Жара - Ральф Ротман

Произнося под нос ругательства, Гарри лопатой перегрузил картофельную массу в термобачки и поместил их в водяную баню, тут же поставив на конвейер новую пирамиду из алюминиевых тарелок. В отличие от суповых они были разделены на три части, и Эмиль, с лопаточкой в руке, опять запустил конвейер и принялся накладывать пюре в тарелки — шлеп-шлеп в первую из трех секций. Двумя шагами дальше турчанка добавляла овощи, а. Хайди, в розовых резиновых перчатках, раскладывала по тарелкам жареные сосиски. Бернд, сложив губы трубочкой, поливал из большого кувшина пюре соусом, а Де Лоо принимал закрытые фольгой тарелки, выезжавшие из тоннеля с горки, и передавал их дальше. Клапучеку, укладывавшему их в ящики из полистирола; он действовал согласно длинному списку, заляпанному жирными пятнами.

Дверь в контору неожиданно открылась, и в кухню прошмыгнула старушка. Она прятала за спиной поводок, держа его накоротке, так что Ксанф, у которого вывалился язык из пасти, вынужден был мелко семенить, словно приклеенный к ее ногам. Тем не менее повар заметил его.

— Эй! Что это такое? Твоей вонючке здесь не место!

Старая женщина, совсем неприметная среди огромных сковородок и их поднятых крышек, вздрогнула от испуга.

— Да-да, хорошо! Мы уже уходим. Я только хотела попрощаться с вами. Ну не будь ты вечно таким неприветливым, Эмиль!

Лопаточка ритмично скребла по краю сверкающей чистотой тарелки.

— Это кто же здесь неприветливый?! — рявкнул шеф-повар. — Ты уже попрощалась, давай проваливай отсюда!

Шапочка надвинута на самые глаза, старое пальто застегнуто наперекос. Старая женщина, шмыгая подошвами, прошлепала в своих «дутиках» вдоль конвейера.

— Меня уже нет, или ты думаешь, меня здесь что-то удерживает? Мне надо только на минутку подняться наверх… Привет, Имре! — Она кивнула турчанке, приложила палец к губам и привязала собаку к ручке двери в холодильную камеру. После этого она поднялась по лесенке в мойку.

Клапучек весь взмок. Он уже заполнил зеленые ящики тарелками и составил их в две стопки возле выхода. Небольшая, подсунутая под крышку бумажка трепыхалась на сквозняке, он протянул. Де Лоо список и сказал:

— А теперь мои клиенты, у меня самый длинный маршрут. Читай вслух, так будет быстрее.

Слева в списке стояли имена клиентов, в основном разные фирмы, учреждения, институты, справа — количество заказанных порций и начало обеденного перерыва, и, принимая выползавшие из туннеля тарелки. Де Лоо читал:

— Бюро Саваде: три порции фасолевого супа, семь порций жареных сосисок. Репро-Блиц: два раза суп, два раза жареные сосиски. Фрау Паулюс: одни жареные сосиски. Бреннер, бюро по недвижимости: четыре порции жареных сосисок. Студия синхронной звукозаписи: четырнадцать порций фасолевого супа. — И так далее. При этом он заметил, что Клапучек совсем не придерживается точного числа заказов, чаще всего кладет в ящики одну-две порции лишние.

По лесенке осторожно спустилась старушка, покопошилась, отвязывая поводок.

— Ну вот, ребятки, я ухожу. Всего вам хорошего!

Эмиль взглянул на часы и пустил конвейер быстрее.

— Я думал, тебя уже давно нет.

— Пока, морковка! — крикнула крепышка, она чистила котел проволочной щеткой. — Привет твоему любимому хомячку!

— Спасибо Лаура, обязательно передам. Он так радовался миндалю, ты даже себе не представляешь. — И она засмеялась дробным смешком.

Бернд помахал ей вслед кувшином из-под соуса.

— Чао, старушка! У тебя уже конец рабочего дня?

— К счастью. До свиданья, толстяк. Я ушла. — Она потянула за собой пуделя и зашаркала назад в контору. — Но до того я еще скажу шефу, как здесь повар обращается со старейшим работником предприятия. Такого раньше никогда не было. Уж что правда, то правда.

Эмиль задрал подбородок.

— Ну что там еще? — крикнул он. — Как я с тобой обращаюсь? Может, прикажешь тебе ноги помыть?

— Нет-нет, боже упаси, — сказала старушка и повернулась к нему спиной. — Я уж как-нибудь сама справлю свой туалет. А вот глазунью мог бы разок для меня сделать.

Снег превратился в сточных канавах в грязное месиво, а замерзшее собачье дерьмо в прозрачные обледенелые катышки. Де Лоо повернул старенький пикап марки «фольксваген» к Котбусскому мосту в районе Кройцберг, но вынужден был остановиться перед светофором. Люди на тротуарах закутанные, как мумии, их потенциальные покупатели, изо рта вырывается пар. Двое нищих положили руки на капот только что припарковавшегося автомобиля. Турецкий рынок на берегу обводного канала.

Перед бетонированным спуском к воде стоит толстая женщина в старом, местами изодранном дождевом плаще. На голове у нее огненно-рыжий парик. Она сыплет зерна риса голубям, нашедшим под перилами моста укрытие и замершим там в неподвижности. Мгновенно раздалось воркование, голуби тут же затоптались на одном месте, и земля чуть не закипела под их серым волнующимся оперением. Со всех сторон сюда ринулись еще и другие птицы, их становится все больше и больше, то одна, то другая садится на плечо или парик этой женщины, а та улыбается и посматривает на случайных зрителей. Стоило ей вытянуть руки, в ладонях полные пригоршни риса, чуть ли не все птицы устремились к ней, вцепляясь коготками в любое свободное местечко на плаще благодетельницы, они даже забирались ей под плащ и в карманы, и почти неразличимая уже женская фигура, облепленная хлопающими крыльями птицами, медленно, шаг за шагом, продвигалась к мосту. Огромное пернатое существо, в пуху и перьях, которому прохожие уступали дорогу.

— Сумасшедшая старуха, — пробормотал шеф, а Де Лоо нажал на газ. — Какое-то время она работала у нас… Теперь вон там впереди направо… Между прочим, разве вы не будете, оставаясь кинооператором, зарабатывать больше, чем у меня?

— Вполне возможно.

— Да? А тогда что же? Не смогли найти место?

Де Лоо покачал головой.

— Я и не искал.

Первый клиент — портной, занимающийся с четырьмя своими помощниками переделкой и подгонкой одежды, — посмотрел на часы и выразил неудовольствие, что обед привезли слишком рано. Господин Поль признал его правоту и извинился перед ним, но стоило им выйти из ателье, как он пренебрежительно махнул рукой.

— Главное, чтобы последние клиенты не жаловались на задержку…

— Да, но где десерт? — спросила секретарша в школе изучения иностранных языков, принимая заказанную ее коллегами еду, и шеф, запустив руки в карманы своего халата, выложил ей на стол киви, прилагавшиеся сегодня к фасолевому супу.

— О-о-о, — протянула она разочарованно, обирая острыми пальчиками ворсинки с плодов. — Только фрукты?

Поль покачал головой, вскинул брови.

— Да ведь это же «заколдованная картошка», — сказал он, а Де Лоо принял вчерашний зеленый ящик и зажал его под мышкой.

Большие и маленькие офисы, магазины, где можно перекусить стоя, ремонтные мастерские, торговые конторы и даже церковь — так сказать, жареные сосиски для мастеров органного дела. Поль, без конца смотревший на часы, дирижировал маршрутом через Кройцберг и Нойкёльн вплоть до Брица в Западном Берлине, а оттуда снова в Восточный Берлин: Адлергештель и Плентервальд в Трептове.

— Здесь поезжайте по семьдесят пятой, — говорил он, — тогда мы еще успеем проскочить у следующего светофора на желтый… Вот здесь можно срезать, смотрите только, чтобы вас не тормознули… Осторожно, за третьим плакатным щитом часто стоят регулировщики с пушкой… Если вы сумеете вписаться задним ходом в эту улочку с односторонним движением, мы сэкономим пять минут… Там впереди можно повернуть на третьей скорости… Теперь на четвертую. И газ.

Они быстро проходили коридорами фабрик, по цехам, складам строительных материалов или запчастей, лабиринтами из письменных столов, мимо припаркованных автомобилей или рядов клеток с подопытными белыми мышами в лабораториях. Поль приветствовал рабочих и начальников смен, представлял Де Лоо как своего нового шофера, а тому все чаще казалось, что они доставляют свои зеленые ящики все время в одно и то же помещение, предназначенное для обеденного перерыва: те же металлические шкафы, везде таблички с названием профсоюза, кофеварки, столы с ножками из хромированной стали и контрольные часы возле двери, пробивающие время обеда на карточках служащих.

— Ну вот и прекрасно, мы уложились почти вовремя, — сказал он, когда они четверть третьего подрулили к последнему клиенту в Восточном Берлине, владельцу огороженной территории по сбору металлолома. Курт Аккерман, Штралау, — оповещали стальные, неумело сваренные буквы над забором из проволочной сетки. Три цепи на воротах, огромные висячие замки. — Отправляйтесь к боковому входу, вон там, между кустами. И не пускайтесь с ним в долгие разговоры. Я подожду здесь…