Жена нелегала - Андрей Остальский

Генерал взял листочки, почитал, лицо его ничего не выражало. Потом вдруг сморщился, точно кусок лимона проглотил, закашлялся…

— Извините, — сказал. — Никак от гриппа еще до конца не оправлюсь. Налетает…

Генерал достал платок, высморкался. Вернул письмо Данилину. Сказал как бы между прочим:

— Выбрасывайте. В корзину.

— Я так и думал, — сказал Данилин. — Извините, что ваше время на такую муру потратил.

Он взял письмо, подержал его несколько секунд над корзинкой, словно все еще колеблясь, потом разжал пальцы… Письмо улеглось на старые распечатки и другой собравшийся за день бумажный мусор. Корзинка была уже наполовину полна.

Генерал сидел напротив и внимательно наблюдал за происходящим и даже на плетеную корзинку посмотрел долгим изучающим взглядом.

Выбросив письмо, Данилин облегченно улыбнулся, и генерал улыбнулся ему в ответ.

«Все-таки не лишен он какого-то обаяния, хоть и странного, — думал Данилин. — Недаром говорят, что подчиненные его всегда любили».

Из-за нервотрепки с очередным обращением Ельцина Данилин предпочел дождаться сдачи номера, хотя подписывал его Игорь. Но в какие-то моменты надо быть на месте, с коллективом. Не увиливать от ответственности. Уже начинало темнеть, когда Данилин смог наконец вырваться из редакции, но надо было решать — ехать домой или на приемы. Звали на этот раз к голландцам и в кувейтское посольство, да еще и на тусовку в «Мостбанк». Конечно, на часах уже было восемь, а звали кто к семи, кто к половине восьмого. Но на такие мероприятия можно в принципе и опаздывать — иначе что делать профессионалам, которым надо побывать на нескольких приемах за вечер?

Причем профи эти бывают двух категорий. Одна — несчастные халявщики, кому больше негде толком выпить и закусить. А вот другая — люди серьезные, которым по разным причинам надо отмечаться повсюду. В жизни Данилина (изредка, к счастью) тоже случались такие совпадения, когда нельзя было обидеть друзей — японского посла, например, но и на тусовке в братской газете «Сегодня» нельзя было не появиться. Но вот некоторым несчастным политикам и дипломатам регулярно приходилось этим делом заниматься: перетаскиваться с одного раута на другой — вот тоска!

И ведь подумать только: когда-то давно Данилин приемы очень любил, каждый из них был для него большим событием. Западные напитки и необычная еда, вся атмосфера светского раута фантастически контрастировали с заскорузлым советским бытом. Это было прикосновение к какой-то другой, почти голливудской жизни и невиданной свободе. Особенно стало приятно ходить на приемы в последние годы существования Советского Союза, когда уже не нужно было ни у кого разрешения спрашивать и стало возможным разговаривать с иностранцами, не оглядываясь по сторонам. Да еще такую правду-матку им в лицо резать, чтобы у них глаза на лоб вылезали.

Но постепенно новизна этого занятия поблекла, приемы стали рутиной, поднадоело однообразие разговоров, да и угощений тоже. Поесть толком редко удавалось — все время приходилось беседы вести. Спасибо еще жене Татьяне — та яростно боролась против данилинского гастрита и бдительно следила за тем, чтобы в руках у мужа обязательно была тарелка, а в ней какое-то содержимое. В переходе от одного собеседника к другому нет-нет да и удавалось что-нибудь из этой тарелки склевать.

Иногда приемы, правда, оказывались необыкновенно полезны с точки зрения завязывания контактов — причем не только с иностранцами, но и с важными представителями родной власти. С половиной депутатов Госдумы Данилин на фуршетах перезнакомился. И с министрами и их заместителями удавалось переговорить в неформальной обстановке, вдали от кабинетов, неприступных секретарш и бдительных помощников. Летучие, вроде бы и несерьезные разговоры эти между бокалами вина иногда приносили крайне полезную информацию, договоренности об интервью и так далее. Да и с тем же Щелиным — где состоялось судьбоносное знакомство? Да 14 июля, в день взятия Бастилии, во французском, соответственно, посольстве.

Вот почему Данилин считал своим производственным долгом на приемы все-таки ходить, даже если к вечеру трещала голова и побаливал живот. Правда, с разбором, не на все подряд. К американцам, англичанам, немцам, французам, японцам — обязательно. К остальным — в зависимости от обстановки.

На этот раз Данилин решил отдать предпочтение государству Кувейт. После иракской оккупации и первой войны в Заливе «Вести» считались в этой стране дружественной газетой, а его превосходительство Чрезвычайный и Полномочный, он же по совместительству младший член правящей династии, даже провозгласил Данилина своим личным другом. Это положение обязывало — нельзя было пропускать слишком много званых обедов и фуршетов. А у Данилина, как назло, давно не получалось в посольство заглянуть.

У кувейтцев приемы были не такими массовыми и интенсивными, как в западных посольствах, но зато качественными и хлебосольными. С черной икрой и лангустами. Да и пара интересных гостей обязательно обнаружится, и побеседовать с ними можно будет не торопясь, подробно. И кто-то из правительства может ненароком заглянуть, и из «Яблока» кто-нибудь, может быть, даже сам Явлинский. Или Малашенко, генеральный директор НТВ, один из самых осведомленных людей в Москве, и милая умница Света Сорокина, с которой всегда так приятно поболтать.

Правда, Таня в последнее время на приемы с Данилиным ходить отказывалась, но у кувейтцев его желудок был в относительной безопасности. Выпивки или вообще не будет, или надо будет удаляться в специальное помещение и стыдливо употреблять алкоголь там. А Данилин был «не по этому делу» и ходить туда ленился. А то ведь бывает, суют бокал в руки, и пьешь машинально, за разговором. А потом голова болит.

Но в главной причине своего сегодняшнего стремления на прием Данилин не хотел сам себе признаваться. Домой-то не очень-то тянет, когда там непонятки. То есть по-хорошему надо бы их попытаться распутать, и поскорее, но после тяжелого дня вряд ли что-нибудь получится. Лучше уж на прием… Посол непременно затащит потом на приватное продолжение, домой попадешь ближе к полуночи, сразу под душ, зубы долго чистить и прочее, а потом нырк под одеяло — и провалиться до утра.

А с разборками лучше выходных дождаться, уговаривал себя Данилин, не так ли? Или я просто трус? Да нет, ну почему сразу так обзываться? Устал я, вот и все. Каждый имеет право устать.

Только Данилин отъехал от Пушкинской, как уже на бульваре вдруг сообразил проверить наличие приглашения в кармане пиджака. И вот незадача: оказалось, что он взял с собой голландское вместо кувейтского. Ну конечно, его пропустили бы на прием и без всякого клочка бумаги, но вполне вероятна неловкость; с безопасностью у кувейтцев после войны в Заливе стало очень строго, придется, пожалуй, вызывать старшего дипломата какого-нибудь, чтобы личность Данилина засвидетельствовать. Может выйти неловкость.

В общем, решил Данилин вернуться на работу, тем более что особой пробки на Тверском на этот раз не было. Раз-два, и обратно!

В редакции было темно и пустынно, все разбежались уже. Охранник внизу поглядел удивленно; Данилин что-то из вежливости пробормотал такое — типа «я на секунду». Хотя какая охраннику-то разница? Поднялся к себе на четвертый, поковырялся в замке, что-то он все никак не хотел открываться. Подумал: «Надо бы завхозу сказать, чтобы смазал», — но тут как раз замок поддался. Данилин зашел, зажег свет, подошел к столу, кувейтского приглашения нигде не было видно. «Может, я его выкинул по ошибке?» — пришло Данилину в голову. Он полез под стол, извлек корзинку для мусора. Да так и застыл с ней в руке.

Никакого приглашения там не было. Там вообще ничего не было. Корзинка была абсолютно, девственно пуста.

Данилин уселся в свое кресло, на всякий случай перевернул корзинку, потряс. Потряс еще сильнее. Из нее вывалился только обрывок какого-то старого чека. «Это что еще за чертовщина? — соображал он. — Как это может быть так?» Некоторое время Данилин сидел и тупо пялился на корзинку, потом швырнул ее с отвращением на пол, словно ядовитую змею.

Схватил трубку телефона, набрал номер секретарши. «Валя, извини, ради бога, что беспокою вечером, свинство с моей стороны… Скажи, у нас когда уборщицы появляются? В шесть тридцать утра? Это точно? А в моем кабинете когда они работают? Тоже рано утром, перед началом рабочего дня? А исключения бывают? Ну, не знаю, с какой стати, может быть, у них завтра день какой-нибудь особый, профессиональный праздник… и они накануне решили уборку произвести. Не слыхала о таком? Да нет, ничего особенного не случилось… Так, поспорил тут с одним… Ладно, извини еще раз, спокойной ночи».

Данилин вышел в предбанник, разыскал Валино ведро для мусора. Оно было полно до краев. Данилин вывалил все его содержимое на ковер и принялся внимательно изучать. Но ничего там интересного не обнаружил — только газеты, конверты, бланки какие-то испорченные да рваную оберточную бумагу.