Судный год - Григорий Маркович Марк

– Вообще-то, дело у вас пустяковое… Но… Нет, жалобу, – еще раз пробежала листок у себя в руке и кивнула, как бы снова подтверждая, что она права, – показать не могу… Проще всего пойти к помощнику прокурора и все там выяснить. – Говорит она невнятно, не скрывая своего полного безразличия. – Он находится в здании суда графства, пять минут ходьбы отсюда…

– Действительно, чего волноваться? – безуспешно пытаюсь я обмануть самого себя. – Судебная ошибка, недоразумение. Везде бывает. Скоро все выяснится. Это мое первое знакомство с американским Законом, но отношение к нему у меня уже довольно неприязненное. Конечно, Закон этот ничего общего не имеет с советским. И все же…

«Пять минут ходьбы» обернулись часом блужданий по городским пустырям между строительных площадок.

Новенький стеклянный параллелепипед, окруженный лунными курганами и разрытой, мерцающей антрацитом землей бостонских новостроек. Имперские гранитные ступени, по которым, опровергая закон всемирного тяготения, снизу вверх течет пестрая толпа. У входа что-то минималистско-концептуальное – стальной лист Мебиуса? скрипичный ключ? двойная спираль ДНК? воплощенная в нержавеющей стали идея самодостаточности Закона? – в два человеческих роста.

Внутри цветной мрамор и гранит – цвета напоминают вкус бариевой каши; интересно, это замысел дизайнера или сам Суд через подсознание посетителей безошибочно находит свое цветовое выражение? – прямоугольные колонны с серыми капителями-хвощами, низкие металлические перегородки между ними. Мертвый свет прилепленных к стенам патрицианских светильников, как в ленинградском метро, и бесконечный ряд обитых черной искусственной кожей одинаковых дверей, похожих на вмурованные в пол могильные плиты. На каждой, словно годы жизни хозяина кабинета, большими позолоченными буквами фамилии, должности и часы приема.

Толпы озабоченных людей. Несмотря на все отличия, хореография движений явно подчинена какому-то единому сложному ритму. Ритм отлаженной за двести лет юридической машины. Наверное, никогда не пойму, как она работает. Нечего даже пытаться. Проще всего предположить, что и никто не понимает. Просто смотри и запоминай. Может, потом пригодится.

Возбужденные негры (свисающие на мощные задницы блеклые джинсы, рубашки навыпуск, белые кеды) и угрюмые низкорослые мексиканцы в куртках. Иногда – бледнолицые мужчины с блестящими брифкейсами, в темных пиджаках и галстуках. Из судейских. Крапивное семя. У этих на животах пластмассовые бирки с фотографиями и именами. Узнать, где какой начальник сидит, не у кого. Все слишком заняты своими государственными делами. Те, что с бирками, только отмахиваются.

Наконец нахожу указатель. Офис помощника прокурора (далее в этих записках для краткости обозначается «помпрок»), комната двести тридцать восемь, второй этаж. На дверях комнаты двести тридцать восемь объявление от руки (на английском и на испанском) – помпрок находится в комнате шестьсот двадцать, шестой этаж.

В комнате шестьсот двадцать, лишенной примет так же, наверное, как и все остальные комнаты в этом здании, приветливая молодая женщина в расплывчатой одежде и со скупо прорисованной физиономией – стрелки бровей, смазанная вертикальная черта носа, бантик губ, круглая ямочка в подбородке, зрачки за мощными стеклами покачиваются, как медузы в аквариуме, – объяснила, что помпрок для удобства посетителей сидит иногда в шестьсот двадцатой, а иногда в двести тридцать восьмой, в зависимости от того, каким делом занимается. А сейчас в шестьсот двадцатой его, естественно, нет. В двести тридцать восьмой еще более приветливая секретарша сообщила, поигрывая улыбкой, что помпрок временно переехал в соседнее здание. Такой вот непоседливый помпрок.

Соседнее здание оказалось спортивным клубом. Офис помпрока на третьем этаже, прямо над бассейном (!). Чтобы важный государственный чиновник в то короткое время, когда никого не обвиняет, мог, не выходя из здания, поплескаться в теплой водичке для успокоения расшатанных нервов?

Минут через пятнадцать появилась секретарша помпрока, почему-то в длинном (вечернем?) платье, плотно облегающем ее тело, будто наклеенном прямо на кожу. Маникюр, дорогие браслеты на обнаженных руках. Аристократическая шея, уже немного гофрированная годовыми кольцами, с нитями крупного голубого жемчуга, легко подсвечивающего слегка надменное лицо. Победно разлетевшиеся к вискам брови. Длинные ресницы разгоняют тяжелый канцелярский воздух. Должно быть, у здешнего помпрока совсем другая клиентура. Но все равно усадить такую женщину за стол секретарши кажется недопустимым расточительством.

Рассмотреть ее мне не удается – мешает направленный в глаза сияющий взгляд. Но впечатление, которое она производит, оказывается настолько неожиданным и настолько сильным, что я стою, позабыв, зачем пришел, и, как дурак, молча разглядываю ее.

– Вам что-то нужно? – Голос ее тоже чужероден кабинету помпрока. Она быстро перебирает бумаги на столе, и мелкие зайчики от сверкающих ногтей весело танцуют у меня в глазах.

– Да. – Больше, чем на одно это короткое словцо, самообладания сейчас не хватает. Стою, переминаясь с ноги на ногу. Только что кепку в потных ладонях не тискаю.

– Могу я вам помочь? – Она посмотрела мне в глаза немного дольше, чем того требовала секретарская вежливость.

Непонятная сила – источник ее явно вне моего тела – приводит в движение голову, и я, не отводя от нее глаз, киваю. (Она могла бы помочь, если бы улыбнулась. Не была бы такой недоступной.) И, точно услышав, она медленно улыбается и берет из моих рук повестку.

Потом Лиз часто повторяла, что влюбилась с первого взгляда. Поверить в это было трудно. Я хорошо помнил, как, мельком поглядев на меня, она начала удивленно рассматривать повестку и опять, но уже гораздо внимательнее – или это лишь показалось? – посмотрела мне в лицо. Очень благожелательно объяснила, что здесь находится помпрок графства Middlesex, а я должен поговорить с помпроком муниципального суда и надо возвращаться в здание суда, откуда я и пришел два часа назад. Я почему-то смутился и, довольно грубо вытащив у нее повестку, вышел, не поблагодарив.

Круг, как и следовало ожидать, замкнулся. На втором витке в вестибюле здания муниципального суда я заметил в нише возле окна огромную алебастровую фигуру Юриспруденции. Или это Юстиция? Покрытое желтоватой пылью ниспадающее струящееся платье. Захватанный тысячами рук подол тускло светится. Многие, наверное, пытались его приподнять. Под Юриспруденцией на низком прямоугольном постаменте скульптура из переплетающихся бронзовых языков пламени. Очистительный (или это жертвенный?) огонь у подножия богини правосудия?

Я прохожу мимо, глубоко вдыхаю и оказываюсь в ограненной пуленепробиваемым стеклом шахте лифта, наполненной скользящими тенями. Глухой металлический лязг захлопывающейся за спиной двери. Сердце начинает гулко стучать уже где-то под горлом. Лифты оно не любит. Пытаюсь приглушить стук ладонью. На лбу, на щеках проступают крупные капли холодного пота.

На двенадцатом этаже сидит, прикрыв толстую морду рыжим кулаком, маленький хмурый чиновник в темно-синем костюме с галстуком цвета застиранной крови. Лысая наклоненная голова на уровне моей груди, ноги не достают до пола.