Жена нелегала - Андрей Остальский

— Но под кого-то ему все равно лечь придется. То ли под солнцевских, то ли под чеченов, то ли под Березовского… Ведь самому ему не выстоять.

— Да с чего ты взял?

— Вот увидишь, что случится в самое ближайшее время. Подойдет очередной залоговый аукцион, и придет, стало быть, к нам наш благодетель да попросит так конфузливо: вот этот материальчик не надо бы ставить, ребята, а? Или, наоборот, вот это бы напечатать надо, позарез. То есть я всей душой, завсегда за журналистскую независимость, никогда не вмешивался и впредь не буду. Но тут такое дело… По дружбе прошу, вот один этот, единственный разочек, ну что вам стоит, а? Тут-то мы и узнаем, кто есть кто. И про тебя тоже, может быть, что-нибудь новое узнаем, Лешенька. Потому как интересно будет услышать, что ты ему в ответ на это скажешь.

— А ты сомневаешься? — Данилин так вдруг разозлился, что почти закричал. — Пошлю, конечно, далеко пошлю, прямо к такой-то матери! Никаких исключений! Стоит коготку попасться, так и всей птичке пропасть! Разок уступишь, и все, поминай как звали…

— Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ, — сказал Игорь. Потом помолчал немного и добавил: — Самое смешное, что он может вовсе и не к тебе с этим прийти, а, например…

— Например, к тебе?

— Например, ко мне. Или к Ольге…

— Ну при чем тут Ольга!

— …или еще к кому-нибудь… Вот тогда уж будет «джинса» так «джинса»…

Теперь они оба молчали и, не сговариваясь, тоскливо смотрели в окно.

После изгнания прежнего руководства главного редактора выбирал коллектив. И главным выигрышным моментом для Данилина было именно то, что на приватизации родной газеты он ничего не заработал. А главным соперником на выборах был, естественно, Игорь. Который кое-что заработал, но не то чтобы очень много. Но все-таки раза в два больше акций урвал.

Данилину помогал оплаченный Щелиным грамотный, учившийся в Америке, пиарщик, который так лихо выстроил предвыборную кампанию, такие листовки сочинил, что Игорь со своей простодушной проповедью на тему «да вы же все меня знаете, да вы же со мной столько лет работаете, я не подведу» не имел шансов. Пиарщик бил на бескорыстие Данилина и его неучастие в интригах — раз, на его западный опыт и связи с английскими издателями — два, и на четкий стратегический план, своего рода «500 дней» для «Вестей», — три.

А Игоря все действительно знали, уважали, но побаивались и считали грубоватым и слегка высокомерным.

Так что вполне возможно, что мог Данилин победить и без всякого пиарщика. Так он, по крайней мере, себя утешал.

А вот почему Щелин к нему, Данилину, так воспылал, почему именно только его хотел видеть во главе газеты, вот это оставалось до конца неясным. Про пиарщика, кстати, Щелин только после выборов признался, когда поздно было отказываться. А так принес как-то план кампании грамотный и текст листовки — гениальный. Пробормотал что-то вроде: «Один умный мужик тут мне насоветовал». Данилин повертел тексты в руках, признал гениальность. Посомневался, покряхтел и решил воспользоваться — что добру пропадать! Убрал из листовки пару преувеличений, гадости про Игоря вычеркнул. И все, отдал своим добровольным помощницам из отделов писем и проверки для размножения.

И выборы выиграл, причем с большим довольно перевесом.

Щелин подкрепил победу дополнительными инвестициями, оборудовал газету современной компьютерной версткой и сетью для редактирования и подготовки текстов к печати. Охрану новую нанял — вежливую и жесткую (никаких больше друзей детства сотрудников, а также их тетушек и племянников, шляющихся по коридорам!). Ремонт кое-где текущий оплатил и так далее.

А то, что «500 дней» в основном не сбылись, это так объективные обстоятельства сложились. Нет, ну правда же! Данилин на каждом собрании винился и подробно объяснял, что и почему. Но кое-что ведь и сбылось. С рекламой не так уж плохо, тираж упал — но не так резко, как у конкурентов. Живем своим умом и своим трудом и так далее. И главное — перспективы, перспективы есть!

Но теперь вот славные перспективы оказались под вопросом. Во-первых, сгоряча перепечатали из итальянской газеты заметку о личном состоянии российского премьера, непонятно насколько проверенную и насколько соответствующую действительности (вот она, Игорева любимая молодежь!). Сам Данилин был в момент публикации за границей, а Игорь делегировал ведение номера Ольге, а та положилась на Чаброва… Теперь отношения с правительством были безнадежно испорчены и оттуда поступали сигналы «дружественным» компаниям — что хорошо бы, дескать, взять необъезженные «Вести» наконец под уздцы… В этой обстановке могущественный, с огромными связями наверху «Эм-Банк» принялся всерьез скупать акции газеты. Правда, у редакции, у Щелина, у Ольги, Игоря и еще двух-трех коренных сотрудников (например, коммерческого директора Гонцова) вместе набирался блокирующий пакет, который не давал никому овладеть газетой. Но стоило одному из них дать слабину, и пиши пропало.

Каждый божий день Данилин встречался со всеми главными действующими лицами этого списка, профилактическую работу проводил, обещал фантастические дивиденды в этом году выплатить. Держал коллег за руки, что называется, в глаза проникновенно заглядывал… Вот и с Игорем даже нельзя поругаться толком — а вдруг обидится да акции «Эм-Банку» продаст?

Да черт с ним, пусть делает что хочет со своей третьей полосой, далась она мне, подумал Данилин.

Ну и отвлечь бы его чем-нибудь таким увлекательным. Например, письмом вот этим.

Игорь почитал письмо, повертел его в руках, понюхал зачем-то.

Наконец сказал:

— Духами хорошими пахнет… Но вообще, чушь собачья, выбрось ты его в корзину.

— Ты уверен?

— Абсолютно! Это или сумасшедшая, или просто дура писала. Или даже розыгрыш такой. Выкинь и думать забудь. Мало ли писем в редакцию приходит, вся разница, что это из Англии. Якобы. А то, может, и за углом тут где-нибудь сочиняли. Знают, что ты к Туманному Альбиону слабость питаешь.

Вряд ли ответсек настолько владел английским, чтобы до конца понять письмо, а тем более оценить уровень языка, но суть дела, наверно, уловил.

Данилин письма пока выбрасывать не стал, положил его на краешек стола. Все гениальные Игоревы идеи утвердил быстро и без поправок, даже безумный проект про мусорные свалки, лишь бы избавиться от него поскорее.

Но только тот ушел, как в дверь тихонько поскреблись, и сердце Данилина екнуло — этот характерный звук он знал уже наизусть.

4

В прошлый раз он долго притворялся, что не слышит, но это ничего не дало, только секретаршу, наверно, обескуражило. Стоит человек за дверью главного редактора и скребется! «Могу же я, в конце концов, и по телефону разговаривать, даже и по вертушке, по правительственной связи, может быть! Почему я должен на каждый звук немедленно реагировать?» — рассуждал он сам с собой. Но все же на этот раз решил эксперимент больше не повторять, сразу откликнулся, сказал громко и ясно: «Да-да!»

Ольга вошла, беззвучно закрыла за собой дверь, молча пошла к окну, уселась на подоконник.

— Доброе утро! — деловым тоном сказал Данилин. По крайней мере, он надеялся, что он так звучит: делово. Не фальшиво. Хотя быть не фальшивым в такой ситуации — это вообще нечто сверхчеловеческое.

— Привет, — вдруг сказала Ольга, ни к кому вроде не обращаясь — так, в воздух перед собой. — Мне надо бы в Прагу съездить, пивка попить.

— А кроме пивка, что там?

— Да с Гавелом можно интервью получить.

— А Гавел — это сейчас важно?

— Гавел — это всегда важно. А перед выборами тем более. Когда у нас опять коммунисты маячат.

— Ну, поезжай. Я подпишу. Только ты там, знаешь, поскромней, без пятизвездочных отелей, пожалуйста.

И воцарилась тишина. Ольга сидела себе на подоконнике, смотрела на Пушкинскую площадь, будто никого, кроме нее, в кабинете не было. А Данилин старался не смотреть на ее длинные ноги — надо же, черт возьми, такую фигуру модельную иметь! Ну и шла бы себе на подиум, вместо того чтобы в журналистике маяться. Хотя на какой еще подиум в тридцать-то лет, да с ребенком…

Ольга с живейшим интересом рассматривала движение транспорта на Пушкинской и молчала. С этой ситуацией Данилин обычно не знал что и делать. Но сегодня был исключительный случай. Сегодня у него было письмо.

— На вот, почитай. Если чего не поймешь, я переведу.

Ольга нехотя слезла с подоконника, уселась в кресло у данилинского стола и взяла помятые листочки в руку. Наморщилась. Стала читать. Вздохнула. Сказала:

— Бред сивой кобылы. На что ты время тратишь?

— А вдруг — правда?

Ольга засмеялась. Сказала:

— Выбрось в корзину.

Помолчала. Потом решила, видимо, все же удостоить объяснением.