич.

- А отец его (Василиса кивнула на лыбящегося сына) вроде как с печки убился.

- Так что, коли нельзя переселить отсюдова нас и наших деток, так хоть бы газ включили: чайку попить, помыться перед смертью, - вдруг гаркнула оранжево-зеленая старуха.

Филин вздрогнул.

- Я думал, у вас печное отопление, - заметил он.

- Поголовный СВИНОЦИД получается, - сказал полуголый и гордо икнул.

Оторвав глаза от блокнота, Филин с удивлением обнаружил, что за время его увлекательного интервью положение на улице сильно изменилось. Если первым впечатлением от зыбучей деревни было безлюдие, почти необитаемость, то теперь по всей длине изгороди Василисиного двора плотно стояли в несколько рядов хмурые безмолвные люди, наблюдающие за Филиным с таким равнодушным вниманием, которое было хуже злобы. Почти все эти люди были глубокими безобразными стариками, долгая тяжелая жизнь которых выработала и развила до чрезвычайности что-нибудь одно: огромный живот, кривые ноги, бородавки на лице или горб, или зоб, или скрежет голоса. Даже дети, затесавшиеся среди этого паноптикума, смотрели с неприятным, чересчур умным выражением усохших стариков. Один из настоящих стариков - очень высокий, прямой и худой человек в расписной брезентовой куртке бойца строительного отряда, с голой подвижной головкой грифа на гофрированной шее, крючковатым носом и светлыми вылупленными глазами напоминал карикатурное изображение царя с картины "Иван Грозный убивает своего сына" - после того как тирана недели две морили голодом и лишили растительности на голове от бороды до ресниц. В руках старик держал тяжелое бархатное знамя малинового цвета с желтыми кистями и крупно вышитой золотой надписью ПЕРЕХОДЯЩЕЕ. Через несколько фигур от малиновознаменца стояла приземистая баба в цитрусовом жилете дорожного рабочего и надрезанных в голенищах цементно-белесых резиновых ботах; рост этой румяной работницы без всякого преувеличения равнялся ее ширине - как вдоль, так и поперек, - а ноги были искривлены до такой степени, что в сжатом состоянии без труда пропустили бы между собою фонарный столб. Круглая строительница также была вооружена средством агитации - в ее грубой ручке был зажат свежеоструганный шест с приколоченной табличкой ГОЛОДОВКА.