Запад-81 - Александр Викторович Горохов

будто он перенёсся из довоенных времён. Минск стал другим: очень сильно ужался в размерах, и в нём полностью исчезла современная застройка, вокруг города фактически нет асфальтированных автодорог. Городской аэропорт, расположенный менее чем в десяти километрах, заставлен примитивными поршневыми одно- двухмоторными самолётами. На военном аэродроме в Липках очень сократилась взлётно-посадочная полоса, а на стоянках базируются довоенные истребители.

— Что скажете, Дмитрий Фёдорович? — задал вопрос генерал армии. — Вы среди нас — самый подкованный в научных вопросах.

— Голова кругом идёт, — пожал плечами Устинов. — Если подобное на всех маршрутах разведчиков, то, получается, это мы каким-то непонятным образом провалились в предвоенное время. Как там докладывал генерал Крылов? В 19 июня 1941 года?

— В самый канун войны? — загорелись глаза Огаркова.

Он начинал войну неподалёку от этих мест, и к фашистам у него имелись серьёзные счёты.

А в шесть утра с узла связи доложили, что на переносной приёмник поймали Москву, передающую, что сегодня четверг 19 июня 1941 года. Хотя к этому моменту от всех пилотов разведчиков было уже известно, что с ног на голову перевернулся весь мир…

Прода от 04.12.22

Лейтенант Александр Лукашенко, 4 сентября 1981 года, 9:30, Дретуньский полигон.

А я никакого тумана, про который рассказывают все бодрствовавшие в два часа ночи, не видел. Спал себе в палатке, пока не влетел дежурный и не объявил тревогу. Из-за чего тревога, почему тревога, никто сначала и не понял. Выяснилось только, когда командир нашего 1-го батальона 339-го гвардейского мотострелкового Белостокского Краснознамённого орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского полка майор Валянский пояснил на спешно собранном офицерском совещании, что, возможно, против войск, собранных на полигоне, было применено неизвестное оружие. Правда, от его действия никто из личного состава полка не пострадал, но, по слухам, много погибших среди генералов и маршалов, остановившихся в одном из гарнизонных городков. Поэтому был отдан приказ в срочном порядке всем получить противогазы и комплекты химзащиты, но пока их не применять.

Можете себе представить, какая поднялась суета и беготня? А если к этому ещё добавить и то, что начался срочный подвоз боеприпасов, которые необходимо было погрузить в БТР и подготовиться к выдаче автоматных патронов солдатам и офицерам…

Во всём этом бедламе, кажется, только я обратил внимание на необычно ранний для этого времени года рассвет. Так рано светает в наших местах в середине июня, но никак не в сентябре.

— И точно! — удивился ротный, капитан Злобин.

Он служит в Уручье, где базируется наша 120-я гвардейская дивизия, уже третий год, так что успел присмотреться к белорусским природным циклам.

— Так, Григорьевич. Закончим получать боеприпасы и оружие, собери комсоргов взводов и проинструктируй их, чтобы не допускали паники. Оружие то было ночью, не оружие, ещё неясно. Химзащита никаких следов отравляющих веществ, радиоактивного или бактериологического заражения не обнаружила. Может, это вообще какие-нибудь космические лучи были. Были и дальше в свой космос улетели.

Мы с капитаном ровесники, обоим по 27 лет. Только я пошёл замполитом после срочной службы в погранвойсках и окончания института, вот и лейтенант до сих пор. Потому он меня частенько, когда мы наедине, просто Григорьевичем называет.

А светать продолжало. И солнышко поднялось. Причём, совсем по-июньски, сразу начало припекать. И только в половине седьмого нас снова собрал Валянский. Какой-то растерянный и, как мне показалось, побледневший.

— Товарищи офицеры, я хочу сообщить вам пренеприятнейшее известие, — нервно хихикнув, начал он, похоже, пытаясь за шуткой скрыть растерянность. — Как выяснилось около получаса назад, сегодня ночью случилось необъяснимое с научной точки зрения событие. Мы, значительная часть прибывших на учения «Запад-81» войск, каким-то непостижимым образом очутились не там, где были вчера. Точнее, в том же самом месте, на Дретуньском полигоне, но в другое время. Как мне сообщили в штабе полка, с нашим командованием связалось по радио руководство учениями. По их сведениям, сейчас не 4 сентября 1981 года, а 19 июня 1941. И ещё: у нас пропала вся телефонная и радиосвязь с округом и Москвой. Не подумайте, что я свихнулся, я почти дословно передаю то, что мне сообщил комполка.

— Как это смогли выяснить? — подал голос кто-то из ротных.

— Гвардии полковник Ковалёв говорит, что радисты прощупали эфир и наткнулись на множество длинноволновых радиостанций. Включая московское радио. Так что, если у кого-то есть портативные радиоприёмники, то просьба включить их и проверить, так ли это на самом деле. Товарищ гвардии полковник даже настаивал на этом.

— Ни х*я себе, — негромко воскликнул кто-то у меня за спиной.

— Если в течение ближайшего получаса информация подтвердится, то…

Майор не успел договорить, его прервал зуммер полевого телефона. В трубку он произносил лишь односложные, «так точно», «да», «есть», «понял», и нам оставалось гадать, даже с кем он разговаривает. А когда закончил, аккуратно, будто стеклянную, уложил трубку в гнездо и тяжело выдохнул.

— Подтверждение пришло. По данным лётчиков, высланных на разведку, повсеместно, кроме полигона и нескольких аэродромов, отмечены сильные изменения. Очень сильные. Местность и населённые пункты, включая столицу Белоруссии, город-герой Минск, выглядят так, как они выглядели накануне Великой Отечественной войны. Почти полностью исчезла сеть асфальтированных дорог, по железным дорогам передвигаются составы с паровозами. На улицах и дорогах замечены довоенные автомобили, а на аэродромах — довоенные самолёты.

Валянский снял полевую фуражку и вытер выступивший на лбу пот.

— Вы понимаете, товарищи, что это значит? Это значит, что меньше, чем через три дня, начнётся Великая Отечественная война. И уже через девять дней, двадцать восьмого июня, немцы войдут в Минск, а к 12 июля захватят наш полигон…

В голове сразу мелькнули мысль: а как там без меня жена Галя, пятилетний Витя и годовалый Дима?

Судя по растерянным лицам вокруг, что-то подобное пришло на ум многим, находящимся в штабной палатке.

— Не пустим их в Минск, товарищ гвардии майор, — вдруг вырвалось у меня.

— Не пустим, — передразнил Злобин. — Чем не пустим? Нашим полком? Так это всего-то 31 Т-72, 130 БТР-70, 30 БМП-2, 3 БРМ-1К, 12 самоходок «Гвоздика». Ну, да. Танки у нас такие, что ни один немецкий панцер их не расколет. И вообще ни одна немецкая пушка не возьмёт. Но снаряды к ним мгновенно закончатся. Для бээмпешек тоже, к тому же их уже противотанковые пушки будут на раз щёлкать. Не говоря уже про немецкие танки.

— Вы правы только отчасти, товарищ Злобин, — вдруг заступился за меня комбат. Но ведь уцелел не только наш полк, а вся дивизия. А это уже 188 танков, 357 БМП, 153 БТР, 84 САУ, 12 «Градов». Плюс гранатомёты, плюс ПВО на базе «Стрел», «Шилок» и ЗУ-23–2, плюс различная вспомогательная техника. Я не знаю, какие именно части ещё уцелели при попадании в это время, но