Гарпия - Меган Хантер

естественным образом приглушила мой голос, и слова прозвучали больше как обычный вопрос, чем как обвинение. Тихие звуки заполнили пространство между нами.

Силуэт Джейка в темноте изменился – словно бы груда камней медленно задвигалась. Глядя на мужа искоса, я могла представить, что он прижал ладонь ко лбу. Но на самом деле я видела его очертания смутно, и руку он мог держать где угодно.

Как только я вынула руку из-под подушки и повернулась на бок, силуэт Джейка, снова изменившись, приблизился. Его рука потянулась к проводу ночника. Я выставила руку и не дала мужу включить свет. В этот момент я задела его предплечье ногтем. Видимо, зацепила кожу чуточку зазубренным краем не толще острия булавки.

– Черт! Что это было? Включи свет!

Я нащупала в темноте выключатель. Негромкий щелчок – и наконец зажегся свет. Джейк, опустив голову и прищурившись, принялся разглядывать свою руку.

Я инстинктивно потянулась к нему, как всегда тянулась к детям, когда им было больно, чтобы утешить их и унять боль бальзамом материнской любви. Царапина была поверхностной, бледно-розовой, но она была заметна. Я хотела прикоснуться к ней, но Джейк вдруг вздрогнул всем телом, будто бы очнулся от краткого, но глубокого сна.

Его голос прозвучал обиженно, как у маленького мальчика:

– Зачем ты это сделала?

– Это вышло случайно, Джейк. Я же ничего не видела.

Снова становилось трудно разговаривать с ним – я обратила на это внимание. Что-то возникало у меня в горле, двигалось, как кадык, мешало произносить слова. Мне чего-то хотелось от Джейка, но если бы он сказал об этом, меня, наверное, сразу бы стошнило прямо на кровать. Я представляла, что из меня словно бы может вылететь пробка, мешавшая говорить. И тогда я начну кричать и не смогу остановиться.

– Я пришел поговорить с тобой, – сказал Джейк. – Я не должен был этого делать. Это был просто секс, клянусь. Так глупо.

Я сама не заметила, как мои руки начали подниматься вверх вдоль шеи, к вискам. Я ощутила мягкость своих волос, откинула их набок и прижала кончики пальцев к ушам. Я стала качаться из стороны в сторону, ощущая тяжесть собственного черепа, этот груз, который я носила на себе день за днем. «Нет, нет, нет, нет…» – словно бы произносила я. В эти мгновения я стала ребенком. Мое тело под ночной сорочкой было нежным, оно уютно свернулось под одеялом. Я лежала на боку, согнув ноги в коленях и стиснув зубы. Мучение.

– Прошу тебя, заткнись. Уйди!

Я была способна произносить только отдельные, едва различимые слова.

– Я просто хочу помочь тебе, – донесся до меня голос Джейка.

Он встал с кровати. Я ощущала его присутствие – он находился где-то рядом с книжными полками или туалетным столиком. Как призрак.

– Помочь мне? Помочь мне?

Ощущение… скопления игл и разрывающих плоть когтей было почти нестерпимым. Но я пока что находилась внутри своего кокона, и оно не захватило меня целиком. Еще нет! Я услышала, как Джейк выдохнул и пошел к двери. Я представила себе гребень самой высокой волны в мире. Вот как мне теперь предстояло жить – не позволять себе рухнуть вниз.

Но когда Джейк ушел, я всем телом испытала это жуткое чувство. Я бросилась к закрытой двери, набросилась на нее, словно это была грудь мужа, и принялась бить кулаками по древесине, и била до тех пор, пока у меня не разболелись руки. Я думала, что Джейк вернется, поднимется ко мне, но в доме было тихо. Я боялась, что в какой-то момент рухну на пол от слабости, но, видимо, я все же добрела до кровати, легла и заснула.

Иногда в детстве я открывала ту книгу только для того, чтобы посмотреть на гарпий, внимательно рассмотреть, как вырастают из их спин крылья, как легко они становятся продолжением плеч и поднимают гарпий в воздух.

Мне хотелось понять, почему у гарпий такие лица – свирепые, искаженные ненавистью. Я хотела побольше порасспрашивать об этом маму, но слова замирали на моих губах, оставляя кислый привкус под языком, и я их не произносила.

Глава 10

Остаток выходных прошел в суете привычных дел. Я была изумлена тем, как легко и просто оказалось почти не разговаривать с Джейком и не прикасаться к нему. Воскресенье тянулось медленно, минуты казались бесконечными. К концу дня дети раскапризничались и поссорились друг с другом. Но к понедельнику что-то переменилось. Мы словно бы начали двигаться быстрее, как будто заевшая пленка в кассете нашей жизни набрала скорость и устремилась в другую сторону, в реальность быстрой перемотки.

Воспоминания о субботе все еще были сильны, и меня слегка замутило, когда я насыпала кофе в стеклянный кофейник, и повсюду распространился его аромат. Я налила в кофейник горячую воду из чайника и поймала на себе взгляд Джейка. Он посмотрел на меня так, будто видел впервые. В этот момент мы с ним снова стали чужими, незнакомыми людьми. Как будто мы не спали вместе тысячи, тысячи раз и он не видел, как я рожаю его детей.

Субботний Джейк словно бы был совсем другим, не тем, который сидел в понедельник в кухне, озаренный ярким солнцем. Его волосы наполнились светом, они были чуточку взъерошены с одной стороны, потому что он спал на диване. Муж корчил смешные рожицы, глядя на детей, чтобы уговорить Тэда съесть три лишние ложки каши. Пэдди был в полном восторге. Он ухал и стонал от хохота и раскачивался на стуле назад и вперед, пока Джейк не переключился на серьезный лад и не велел сыну перестать качаться и сесть прямо.

Подобное всегда казалось мне чем-то вроде чуда – то, как Джейку удавалось вести себя с детьми так, будто бы у нас с ним все нормально. Мои родители этого не умели. Все их ссоры происходили у меня на глазах. Им словно бы никто никогда не говорил, что это нехорошо для детей. Взрослея, я размышляла о том, не было ли у моих отца и матери некоего либерального убеждения на предмет того, что дети должны видеть все стороны жизни, дабы укрепляться разумом и душой. Позднее я поняла: нет, никакой теории или особого плана у них не было. Просто-напросто такими уж они были людьми.

Я ощущала какое-то сходство между тем временем и теперешним. В воздухе витал какой-то привкус прошлого. Я вспоминала, как после скандалов у моих родителей прибавлялось сил, как наш дом словно бы двигался по своей