Двое из будущего. 1904-... (СИ) - Казакевич Максим Валерьевич

А самый первый выстрел сделал он сам. Осторожно опустил мину в жерло ствола и та, с шелестом скользнув вниз, выстрелила. Подполковник задрал голову, пытаясь ее рассмотреть, но, не увидев, стал ждать разрыва. Спустя какое-то время его дождался, понял, что сделан недолет, но прежде чем исправлять наводку, дождался отчета наблюдателя.

— Недолет сорок, право десять!

И подполковник, склонившись, ввел поправки. Вторая мина легла почти в цель.

— Недолет десять! Лево десять!

Ну а третью Бржозовкий запустил точнехонько в подготовленную мишень и, получив отчет наблюдателя, остался доволен. И после этого отошел от орудия, уступив место подчиненным.

За время обучения первой партии мы потратили около пятидесяти мин и что-то около двух сотен весовых болванок, у которых вместо тротила была насыпка из обычного песка с опилками. Так прошло обучение первой партии минометчиков, следом за ней последовала вторая. Но следующих людей обучал уже не я, а сам подполковник. Он, поблагодарив меня за науку, за новое оружие, вежливо, но вполне настойчиво отстранил меня от этого дела. А я с легкостью отошел в сторону, Бржозовский на самом деле оказался грамотным специалистом и, приняв от меня новые знания, смог с легкостью организовать обучение. Ну а что, разве это было плохо, разве не к этому я стремился? Вот потому-то для порядку понаблюдав за второй партией обучаемых, я спустя какое-то время навсегда оставил подполковника и более в процесс обучения не влезал.

Как-то очередной глубокой ночью во второй половине апреля японцы предприняли массированную атаку на наши корабли и батареи. Первые выстрелы прозвучали около часу ночи. Лизка, напуганная хорошо слышными залпами, соскочила с лавки и спешно натянула на себя платье. Проснулся и я и, поняв, что ночка будет неспокойной, поднялся с кровати.

— Слышали, вы тоже слышали? — встревожено спросила она, когда я зашел хлебнуть воды.

Снова бахнуло одиночным со стороны Электрического утеса. Затем прогремело еще несколько залпов. Снаряды улетели в сторону открытого моря, а оттуда, словно в приступе отчаянной злости, безостановочно ответом забили японские орудия.

Я неспешно оделся и вышел из дома. На небе светила яркая луна и море, слегка неспокойное, накатывало пенным прибоем. Японские корабли хорошо были заметны при такой погоде, несколько десятков их кружило в нескольких километрах от крепости, а залпы их орудий, словно магниевые вспышки, фотографировали море, вырывали из мрака их грозные силуэты.

Отвечали и наши корабли. Со стороны пролива в японцев били орудия нескольких канонерок. Не маневрирую, стоя на якоре, они лупили по врагу со всей возможной яростью. И какой-то крейсер непрестанно ухал пушками, озаряя внешний рейд шарами дымных вспышек. На нашей стороне где-то упали снаряды, взорвались, подняв высокие брызги и волну, но и японцам прилетело. Даже с моего места было видно, как рядом с их кораблями вспухали высокие сталагмиты.

От моего дома японцы были видны как на ладони. Вот они — в прямой видимости. Курсируют туда-сюда в кильватере флагмана, разворачиваются в след, словно послушные утята. И бьют из всех орудий, да так, что после каждого залпа вой летящих снарядов наполнял пространство, заставлял людей искать укрытия. А затем мощные взрывы, содрагающие землю. Даже возле нашего дома каменистая почва заметно вибрировала, что уж говорить от тех, кому эти снаряды предназначались.

Мне сама Золотая гора и Электрический утес видны не были. Лишь вспышки орудий их батарей фотографировали редкие облака, да взрывы японских снарядов поднимали в воздух облака пыли, которые, впрочем, сносились несильным ветром в сторону. Восемнадцатая батарея, что стояла совсем недалеко от нас, тоже била в море, но, в отличие от батарей на Золотой горе, никакого ответа от японца не получала. Для врага эта батарея была менее опасным противником.

Я спустился к самому берегу. Вышли мои архары, молчаливо уставились на беснующиеся вдали корабли. Там уже в кого-то попали и тот, вывалившись из общего строя, уходил в сторону, обильно паря. Видимо снаряды ему повредили или сами котлы, или же паропроводы.

— Сюда стрелять не будут? — с опаской спросил Петро.

— Не должны, — ответил я. — Если только случайно….

На том мои парни и успокоились. Петро через некоторое время убежал домой, но вскоре вернулся, принеся мне бинокль. И я его принял и стал созерцать далекую японскую эскадру. С удовлетворением отметил, что наши снаряды ложатся очень неплохо, фонтаны воды вздымались от их бортов в опасной близости.

Примерно через час бой завершился. Японец отошел на расстояние и его стало плохо видно. Наши батареи замолчали и над морем установилась прямо-таки оглушающая тишина.

— Все? Закончили? — вопросил меня Петро.

— Похоже, — пожал я плечами. — Отбили врага.

Мы постояли еще несколько минут, и уже собрались было уходить, как наши батареи вдруг снова ударили и японцы, которые за время затишья подошли ближе, ответили слитным залпом. Похоже, бой разгорался с новой силой.

— Вот что, ребята, — почесав в затылке, сказал я, — а тащите-ка сюда мою киноаппаратуру и монтируйте ее. Чем черт не шутит, может что-нибудь интересное снимем.

И они убежали. Через двадцать минут на самом краю прибоя поставили камеру, зарядили в нее пленку, прокинули кабель до принесенного генератора. Мне операторский стульчик поставить не забыли и я, воссев на него и припав глазом к объективу, стал искать виды. Снимать пока ничего не собирался — японец был слишком далеко от нас, да и света для хорошей съемки было откровенно мало.

Бой шел долго. Я сидел перед камерой еще часа два и уже устал глазеть на стрельбу. И ловить виды в камеру тоже перестал — надоело. Японец так и бил по нам с расстояния, не рискуя подходить. Но тут случилось что-то странное — среди грохота орудий вдруг послышалась пулеметная стрельба и частые ружейные залпы. Казалось, что противник был совсем уж рядом.

Я насторожился. Парни мои тоже встрепенулись и без команды дернули магнето у генератора. Тот утробно затрещал, вырабатывая ток.

И вот буквально в ту же минуту мимо нас, в каких-то двух-трех сотнях метрах пролетел вражеский миноносец. А за ним следом еще один и еще. Шли они быстро, разрезая волну, словно огромные ножи, и палили изо всех орудий. Даже матросы, что находились на палубе и те стреляли из личного оружия. А следом за ними показалось четыре гражданских судна. Они шли заметно тише, отставая от миноносцев, но и с этих судов шла активная ружейная пальба. Похоже, японцы снова предприняли попытку заткнуть внутренний рейд, затопив в фарватере брандеры.

Я включил камеру и мгновенно поймал в объектив подсвеченные прожекторами суда. Наши их тоже заметили, поняли опасность, что они представляют и открыли по ним шквальный огонь. Суда слабо маневрировали, принимали на грудь килограммы горячего свинца пуль и целые пуды снарядов, но и не думали останавливаться, а перли к проходу и перли. Но что-то было не в порядке в их курсе, брандеры промахивались и в свете луны и фейерверках разрывов они слишком поздно это поняли и не смогли отвернуть в сторону. Один из судов наскочил на мель прямо под самым Электрическим утесом, но идущие следом корабли, спешно заложив вправо, избежали подобной участи. Но и им не повезло. Пройдя совсем немного, они врезались в уже притопленные нашими флотскими ребятами корабли, где и нашли свою смерть под свинцом. Японцы на судах, поняв, что их затея провалилась, попрыгали в воду. Кто-то попытался спустить шлюпку и ему это даже удалось, да только ее тут же расстреляли, разметав утлое суденышко в щепки.

— Смотрите, Василь Иваныч, плывет кто-то! — воскликнул Данил, показывая пальцем на пенящийся берег. Я перевел камеру и точно — человек неуверенно греб к земле. Он был совсем близко. Взмахивал руками, едва держась на волне, и с каждой секундой приближался к нам. Наконец совсем скоро он ощутил под собою твердую почву и, выбравшись на берег, обессилено упал. Это был японец и, скорее всего, если судить по мундиру, офицер.