Энциклопедия пиратства - Жан Мерьен

Такие прекрасные строки так и просятся, чтобы великолепный художник изобразил причаливание великого героя! Да, земля, которая появляется из моря, похожа на щит с вырезанными на нем рельефами гор.

Но Посейдон, бог морей, «земли колебатель могучий», в гневе «великие тучи поднявши, трезубцем воды взбуровил и бурю воздвиг, отовсюду прикликав ветры противные; облако темное вдруг обложило море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь».[5] Что нас удивляет немного, так это то, что поэт уточняет: «Разом и Евр (ветер ост-зюйд-ост), и полуденный Нот (влажный южный ветер), и Зефир (юго-западный ветер), и могучий, светлым рожденный Эфиром, Борей (норд норд-вест) взволновали пучину». При таком «ветре отовсюду» можно с уверенностью ожидать шторма, и, действительно, не просто волнение началось в море, а разбушевались огромные волны:

«В это мгновенье большая волна поднялась и расшибласьВся над его головою; стремительно плот закружился;Схваченный, с палубы в море упал он стремглав, упустившиРуль из руки; повалилася мачта, сломясь под тяжелымВетров противных, слетевшихся друг против друга, ударом;В море далеко снесло и развившийся парус, и райну.Долго его глубина поглощала, и сил не имел онВыбиться кверху, давимый напором волны и стесненныйПлатьем, богиней Калипсою данным ему на прощанье.Вынырнул он напоследок, из уст извергая морскуюГорькую воду, с его бороды и кудрей изобильнымТоком бежавшую; в этой тревоге, однако, он вспомнилПлот свой, за ним по волнам погнался, за него ухватился,Взлез на него и на палубе сел, избежав потопленья;Плот же бросали и туда и сюда взгроможденные волны:Словно как шумный осенний Борей по широкой равнинеНосит повсюду иссохший, скатавшийся густо репейник,По морю так беззащитное судно всюду носилиВетры; то быстро Борею его перебрасывал Нот, то шумящийЕвр, им играя, его предавал произволу Зефира».[6]Вот что называется качаться на волнах «в зоне всех ветров»!

Богиня Левкотея «нырком легкокрылым… взлетела на твердо сколоченный плот»; она советует Улиссу покинуть плот и достигнуть земли феакиян вплавь с помощью «чудотворного покрывала», одетого на грудь как защита от «в волнах потопленья».

Будучи настоящим моряком, который больше доверяет своему плоту, чем барахтанью среди волн, кому невыносима мысль покинуть верного спутника его многодневного плавания, Улисс колеблется. Но тут:

«Поднял из бездны волну Посейдон, потрясающий землю,Страшную, тяжкую, гороогромную; сильно он грянулЕю в него: как от быстрого вихря сухая солома,Кучей лежавшая, вся разлетается, вдруг разорвавшись,Так от волны разорвалися брусья. Один, ОдиссеемПойманный, был им, как конь, убежавший на волю, оседлан.Сняв на прощанье богиней Калипсою данное платье,Грудь он немедля свою покрывалом одел чудотворным.Руки простерши и плыть изготовясь, потом он отважноКинулся в волны».[7]

Улисс является самым подлинным пиратом; вот что он рассказывает, рисуя пророческую картину того, как он потерял своих друзей-пиратов:

«Ветер от стен Илиона привел нас ко граду киконов,Исмару: град мы разрушили, жителей всех истребили.Жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много,Стали добычу делить мы, чтоб каждый мог взять свой участок.Я ж настоял, чтоб немедля стопою поспешною в бегствоВсе обратились: но добрый совет мой отвергли безумцы;Полные хмеля, они пировали на бреге песчаном,Мелкого много скота и быков криворогих зарезав.Тою порою киконы, из града бежавшие, многихСобрали живших соседственно с ними в стране той киконов,Сильных числом, приобыкших сражаться с коней и не менеСмелых, когда им и пешим в сраженье вступать надлежало.Вдруг их явилось так много, как листьев древесных иль раннихВешних цветов; и тогда же нам сделалось явно, что злуюУчасть и бедствия многие нам приготовил Кронион.Сдвинувшись, начали бой мы вблизи кораблей быстроходных,Острые копья, обитые медью, бросая друг в друга. ПокудаДлилося утро, пока продолжал подыматься священныйДень, мы держались и их отбивали, сильнейших; когда жеГелиос к позднему часу волов отпряженья склонился,В бег обратили киконы осиленных ими ахеян.С каждого я корабля по шести броненосцев отважныхТут потерял; от судьбы и от смерти ушли остальные.Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милыхМертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.Я ж не отвел кораблей легкоходных от брега, покудаТри раза не был по имени назван из наших несчастныхСпутников каждый, погибший в бою и оставленный в поле.Вдруг собирающий тучи Зевес буреносца Борея,Страшно ревущего, выслал на нас; облака обложилиМоре и землю, и темная с грозного неба сошла ночь.Мчались суда, погружаясся в волны носами; ветрилаТрижды, четырежды были разорваны силою бури.Мы, избегая беды, в корабли их, свернув, уложили;Сами же начали веслами к ближнему берегу править;Там провели мы в бездействии скучном два дня и две ночи,В силах своих изнуренные, с тяжкой печалию сердца.Третий нам день привела светлозарнокудрявая Эос;Мачты устроив и снова подняв паруса, на суда мыСели; они понеслись, повинуясь кормилу и ветру.Мы невредимо бы в милую землю отцов возвратились,Если б волнение моря и сила Борея не сбилиНас, обходящих Малею, с пути, отдалив от Киферы».[8]

ОСТРОВА И КОРАБЛИ

Грабеж носит иногда как бы мирный характер; так, во время одной из высадок на берег Улисс подстрелил только несколько диких коз, которым циклопы позволяли свободно пастись на соседнем пустынном острове. Поверим ли мы, если прочтем подобный рассказ о пиратах с «Испаньолы», плавающих где-нибудь вблизи Антильских островов, и сможем ли представить себе моряка, молча сожалеющего о никем не возделанном плодородном острове, представшим перед ним; вряд ли, очень уж часто моряк в душе одновременно и авантюрист, и колонизатор:

«Есть островок там пустынный и дикий; лежит он на темномЛоне морском, ни далеко, ни близко от брега циклопов,Лесом покрытый; в великом там множестве дикие козыВодятся; их никогда не тревожил шагов человекаШум; никогда не заглядывал к ним звероловец, за дичьюС тяжким трудом по горам крутобоким с псами бродящий;Там не пасутся стада и земли не касаются плуги;Там ни в какие дни года ни сеют, ни пашут; людей тамНет; без боязни там ходят одни тонконогие козы,Ибо циклопы еще кораблей красногрудых не знают;Нет между ними искусников, опытных в хитром строеньеКрепких судов, из которых бы каждый, моря обтекая,Разных народов страны посещал, как бывает, что ходятПо морю люди, с другими людьми дружелюбно знакомясь.Дикий тот остров могли обратить бы в цветущий циклопы;Он не бесплоден; там все бы роскошно рождалося к сроку;Сходят широкой отлогостью к морю луга там густые,Влажные, мягкие; много б везде разрослось винограда;Плугу легко покоряся, поля бы покрылись высокойРожью, и жатва была бы на тучной земле изобильна.Есть там надежная пристань, в которой не нужно ни тяжкийЯкорь бросать, ни канатом привязывать шаткое судно;Может оно простоять безопасно там, сколько захочетПлаватель сам иль пока не поднимется ветер попутный.В самой вершине залива прозрачно ввергается в мореКлюч, из пещеры бегущий под сению тополей черных.В эту мы пристань вошли с кораблями; в ночной темноте намПуть указал благодетельный демон: был остров невидим;Влажный туман окружал корабли; не светила СеленаС неба высокого; тучи его покрывали густые;Острова было нельзя различить нам глазами во мраке;Видеть и длинных, широко на берег отлогий бегущихВолн не могли мы, пока корабли не коснулися брега.Но лишь коснулися брега они, паруса мы свернули;Сами же, вышед на берег, поражаемый шумно волнами,Сну предались в ожиданье восхода на небо Денницы.Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос;Весь обошли с удивленьем великим мы остров пустынный;Нимфы же, дочери Зевса эгидодержавца, пригналиКоз с обвеваемых ветрами гор, для богатой нам пищи;Гибкие луки, охотничьи легкие копья немедляВзяли с своих кораблей мы и, на три толпы разделяся,Начали битву; и бог благосклонный великой добычейНас наградил: все двенадцать моих кораблей запасли мы,Девять на каждый досталось по жребью коз; для себя жеВыбрал я десять. И целый мы день до вечернего мракаЕли прекрасное мясо и сладким вином утешались,Ибо еще на моих кораблях золотого довольноБыло вина: мы наполнили много скудельных сосудовСладким напитком, разрушивши город священный киконов.С острова ж в области близкой циклопов нам ясно был виденДым; голоса их, блеянье их коз и баранов могли мыСлышать. Тем временем солнце померкло, и тьма наступила.Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег».[9]

Другой отрывок из «Одиссеи» показывает нам вечное противоречие между капитаном и его командой, а также сложность «держать команду в руках», когда люди голодают, когда требуют пристать к берегу, чтобы оправиться от усталости, и когда пиратские души просыпаются в них.