Энциклопедия пиратства - Жан Мерьен

Береговые пираты, объединяясь в группы, как позднее флибустьеры, были также выходцами из небольших прибрежных поселений. Но эти земли в целом были бедны, и пиратам приходилось в качестве добычи брать пленников — мужчин, женщин, детей, которых они продавали как рабов на постоянно действующих рынках. Такой рынок на острове Делос в Эгейском море был воистину международным, собирая пленных со всех уголков Средиземноморья; здесь они покупались либо своими же соотечественниками (вроде уплаты выкупа), либо чужеземцами, нуждающимися в рабочей силе. Прибыль была большая; объединения пиратов, специализировавшихся на продаже рабов, все более процветали, становясь столь мощными, что могли «заставить плясать под свою дудку» даже сильные страны, создавая что-то вроде «рэкета», используя который они не подвергались нападению… по крайней мере, со стороны членов своей банды, которые всегда получали свою долю прибыли, угрожая в противном случае передать все «сведения» другой банде, так сказать противнику. Система старая, как мир.

Первыми, кто откликнулись на усиление пиратства, были финикийцы.

Хотя финикийские моряки гораздо чаще других выходили в открытое море и даже плыли ночью, чтобы достичь своих торговых контор, которые они быстро открывали по всему побережью внутреннего моря и куда они везли товары из Азии в обмен на товары с Запада, но и эти опытные мореплаватели были еще привязаны к многочисленным гаваням.

На некоторых пристанях финикийцы строили военные гарнизоны со сторожевыми башнями, на которых они в случае опасности разжигали огонь, дым от огня днем и яркое пламя ночью сигнализировали гаваням о приближении пиратов; именно эта причина послужила появлению в будущем береговых прожекторов в большей степени, чем забота о безопасном мореплавании. Финикийские пристани являлись ядром будущих точек торговых контактов с «пиратским народом», который изначально состоял из греков, эти пристани были источником смешения рас и, наконец, здесь местное население имело возможность внушить пиратскому народу (с некоторым опозданием, увидим почему) настоящие законы мореплавания и побудить их, к примеру, вести честную торговлю; таким образом, финикийцы получали себе цивилизованного врага.

Но и то правда, что финикийцы, движимые идеей возмездия, сами действовали, как пираты, применяя способ, вызывающий у нас наибольшее отвращение: хитрость. Это не был деревянный конь, которого они бы вводили в греческие порты, но это могло быть «мирное торговое судно», груженное восточными тканями, благовониями и… воинами. Они раскладывали свои товары на палубе (наподобие будущих работорговцев и многочисленных исследователей Тихого океана, увы!); когда на борту собиралось много желающих, мужчин и женщин, поглазеть на диковинные вещи и все были заняты торговлей с продавцами, судно тихо выходило в море, и прекрасные дамы сами превращались из покупательниц в товар.[12]

МОГУЩЕСТВО И СТАВА

Все это: укрепленные пристани, отмщение врагу — могло служить лишь временными способами борьбы с пиратами. Необходимо было действительно уничтожить греческое пиратство. Честь сделать это выпала финикийскому царю с острова Крит из Минойской династии, который, разумеется, начал сам пиратствовать, что позволило ему лучше разобраться в существе проблемы. Он захватывал и привозил на остров греческих пиратов и «рэкетиров»: легенда о Миносе и Минотавре, доставка молодых людей ужасному Миносу I есть не что иное, как отражение подчинения слабых пиратов более могущественному, опытному моряку, владеющему более совершенным оружием.

Потомки царя Миноса были, однако, очень богаты; у них хватило ума вложить свое богатство в строительство крупных кораблей взамен легких скользящих лодок и мощно вооружить их. Один из них, названный Миносом, как и его предок, предпринял «чистку» бухты за бухтой, острова за островом (и только Бог знает, как это происходило) — и так всех эллинских берегов, — и он призвал все племена к послушанию, одно за другим. Он запретил им строить корабли, на которых можно разместить более пяти человек.

Только для одного корабля было допущено исключение — это знаменитый корабль «Арго» или «Аргос», который греки обязаны были хранить как «береговую охрану» для защиты от иноземных пиратов, но на котором аргонавты отправились в путь на поиски Золотого руна под предводительством Ясона, ведя жизнь во время морского кругового путешествия, очень похожую на пиратскую.

Со времен правления Миноса II (или его династии) воды восточного бассейна Средиземного моря стали достаточно безопасны для нового витка исследований, финикийской колонизации и торговли. Но затем морская мощь Крита быстро ослабела и пиратство вновь стало для греков одним из основных способов существования.

Оно приняло более организованные формы, но не исчезло к началу классической эпохи. В VI веке до н. э. тиран Самоса, Поликрат, владел более чем сотней вооруженных кораблей и устанавливал свои законы на всем Эгейском море, позволяя заплывать в его воды только тем кораблям, которые платили ему дань, да местным разрозненным пиратам. Вскоре, прямо как сегодня между бандами гангстеров и рэкетиров, разразился конфликт между пиратскими группами Милета и Лесбоса. Одержав победу над смутьянами, Поликрат получил контроль над всеми берегами Малой Азии, включая ужасных пиратов Киликии (которых он не оставил без работы, но немного усмирил) и саму Финикию, пришедшую к тому времени в упадок, но навигация которой, благодаря Поликрату, получила новый толчок из-за связей на этот раз с греками, принесшими стране прибыль.

Триумф Поликрата, провозглашение его законным царем не смогло заставить его забыть вкус к пиратской жизни и свои методы; иногда даже на ум приходит выражение «мальчишеская выходка»: Поликрат умудрился захватить корабль своего «друга» Фараона, снаряженный со всей пышностью для передачи в качестве подарков «нагрудного льняного корсета, вышитого золотыми нитями» и великолепной вазы, инкрустированной драгоценными камнями, другому его «другу», знаменитому Крезу. Видимо, Поликрат не утруждал себя соблюдением дипломатических отношений!

Правда, он обладал одним качеством, которое хоть как-то извиняло его поступки, — это любовь к красивым вещам. В Самосе, который Поликрат сумел превратить в самый богатый город своей эпохи, он воздвиг дворец, поставленный в один ряд с «чудесами света» (их к тому времени было уже далеко за семь). Он привлек лучших художников, выплачивая им огромные вознаграждения и обеспечивая им беззаботную жизнь, для украшения дворца и города, лучших поэтов (Анакреонт стал его близким другом), самого лучшего врача того времени, Демокеда, которого он выманил из Афин, посулив ему «золотые горы». Любопытный прообраз эпохи Возрождения, где мы увидим Анжу, который благодаря богатству и морскому могуществу, приобретенным такими же пиратскими методами, создаст блестящий двор настоящего монарха в Дьеппе и Варанжевиле, собирая там художников и поэтов, которые, впрочем, сами когда-то были корсарами.[13] Корсарами, но не пиратами. Разница была довольно незначительная как с нравственной точки зрения, так и с точки зрения закона, раз Франциск I, живя в мире с королем Португалии, только и мог сказать своему «кузену»: «Это не я с вами воюю, это — Анжу!»