Последняя смерть Дельфина - Владислав Юрьевич Булахтин

— Но это же игра, — возразил Штефан.

Звонарев покачал головой:

— Я не Бог весть какой оперативник, но у меня в подчинении пятьдесят человек. Мы убедились, у 92 из ста проверенных имеются и взрывные вещества, в основном чешского производства, и израильские гранаты ВТ67. В нескольких случая удалось обнаружить инструкции и точный график приведения всего этого хозяйства в действие.

— Арестовали? Перекрыли канал поставок?

Звонарев вгляделся в лицо Тидэ — нет, не шутит.

— Завтра сосредоточимся и разом повяжем 2–3 тысячи человек. Нет никакой гарантии, что оставшиеся не сдетонируют. Поток контрабанды через Волгу можно перекрыть только высушив реку. Есть два варианта развития событий: оперативно вывести войска, военную и гражданскую администрацию — спасти хотя бы людей. Тогда Сызрань останется в распоряжении тихонь. Вероятно, они устроят масштабный теракт в другом областном центре. Не факт, что нам не придется убегать из оставшихся городов ВВФ. Поэтому мы приняли на вооружение гениальный план — ночью объявляем военное положение, запрет на любое передвижение, блокируем улицы, арестовываем известных активистов.

— Причём здесь Климов? — Штефан задал вопрос, уже догадываясь об ответе.

— Кроме того, что он криминальная звезда местного разлива? По имеющимся сведениям именно он даст сигнал тем, кто будет вершить возмездие. Он единственный настоящий человек, которому верят в этой искусственной стране

— Что за сигнал? — оживился Штефан.

«Дурилка картонная решил здесь и сейчас придумать, как локализовать, исправить все проблемы действующей администрации», — Звонарев, внутренне усмехнувшись, пояснил:

— Варианты есть, но все они хлипкие. Колоть местных мучеников мы не решились — вдруг вызовет цепную реакцию. Может, подбросите идейку?

Штефан степенно запыхтел, при этом не удержался и поерзал на стуле. Словно под ним закипело:

— Надо допросить Климова, а не позволять ему поставлять взрывчатку и наркотики, — сгенерировал он мысль.

— Допросим — допросим. У нас не залежится. Только вот мы в администрации никак не договоримся о последовательности действий. Сначала допросить, потом арестовывать остальных, потом вводить комендантский час и успокаивать население по телевизору. Или все одновременно делать. В каком случае погибнет меньше людей? А погибнут они в любом случае… Поэтому и водим Дельфина на поводке уже неделю. Чтобы он не споткнулся, и Каминского с Лацисом не отправили под трибунал. Еще предложения есть?

Штефан в политкорректных европейских раздумьях наморщил лоб. Через минуту Звонарев сжалился:

— Вот и мы тоже не кипим идеями. Военным проще вырезать опухоль. Они горячо настаивают на ликвидации Дельфина. Гражданская администрация и Ваш покорный слуга уверены — это и будет тем самым сигналом, который превратит Сызрань в эпицентр боевых действий. Климов который день неспроста на пулю напрашивается. Вчера выбили у Лациса сутки, чтобы переформатировать Дельфина из детонатора обратно в урку. Януш склоняется к плану безоговорочной дискредитации. Чтобы даже местные дрочеры перестали верить Климову. Проблема в том, что он сам давно вовлечен во все тяжкие — очернить его, лишить доверия непросто. Здесь у нас вторая идейная загвоздка. Поэтому и экспериментируем — науськали Вишенку Лациса. Требовалось просто подойти к Дельфину, по спине похлопать. А бойцу ноги благородно отказали, и он бунтовать принялся. Сейчас будем другие способы пробовать, а Вы ступайте в гостиницу — поспите.

— Почему это?

И здесь без объявления войны Звонарев перешел на крик:

— Иди дрыхни, Фриц.

— Я не Фриц, — вставил евросоюзничек

— Переименуем. Я как был следаком, так им и останусь. Ты родился обсосом, обсосом и сдохнешь. Ты наших коренных головняков в упор не увидишь.

— Что? — растерялся Штефан.

— Во-во. Чтопай в гостиницу, Холмс. Я без тебя это дело закрою.

— Нет, — возразил немец и повысил голос. — Руководить здесь буду я! Он схватил внутренний телефон и гаркнул по нему:

— Каминского ко мне! Сейчас Вы попляшите, — предупредил он Звонарева.

«Польку — бабочку, — промолчал следователь. — Значит, я угадал. Засланный казачок оказался капризным половым членом с чрезвычайными полномочиями. Ревизором. Сейчас он таких дел наворошит — не только Спасской башни, булочных в городе не останется».

Понимая, что бесполезно, Звонарев все-таки предупредил Тидэ:

— Война на Волге малой кровью не обходится. Здесь решается будущее империй. Дельфина нельзя просто брать и сажать на дыбу. Нельзя просто пристрелить как паршивого пса. Ты же, хрен моржовый, читал его дело. Парень ничего не боится. Если пулей можно спутать его планы, он бы по улицам не бродил.

Штефан посмотрел на часы и самонадеянно заявил:

— К восемнадцати часам мы нейтрализуем его. Либо будет наш. Либо передаем Лацису — пусть работает. Часа через два-три после ареста объявляем военное положение.

Вбежавшему Янушу Каминскому Штефан приказал:

— Привлеките к спецоперации не только работников администрации, но и лояльных граждан из местного населения. С Вас, — Штефан обратился к Звонареву. — Исчерпывающий список тех, кого следует арестовать сегодня ночью.

11:57

Ветер с Волги дул, опрокидывая зонтики в кафе на набережной, выстроенной напротив сызранских мельниц. Зонтик у стола, занятого Дельфином и Сурковым, лишь вздрагивал. Вокруг них образовался аномальный островок безопасности — то ли из-за чуткости природы, то ли благодаря охране, мирно оглядывающей окрестности из «Патриотов», то ли из-за чрезвычайно развитых особенностей контрабандистов «не отсвечивать».

— Почему ты не хочешь принять помощь, брат? — Сурок как всегда насуплен, как всегда знает всё обо всех, как всегда остается лучшим другом. Перед глазами расстилался волжский простор, сверху донизу пронизанный маршрутами доставки грузов из Большой России.

— Не хочу никого порочить. Буду действовать один, — поставил точку Дельфин. Он пригубил запотевший стакан. Он никогда не пил спиртного, не курил, не вступал в интимные отношения. Когда друзья осторожно интересовались — отчего такая сдержанность, Дельфин честно отвечал: «Не знаю, с чего начать. Я контролирую треть волжской контрабанды, имею неограниченный доступ почти ко всем радостям жизни. Крайне легкомысленно будет распыляться по пустякам. Всего мне не попробовать, поэтому надо тщательно выбрать что-то одно по душе. Наркотики? Героин? Диметилтриптамин? Секс? Русскую рулетку? Коллекционировать деньги? Нитросоединения[39]? Вы же знаете — не по мне хватать по чуть — чуть этого, чуть — чуть того…».

— Если ты слишком легко сдашься, силовики поведут себя неадекватно.

— Подсыпят мокрый порох[40]? — единственно чего боялся Дельфин, что администрация раскроет его планы.

— Вряд ли, — Сурок заказал еще пива. — Самое обидное, что свои готовы пожертвовать тобой. Тебя подписали поработать фанфарой потому, что ты сто раз демонстрировал — жизнь копейка.

— Я и правду так думаю.

— Во-во. Вязать и лечить надо, а мы смотрим, как ты светишься и ждем, когда тебя угрохают.

— Ты существуешь в другой парадигме. Считаешь жизнь высшей ценностью. Представь обратное: жизнь — разменная монета, легко используемая ради