Heartstream. Поток эмоций - Том Поллок

коридор. Я спешу пройти по нему, подгоняемая смесью тревоги, гнева и нужды. Я опоздала? Неужели я недостаточно быстро проталкивалась через толпу? Есть ли тут кто-то еще? Моя кожа зудит от нервов.

Мимо проносится худенькая женщина, ее бейдж раскачивается в разные стороны, но она не препятствует мне. Слева появляется другой коридор, и я поворачиваю туда. Я прохожу сквозь безымянную дверь справа, но за ней нет ничего, кроме пустого коридора, кажущегося бесконечным. Я падаю духом второй раз за пару минут, пока не замечаю впереди поворот и прямо за углом вторую дверь.

Я поднимаю кулак и, напрягая ноги, чтобы сбежать в недра стадиона, если ответит не тот человек, стучу.

Дверь распахивается. Он улыбается мне. Не с обложки журнала, не из клипа — его улыбка настоящая. Он без рубашки, и когда я бросаю взгляд на его грудь и плечи, все еще блестящие от пота, по внутренней поверхности бедер пробегает легкая дрожь. Теперь я вижу новую татуировку на его правом предплечье целиком: не замок, а петлю бесконечности.

— Всегда, — говорит он мне. — Я хочу всегда быть на высоте.

Я рассмеялась, пораженная собственной смелостью. Как он вообще может быть не на высоте?

— Я ждал тебя.

Вряд ли мне когда-нибудь надоест голос, произносящий эти слова.

— Я не могу… — я почувствовала, что задыхаюсь. Должно быть, я спешила сильнее, чем думала. — Я не могу поверить, что ты…

Но мне не удается закончить предложение, потому что Райан Ричардс прерывает меня поцелуем.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Эми

Я помню, как меня впервые напугал кто-то из интернета.

По твердому настоянию матери (вы никогда не догадались бы, что она работает без трети легкого) я отвела целые выходные на то, чтобы объехать выбранные нами университеты. Это была сумасшедшая двухдневная поездка до Эдинбурга через Дарем, а затем обратно через Йорк и Лидс в Бристоль, ураган бланков, брошюр и незнакомых лиц, разгуливающих туда-сюда по огромным викторианским коридорам мимо статуй невероятно усатых викторианских мужчин, одаривших тот или иной университет несметными богатствами, которые они отобрали у столь же бесчисленного количества людей, которых они завоевали во имя, конечно же, Виктории.

Я чувствовала себя зомби, когда выходила из поезда на станции Темпл-Мидс. Падавшие сквозь стеклянную крышу косые лучи солнца слепили меня, заставляя щуриться. И тут мне бросилась в глаза она, выделявшаяся своей неподвижностью и молчанием среди разноцветных пятен тел, сумок и шума голосов.

Конечно, у меня были интернет-ненавистники. Покажите мне женщину с более чем пятью сотнями подписчиков, и я покажу женщину, на которую выливают дерьмо с анонимных аккаунтов. Мне в ленту присылали фотографии горящих автобусов и истекающих кровью младенцев, когда я имела смелость публично высказывать какие-либо мнения, но ничто прежде не пугало меня так сильно, как выглядевшая напряженной девушка с коротко подстриженными волосами фиолетового цвета и слишком густо накрашенными тенями — страх пробирал до самых костей.

То, что она ждет именно меня, я поняла еще до того, как услышала ее голос.

— Эми!

Я помню трепет в груди, когда попыталась улыбнуться ей. Я спросила, как она узнала, где меня искать, — я не писала о своей поездке ни в одном из своих аккаунтов, — и она рассказала мне все о детективной работе, которую проделала: о том, как изучала не только мои ленты новостей, но и Чарли тоже. Ее догадки основывались на времени года, звонках в железнодорожную компанию, которые она сделала, притворяясь мной, чтобы подтвердить мои билеты вплоть до места и вагона. Она сияла от гордости, желая впечатлить меня и ожидая благодарности за ее преданность.

— Ведь мы же друзья… — сказала она.

Я изо всех сил старалась, чтобы голос звучал ровно, балансируя между строгостью и нежностью, пока объясняла, что она перегнула палку. Я заметила ее худобу. Помню, как я боялась, что она может сделать что-то с собой или со мной, если я слишком сильно ее задену. И все это время я паниковала внутри. О боже, до меня могут добраться. Они могут достать меня здесь, реальную меня в джинсах, потную и уставшую, добраться до моей семьи и моей кожи.

С тех пор были и другие, но сейчас мне вспомнился взгляд той первой девушки: голодный, взволнованный, умоляющий меня заметить ее и похвалить. Женщина на кухне может быть тетей той девушки или ее старшей сестрой: выражение ее лица точно такое же.

Конечно, есть некоторая разница в том, что вместо рваной футболки Ramones она носит на себе бомбу.

Через окно доносятся звуки: хруст гравия под ногами, болтовня папы и смех Чарли (смех: папа удивительно на него влияет, как и всегда), и я возвращаюсь в реальность.

Я повернулась на каблуках и рванула в коридор. Кровь гремит в ушах. Горло сдавливает ком. С каждым шагом я жду взрыва, жара, поражающих элементов, рвущих кожу, жир и мышцы, волны, которая переломает мне кости, собьет с ног и впечатает в стену. Мое перекошенное паникой лицо отражается в стеклах входной двери и увеличивается с приближением. Я словно смотрю на себя глазами насекомого.

Звук ключа в замке напоминает выстрел.

Дверь приоткрывается, когда я добираюсь до нее. Я чувствую воздух с улицы пальцами, обвившими косяк, и в какой-то момент думаю: «Потяни, открой ее, выбирайся, беги. Это займет всего секунду».

Но у меня нет секунды. В стекле я вижу расплывчатое отражение женщины позади, она приближается, и, несмотря на искажение, я замечаю, что она лезет рукой в куртку. Я толкаю дверь всем телом, и она захлопывается.

Отшатнувшись, папа издает испуганный вскрик:

— Эми? Что, черт возьми…

— Папа, БЕГИ! — кричу я. — ТУТ ЖЕНЩИНА С БОМБОЙ! БЕРИ ЧАРЛИ И БЕГИ!

Он замирает, но только на миг, а затем я вижу сквозь стекло, как его размытый силуэт поворачивается к двери спиной. Он хватает Чарли одной рукой, поднимает и бросается прочь по дорожке, и галстук летит позади него.

Он даже не колебался. Что за болезненное чувство в животе — облегчения или предательства?

Затуманенным слезами взглядом, дрожа от адреналина, я замечаю, как ее рука нависает над моей. Кажется, она передумала и решила похлопать меня по плечу. От ее прикосновения все мое тело напрягается, как у добычи хищника.

— Я рада, что ты так поступила.

Я смотрю через плечо. В ее глазах сочувствие. В моей сфере деятельности я часто встречаю сочувствие, но ее — подлинное, в двадцать четыре карата.

— Это было нелегко.

Я молча смотрю на нее. Что она хочет от меня услышать?

— Справедливо. Ты права. Мне жаль.