Chai s chabretsom - Alana Enoch

Вечер плавно катился в ночь. Ксения редко смотрела на меня, уделяя максимум внимания Лене, но, изредка встречаясь с её взглядом, я словно попадала в тот вечерний снегопад, в тесное кольцо из сонных парковых деревьев, когда вместе со снежными хлопьями на плечи мне задумчиво опускались слова: «Вы – Прекрасная Женщина, и я люблю вас». О, этот коварный враг-друг, хмель! Какие ещё заблуждения прошлого он был способен вытянуть на свет божий с тёмного дна памяти? А Ксения, перебирая частоты на радиоприёмнике, нашла старую-престарую советскую песню… Наверно, на «РетроFM» попала.

– О, старьё какое… Но душевно звучит, – сказала она, останавливаясь за стулом Лены и обольстительно кладя руки на плечи девушки. – Милая, как насчёт медленного танца?

С очаровательно опущенными ресницами Лена вложила свою ручку в галантно протянутую ладонь и очутилась в кольце чувственных, многообещающих объятий. А Ксения, вальяжно покачиваясь и переступая ногами, подпевала радиоприёмнику.

– «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошёл, тебя не встретил, не нашёл*», – на интимно близком расстоянии от Лениной щёчки пыталась она изображать лирический тенор, и ей с её довольно низким тембром это удавалось вполне похоже.

Допив, Александра поставила бокал и откинулась на спинку стула. Отблеск огня плясал в жемчужно-серых льдинках её глаз, не в силах их отогреть, и я решила взять это дело на себя: жара, разожжённого во мне вином, хватило бы на двоих. Накрыв разгорячённой ладонью руку моего Ангела, я улыбнулась:

– Потанцуем?

Пусть не с первого раза, но мне удалось прогнать осенний холод из этих глаз и вызвать в них тёплый отклик. Ледок дрогнул и сломался под напором моей улыбки, и мы слились воедино, покачиваясь на волнах далёких семидесятых.

– Хорошая всё-таки песня, – выдохнула я, танцуя с Александрой щекой к щеке.

– Угум, – согрел мне ухо ответ. – И была бы ещё лучше, если бы кое-кто тут не воображал себя гением пародий.

– Ку-ку, я всё слышу! – щёлкнула пальцами Ксения, не переставая блаженствовать: её ладонь переместилась ниже Лениной талии.

Потом звучали ещё другие песни, но я оставалась в плену чар самой первой и ловила себя на желании нажать на перемотку, чтобы прослушать её опять… Увы, проиграть заново радиотрансляцию было нельзя. «Ладно, потом найду, на “YouTube” чего только нет», – подумала я, и с этим решением в животе у меня разлилось щемящее тепло.

– Ладно, по последней – и спать, а то головка с утра будет бо-бо, – сказала Ксения, плеснув коньяка себе и Александре. – Завтра в лес идти…

Пока они пили по последней, мы с Леной успели убрать со стола и вымыть посуду. Какие-то слова крутились у меня на языке, беспокоили и клевали меня, а призрак песни звал за собой в небо, но я так ничего и не сказала Лене. «Незачем», – решила я.

Новенький комплект постельного белья в гостевой спальне манил прилечь и смять его свежую нетронутость. Скользя ладонями по столбам, Александра усмехнулась:

– Сюда бы соломы набросать – и ни дать ни взять сеновал. Ну что, вниз ляжем или наверх?

Коньячный букет в её дыхании смешивался с моим, винным, и наши губы сами непрошенно слились. Карабкаться на верхний ярус не было ни сил, ни желания, и мы, естественно, нырнули вниз.

– Мм, – блаженно простонала я, чувствуя жар любимых рук на себе.

Этой ночью на Ангела накатила непривычная сумасшедшинка, зубастая и немного злая во хмелю. Белокрылую нежность сменила жестковатая и напористая властность, коей я не смела прекословить, лишь пытаясь чуть смягчить её поцелуями. Сегодня Ангел был со мной ершистым и нервным, долго не мог угомониться, хотя встать нам предстояло довольно рано.

– Саш, – наконец шепнула я в жарком изнеможении. – По-моему, у нас с Леной есть что-то общее… Ну, в смысле, сходство… не находишь?

– Н-да? Охо… – раздался в ответ полусонный хмык-зевок. – Не знаю, как-то не присматривалась. В любом случае, повторить тебя нельзя: ты одна такая, малыш.

– Нет, правда, что-то такое есть, – цеплялась я за своё наваждение, усугублённое усталостью и хмелем, а где-то на невидимом горизонте ночи маячило: «Представить страшно мне теперь…»

– Да ну, она ещё совсем зелёная девчонка, – защекотало мне ухо дыхание Александры. – А ты… мм… женщина.

– Бальзаковского возраста? – некстати вырвался у меня горько-кислый, неловкий смешок.

– Нет, в самом расцвете красоты и сил, – куснул меня Ангел за мочку уха.

– Комплименты на троечку, – поморщилась я.

– Ну, сделай скидку на коньяк, – усмехнулась Александра. – Завтра попробую на трезвую голову переэкзаменоваться.

Остаток ночи я промучилась на грани сна и яви, в тягостном полубреду, медленно протрезвляясь навстречу рассвету и слушая сопение Ангела. Под утро дурнота начала вить верёвки из моего нутра, и я сто раз пожалела, что не догадалась положить в аптечку какое-нибудь средство от похмелья и капсулы для печени. Помучившись часа полтора в постели, я потихоньку встала и полезла в рюкзак в поисках своего тонометра; по закону подлости, он был на самом дне. Чтобы не будить Александру писком прибора, я оделась и выбралась во двор.

Такого тумана я давно не видела. Его голубая предрассветная завеса окутала землю, размывая очертания соседних домов; относительно чётко был виден только забор, а всё, что дальше – словно в дыму. Ёжась от пронизывающей сырости, я уселась в приглянувшейся мне вчера уютной беседке, высвободила руку из-под куртки, надела манжету и нажала на кнопку. Привычный давящий охват и жужжание насоса, потом писк в такт сердцебиению… Вышла я во двор без колготок под джинсами, и холод сиденья чувствовался сквозь ткань.

«Пфф», – спустился из манжеты воздух: измерение закончилось. В утреннем сумраке чёрные цифры на мониторе прибора было трудно разглядеть, но я кое-как разобрала. Повышено, но, впрочем, не катастрофа. Алкоголь на моё давление не особо воздействовал, а вот соль… Да, не следовало вчера так увлекаться рулетиками с рыбой.

– Доброе утро, Лёнечка.

К беседке шла Ксения – в камуфляжных брюках, в куртке внакидку и с запотевшей бутылкой пива из коричневого стекла. Мои плечи свело зябкой дрожью: на улице и без того не жара, а она ещё и пиво холодное пьёт. Хотелось чаю – терпкого, зелёного, с жасмином, лимоном и сахаром. А Ксения, заметив тонометр на столике, озабоченно нахмурилась.

– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила она, присаживаясь напротив.

– С солёной рыбой вчера переборщила малость, вот и поднялось чуть-чуть, – нехотя пояснила я.

Её тёплая ладонь накрыла мою руку, лежавшую на столике, и в сердце ткнулось что-то тупое, округлое… Неловкость.

– Может, воды хочешь? – заботливо осведомилась Ксения. – Минералка в холодильнике есть.

– Лучше чаю, если можно, – пробормотала я.

– Сейчас. Я мигом, – кивнула Ксения. И, задержавшись между столбами у входа в беседку, добавила: – Ты не сиди тут, замёрзнешь же… Иди лучше в дом.

Мне хотелось подышать воздухом, и я отрицательно качнула головой. Закутавшись в куртку, я слушала туманную тишину, а на задворках памяти звучало: «…что я не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошёл…»

Стук. Это на столик встала толстостенная глиняная кружка, от которой поднимался уютный парок, а с края свисала ниточка от чайного пакетика. Чёрный… Ну ладно, сойдёт и этот, с бергамотом. Попробовав, я отдёрнула губы: только что заварен, почти кипяток.

– Может, всё-таки лучше в дом пойдём? – завладев моей рукой и чуть сжимая пальцы, снова предложила Ксения.

Я опять качнула головой. В чаепитии на холоде было своеобразное удовольствие.

– А давно ты с Леной познакомилась? – спросила я, когда чай остыл до приемлемой температуры.

– Четыре месяца встречаемся, – ответила Ксения, приложившись губами к узкому горлышку бутылки и сделав глоток пива.

– Славная девушка, – только и смогла я сказать.

– Тоже так думаю, – чуть приметно улыбнулась моя старая знакомая, а в глазах у неё вьюжил тот зимний вечер. – Увлекается икебаной и вязанием.

«…А не писаниной», – добавила про себя я.

В полвосьмого мы собрались за завтраком. Я решила: никакой больше рыбы, а поэтому съела только кусочек ванильно-яблочного пирога. Другой, с картошкой и мясом, лёг бы сейчас на мой взбаламученный дурнотой желудок тяжёлым комком.

– Выходим минут через сорок, – глянув на часы, сказала Ксения. – Как раз совсем рассветёт.

В этом был здравый расчёт: пока мы дойдём до ягодного местечка, пока наберём клюквы, пока вернёмся – вот уже и обед. А ещё возня с вареньем…