Оглашению не подлежит - Дмитрий Морозов

Беленков не успел договорить, как в бесшумно раскрывшуюся дверь не вошла, а скорее вкатилась полненькая, круглая старушка. Она, не обращая внимания на гостя, нагнулась к уху Новохатко и что-то прошептала.

— Прошу прощенья, Александр Игнатьевич, срочный визит оттуда, от Сенного базара, — и, не дожидаясь ответа, вышел.

Беленков, скрывая раздражение, встал и прошелся по чистым, выскобленным половицам. Все-таки тяжелое наступило время. Ему, полковнику генерального штаба, кадровому разведчику, приходится иметь дело с каким-то Новохатко из охранного отделения, “Пришить” — это они могут.

Размышления полковника прервал хозяин, с вытаращенными глазами влетевший в комнату.

— Ваше высокоблагородие, Филатов вчера явился на новую квартиру Галкиной! И еще один там! Судя по описаниям, тот, который украл его у чекистов. Прикажете накрыть всех разом?

8. Здравия желаю, господин полковник!

Хорунжий Говорухин пил уже третью неделю. Пил с того самого дня, когда узнал, что в камышах под Елизаветинской снова объявился полковник Назаров.

— Выплыл-таки, трехжильный черт, — пробормотал хорунжий, услышав эту весть.

И снова вспомнилась ему августовская ночь, когда плыли они вдвоем с полковником через быструю реку Маныч.

Было это с год назад. Бесславно закончился десант, брошенный по приказу Врангеля из Крыма под Таганрог. Командовал десантом полковник Назаров. Половина десанта здесь же полегла на пустынном азовском берегу. Вторую половину удалось Назарову увести на север.

С месяц шли они по правому берегу Дона. Творили расправу над Советами, над мелкими отрядами красных. Но у станицы Константиновской красные бросили на них регулярные части.

Двое суток длился бой, и хорунжий до сих пор не может понять, как тогда удалось ему с полковником Назаровым уйти. У самого Маныча возле небольшого хутора настиг их какой-то отряд. Коней постреляли, а полковника ранило в плечо. Все же ушли, до вечера отлежались в перелеске, а ночью поплыли через Маныч. Хорунжий взял себе полковничье оружие. До середины уже доплыли, как полковник стал тонуть…

Никогда не забудет хорунжий, как скользкая и холодная рука ухватила его за плечо, потащила под воду. Вывернулся хорунжий, ногой оттолкнул полковника и, не помня себя, напрягшись до судороги, выплыл на берег. С час лежал на песке. Никого не было…

Потом вернулся на Дон. Здесь и нашел его представитель подпольного штаба ОРА из Ростова.

Много тогда скрывалось в донских камышах белых армий и отрядов. Мало-помалу сошлись к нему зимой сотни две отчаянных, кому терять нечего. Ростовская организация снабдила деньгами, обещали большие чины дать. А главное — под большим секретом узнал Говорухин, что в середине лета ожидается английский десант с Черного моря и будет провозглашена независимость Дона.

К весне сумел хорунжий поставить под свое начало в общей сложности тысячи полторы сабель. Были у него свои люди и в станичных Советах и в военных отделах. Конечно, всю силу вместе он не держал: кто в камышах, кто по хуторам. Однако если потребовалось бы, в несколько часов мог собрать всех.

Говорухину намекали, что самому барону Врангелю доложено о его стараниях. В мечтах хорунжий видел на себе полковничьи погоны, а то и… чем черт не шутит…

И вдруг Назаров. Словно ушат холодной воды вылили на Говорухина. Тут он и запил.

Говорухин сидел в хате с командиром первой сотни Боровковым. На столе среди бутылок и мисок с закуской красным раструбом сверкал граммофон:

Кровавое Вильгельм пляшет танго,

Хоть и разбит он и с тыла и с фланга…

— Вот вы, Фаддей Иваныч, — говорил Боровков, — были в Германии. Слышал, там тоже была революция. Ну, у нас-то, я понимаю, немцы революцию произвели. А вот у немцев кто же?

— Не было у них революции! — сказал, по-пьяному растягивая слова, Говорухин. — Не было и не могло быть. Немцы, брат, народ аккуратный!

— Что? — спросил Говорухин и, подняв глаза, увидел в дверях своего ординарца и незнакомого человека в гимнастерке без погон.

— Кто такой? Я ж говорил, чтоб никого…

— Позвольте доложить, ваше благородие, — отрапортовал ординарец, — они от их высокоблагородия полковника Назарова.

Словно испугавшись чего-то, смолк граммофон, только игла продолжала с шипением скоблить пластинку. Говорухин стукнул по ней кулаком. Сотенный Боровков, чуя неладное, встал.

— Кто такой? — мрачно спросил Говорухин, глядя на гостя.

— Поручик Ремизов, с особым поручением господина полковника.

— От полковника? — наконец переспросил он. — А как зовут полковника?

— Иван Семенович, — удивленно пожал плечами поручик.

Хорунжий, пошатнувшись, встал и вдруг дико заорал па Боровкова и ординарца:

— Чего уставились? Геть отсюда! И чтобы ни одна душа!…

Поручик, не дожидаясь приглашения, сел. Говорухин налил самогона в два стакана. Горлышко бутылки дробно позвякивало о край.

— Пейте, поручик, — сказал он.

— Может быть, сначала о деле?

— С приездом, — ответил Говорухин, опрокинув стакан в горло.

Ремизов хлебнул из стакана и брезгливо поморщился.

Говорухин взял со стола соленый огурец.

— Вам Иван Семенович говорил обо мне что-нибудь?

— Н-нет, — под пристальным пьяным взглядом Говорухина поручик почувствовал себя будто бы неловко. — Я имею приказ назначить с вами встречу.

— А какая мне в этом надобность? — Говорухин снова налил самогона, но на этот раз только себе.

— Такова директива из Ростова.

В отравленном мозгу Говорухина гвоздем сидела только одна мысль: помнит ли полковник Маньгч? Бывает, что люди забывают, или, может быть, он тогда потерял сознание?

— Ладно, — сказал он. — Я встречусь с полковником. По только с глазу на глаз. Ну, скажем, в семь вечера. Мельница у хутора Сурчинского.

— Я могу надеяться, что господин хорунжий назавтра не забудет?

Красное лицо Говорухина побагровело еще больше.

— Слушай, — сказал он вдруг тихо, — а если я тебя сейчас шлепну?

— Вы будете нести ответственность перед штабом ОРА! — спокойно ответил поручик, и что-то в его тоне сказало хорунжему, что его полугодовая вольница кончилась.

— Ну ладно, катись отсюда! — сказал он.

На следующий день с десятью надежными казаками Говорухин поскакал к хутору Сурчинскому. Отряд шел открыто, потому что у всех были документы, удостоверяющие принадлежность всадников к милиции, что подписью и приложением печати подтверждалось.

Часам к пяти на дороге, выходившей из балки, появились два всадника. Они посовещались о чем-то на виду у говорухинского отряда. Потом один двинулся к ветряку, а второй — неспешной рысью к роще, где стояли казаки.