Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Алексей Сахнин

Возвращение Ленина

3 апреля утром руководство большевиков получило телеграмму от Ленина, из которой становилось ясно, что уже к вечеру вождь прибудет в революционную столицу. По словам Шляпникова, радость по этому поводу «была огромна». Во всех районных комитетах РСДРП(б) Петрограда началась бурная деятельность: большевики обклеивали заводские районы листовками, выступали на митингах и приглашали своих сторонников и «попутчиков» принять участие в торжественной встрече своего лидера. РБ ЦК сформировало делегацию, которая должна была встретить Ленина на российско-финляндской границе, на станции Белоостров.

Шляпников явился в Исполком Петросовета и сообщил там о приезде большевистского вождя. Особой радости у большинства собравшихся эта новость не вызвала: эсеро-меньшевистское большинство справедливо опасалось ленинского радикализма. Информация же о том, что Ленин проехал через территорию Германии, «их буквально покоробила». Однако, скрепя сердце, вожди Совета решили принять участие в официальной встрече знаменитого политического эмигранта. Для приветствия от имени Исполкома Совета делегировались М. И. Скобелев и Н. С. Чхеидзе. Организационной стороной встречи от имени Совета должен был заняться все тот же Шляпников. Последний воспользовался этим поручением и мобилизовал всех, кого мог: солдат гарнизона, рабочих и т. д. В итоге встречать Ленина вышла огромная многотысячная толпа с красными флагами и транспарантами. Выглядело это так, будто в столицу приехал не вождь радикальной оппозиции, а признанный национальный лидер.

В 9 часов вечера 3 апреля поезд, на котором ехал Ленин пересек административную границу Финляндии и прибыл на станцию Белоостров. На перроне его встречали сотни рабочих Сестрорецкого завода, а также группа видных большевиков во главе с Каменевым, Шляпниковым, Коллонтай и др. Судя по всему, среди встречающих не было Сталина, во всяком случае, его имя не упоминается никем из свидетелей той встречи. Однако гипотеза ряда зарубежных историков о том, что Сталин уклонился от участия во встрече, опасаясь гнева вождя за «неправильную» политическую позицию, не выдерживает критики. Отношения внутри партии в начале 1917 г. были таковы, что расхождение во взглядах не считалось преступлением. Кроме того, рано или поздно Сталину все равно пришлось встречаться с Лениным, вряд ли он был так напуган, чтобы отказаться от участия в торжествах только из-за короткой отсрочки.

Ближе к истине, как представляется, версии Троцкого и американского историка Слассера. Троцкий видел в этом факте подтверждение того, что «между ним (т. е. Сталиным – А. С.) и Лениным не было ничего, похожего на личную близость». Слассер, соглашаясь с этим мнением, добавляет, что именно третьего апреля Сталин участвовал в работе подготовительного совещания, которое должно было рассматривать вопрос объединения большевиков и левых меньшевиков (т. е. того информационного совещания, решение о проведении которого было принято на большевистском совещании двумя днями ранее).

Как бы то ни было, встреча товарищей по партии со своим вождем состоялась. Если верить свидетелю этого события, Ф. Ф. Раскольникову, кронштадсткому большевику, бывшему членом встречающей делегации РБ ЦК и ПК РСДРП(б), Ленин был в прекрасном расположении духа, впрочем, равно как и все остальные: «Он был как-то безоблачно весел, и улыбка ни на одну минуту не сходила с его лица». То же самое Раскольников писал и о настроении Каменева и Зиновьева, вернувшегося из эмиграции вместе с Лениным: «взволнованный радостью свидания Каменев быстро вошел в залу, ведя за руку не менее взволнованного тов. Зиновьева». Действительно, для старых товарищей, которые не виделись несколько лет и теперь, наконец, после ссылок и эмигрантской безысходности встретились в дни подъема революции, которую они ждали и готовили десятилетиями, радоваться было более чем естественно.

Однако как только Ленин в сопровождении Каменева и других встречающих вошел в свой вагон, радостная эйфория уступила место жесткой критике. Ленин уже видел последние номера «Правды» и усвоил основные приоритеты политики партийного руководства. Нюансов внутрипартийной борьбы он, конечно, знать пока не мог. «Едва войдя в купе и усевшись на диван, – описывает произошедшее Раскольников – Владимир Ильич тотчас накидывается на т. Каменева:

– Что у вас пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали…».

Попав «с корабля на бал», Ленин сразу же ввязывается во внутрипартийную борьбу, критикуя Каменева. То, насколько его интересовали вопросы, связанные с расстановкой сил в партии, показывают воспоминания другого участника встречи, Шляпникова, представлявшего противоположенное Каменеву крыло партии. Вообще то, что Ленин уделил много внимания Шляпникову не случайно, он быстро понял, что ему следует искать опору и поддержку среди левых большевиков, отодвинутых Каменевым на периферию партийной жизни: «Во время пути В. И. Ленин буквально осаждал меня вопросами о положении дел в партии. Из краткого обмена мыслями можно было понять, что Владимир Ильич понимал в основном создавшееся у нас в стране положение. Первыми его вопросами были вопросы о положении в партии, о причинах переворота к оборончеству «Правды», о позиции отдельных товарищей».

О своей позиции Ленин заявил сразу же по прибытии в Петроград, на митинге, устроенном в честь его приезда. На вокзале от имени «революционной демократии» его приветствовал Чхеидзе, который призвал Ленина идти вместе с большинством Совета «сомкнутыми рядами» в деле обороны революционной России. Другой выступавший, некто Максимов, флотский офицер, и вовсе выразил надежду увидеть Ленина членом Временного правительства. Ответ Ильича на эти приветствия был столь же неожиданным для большинства слушателей, сколь знаменитым он стал впоследствии. Сцена произнесения вождем знаменитой речи с броневика будет увековечена в десятках произведений искусства всех жанров – от кинематографа до скульптуры и от литературы до живописи. Содержание этой речи резюмировалось в лозунге, которым она и заканчивалась: да здравствует всемирная социалистическая революция!

Даже такие левые деятели как Суханов были неприятно поражены ленинским радикализмом. Возвращаясь с Финляндского вокзала вместе с Раскольниковым в трамвае, будущий историк революции «кисло брюзжал по поводу ленинских речей». Каково было первое впечатление умеренных большевиков, победивших в борьбе за организацию внутрипартийного режима, сказать сложно. Но левые, оттесненные Каменевым, Сталиным и Мурановым с партийного Олимпа, явно торжествовали. «Что, Николай Николаевич, батько приехал! А?», – потирая руки и улыбаясь говорил Суханову Залуцкий. Даже в написанных спустя несколько лет страницах «Записок о революции» отражается триумф левой «фракции» большевиков. Ленин для них не просто лидер, он их единомышленник, «батько».

Суханов оставил описание выступления Ленина перед двумя сотнями большевиков, участников Всероссийского совещания Советов, значение которого трудно переоценить. «Мне не забыть этой громоподобной речи, потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных», – писал он. Ленин пошел дальше даже самых крайних радикалов из числа большевиков: «Не надо нам парламентарной республики, не надо нам буржуазной демократии, не надо нам никакого правительства, кроме Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов!..». «Не парламентарная республика, – говорил Ленин – возвращение к ней от СРД было бы шагом назад, а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху». Более того, Советы – уже есть «настоящее правительство. Думать иначе – значит впадать в анархизм». Однако, «Ленин определенно отгораживался от Совета и решительно отбрасывал его целиком во враждебный лагерь», ведь «Революционно-оборонческий Совет, руководимый оппортунистами, социал-патриотами, русскими шейдемановцами, может быть только оружием буржуазии. Чтобы он служил орудием всемирной социалистической революции, его надо еще завоевать, надо из мелкобуржуазного сделать его пролетарским». По словам Суханова, «формула» Ленина «была воспринята как чисто анархистская схема», а его соображения о тактике и стратегии партии вызвали среди «генералов» большевизма «полную растерянность».

Под «генералами» Суханов понимал тех, в чьих руках оказалось кормило партийной власти в последние недели – Каменева и его соратников. Последние «долго и дружно аплодировали» вождю, но «как-то странно смотрели в одну точку или блуждали невидящими глазами», не зная как реагировать на столь неожиданный поворот событий. Сам Каменев был настолько обескуражен ленинской эскападой, что сумел ответить осаждавшему его вопросами Суханову только растерянное «Подождите, подождите!..».