Столичный доктор. Том III (СИ) - Вязовский Алексей

Ждал не долго, ответил какой-то конторщик, поинтересовался, чем может помочь. Я представился покупателем, попросил уточнить цены на основной ассортимент. Компания торговала всем подряд — паровыми автоклавами для дезинфекции, хинином, хирургическими инструментами… И даже новомодным стрептоцидом, который сотрудник Бристола очень хвалил и рекомендовал. Мне стало любопытно, и я спросил о цене. Шесть рублей за упаковку. Однако… Отпускная цена у Келера была четыре рубля. Правда, это оптовая.

Я поблагодарил, повесил трубку. Задумался. Зачем Бристолу архив Талля? Ну понятно зачем — думают найти там секреты новых лекарств.

— Так что будем с ними делать?

— А какие есть предложения? — вопросом на вопрос ответил я.

Жиган достал коробку спичек, подвинул к себе пепельницу, что я держал на столе для курящих посетителей. Зажег сразу несколько спичек, начал их вращать — вверх, вниз… Понятно на что он намекает. Сколько волка не корми — он все в лес смотрит. И что делать? Соглашаться или нет?

Глава 4

ГОРОДСКIЯ ВѢСТИ. Московскiе врачи при разстройствѣ желудка и поносѣ стали прописывать больнымъ супъ из обычной моркови, неожиданно оказывающiй большую помощь. Рецептъ супа простъ и общедоступенъ. «Одинъ съ половиною фунтъ очищенной моркови истереть на теркѣ и залить штофомъ воды. Варить медленно полтора часа. Долить кипяткомъ до первоначальнаго количества, добавить золотникъ соли, не болѣе».

— Ты только посмотри! — Вика махала передо мной утренней газетой, а глаза мои на нее не глядели. И на прессу, и на Талль. Я ведь вчера малодушно промолчал. Надо было прямо запретить Жигану жечь дом в Москве, но нет, я начал бормотать что-то невнятное про людей, которые могут пострадать, хитрованец же убеждал, что пожар случится ночью, никто не сгорит. А урок Роттену будет хороший. И я промолчал. Не сказал ни да, ни нет. Жиган же понял все, как да.

— Смотрю. Про наш суп пишут, — я пожал плечами, глотнул почти остывшего кофе.

— Так теперь его будет варить кто угодно! Они рецепт напечатали!

— Ты забыла, что на врачебном съезде мы отдали его медикам за один рубль? Кстати, больницы исправно его перечисляют товариществу.

— Все равно нечестно!

Раздался стук в дверь, секретарь доложил, что пришла на осмотр некая госпожа Бестужева и требует меня лично. Ну сейчас я свое раздражение вылью на кое-кого. Благо есть повод! Просто железный. Хотя на пациентах это делать не рекомендуется. Только при наличии большого опыта. Чтобы больной понимал, что ему хамят, но формально придраться не к чему. Ну в самом деле, потерялась бумажка с анализом, и приходится перебрать. Или прием на заведомо неудобное время оформить. Есть и более жестокие способы, но это не для меня.

С другой стороны, Антонина Григорьевна спасла меня от попытки решения вечной проблемы «куда деньги деваются?» с участием Вики. Во всем она передовая, свободно мыслящая и открытая всем новым идеям и начинаниям. Кроме товарно-денежных отношений. Участие ее в этом «изобретении» свелось к записи на бумагу красивым почерком. Про рубль знала. От «Русского медика» получает доход, позволяющий не очень задумываться, что есть и во что одеваться. Более того, она теперь довольно-таки богатая невеста. Не десятки тысяч, как рассказывал Шувалов, но весьма, знаете ли… И чего крохоборствовать, спрашивается?

Вдова Бестужева сейчас выглядит далеко не прелестницей. Потому и густая вуаль прикрывает ее лицо. Но это если не знать, что там было до того как. По крайней мере нос присутствовал. Не очень аккуратный, да что там — он напоминал гордость украинской кухни, вареник. Но с учетом того факта, что раньше его вообще не было — это офигеть какой прогресс. Швы аккуратные, но рубцы еще не устаканились, пудра не спасает. Хотя сформировали нос просто великолепно. Для этого времени, конечно. Кстати, в мужскую народную мудрость, что нежеланных женщин нет, я бы к отсутствию света и количеству выпитого смело добавил размер приданого. А судя по косвенным признакам, Антонина Григорьевна может в таком случае уверенно претендовать на роль первой красавицы.

— Здравствуйте, — сказал я как можно более нейтрально.

Первый порыв — помощнее опустить вдову с небес на землю, прошел, пока я добирался до смотровой. С такими клиентами показывать свои обиды — самое последнее, о чем стоит думать. Тем более, что я и сам слегка виноват. Нечего было динамить ее с посещением. Уж один час можно и выделить, не сломался бы.

— Я решила не дожидаться, когда вы найдете время для визита. Ее Императорское высочество объяснила, как вы заняты. Мы с ней знакомы по делам Елисаветинских комитетов.

Ну прямо легче на душе стало. Благотворительность — дело хорошее. А то я уже начал подозревать принадлежность к высшим сферам. Если бы так, то агитировать ее на пиар-акцию не стоило даже думать. Кстати, очень хорошо, что контроль над расходами Елисаветинского благотворительного общества большей частью в руках Лизы. Потому что выделение нам той самой динамо-машины — явно трата, не предусмотренная уставом. Хотя сирот мы тоже лечим.

— Рад видеть вас. Очень хорошо выглядите, — с легкостью соврал я.

— Правда?

Покажите мне женщину, которой сказали, что она хорошо выглядит, а она не поверила. Наверняка Бестужева по три часа перед зеркалом сидит, прикидывает, какой ракурс лучше. Я подкрепил хорошее впечатление от нашей встречи чаем с баранками.

Взамен мне пришлось выслушать историю про поездку в Киев и подробнейшее описание лечения. Как хорошо, что я сегодня выспался. Потому что тут мало было с умным выражением лица кивать, глубокомысленно произнося время от времени «угу» и «да, конечно». Бестужевой требовались комментарии на каждый шаг. Вот сделали это, как вы думаете, не надо ли было по-другому? А вот то?

На такой фигне меня не поймать. История про советского доктора, который поехал в Штаты, начал там работать, а потом порушил карьеру, да еще и выплатил по суду серьезный иск, одной фразой «Кто же вас раньше так лечил?», я помнил. Она была выжжена каленым железом у меня прямо на коре головного мозга. Работать надо хорошо, а не повышать авторитет обливанием дерьмом коллег. Даже если они накосячили. Цеховая солидарность, однако.

— А вы знаете, Антонина Григорьевна, что скоро будет принято решение об открытии больницы для лечения вашего заболевания? Идея одобрена… — тут я посмотрел на потолок, где в этот миг должно было появиться изображение Великого князя.

— Да вы что? — изумленно всплеснула руками вдова, тоже почему-то посмотрев вверх. К сожалению, со спецэффектами не заладилось, и увидела она люстру. — Я обязательно пожертвую на это благое начинание! Какой же вы молодец!

От объятий меня спас только стол. И вообще, это бы выглядело непрофессионально.

Но на этой волне мне удалось уговорить Бестужеву принять участие в показательных акциях при открытии больницы. На условиях полной анонимности, конечно же. И только один раз. Для врачей.

Дабы пресечь новые витки торговли, намекнул, что пора бы и за ширму. Беседовать хорошо, а работать надо.

Я мужественно мял живот Бестужевой, постоянно спрашивая, не болит ли где. Вдруг дверь распахнулась, и влетела главная по всем вопросам.

— Евгений Александрович! Там скорая больного привезла! Вас просят!

— Я сейчас занят. Закончу и подойду. Там что, некому посмотреть?

— Есть.

— Значит, пусть ждут. Кстати, Виктория Августовна, вы же помните нашу пациентку? Вы еще фотографировали ее до операции?

— Ой, да вас не узнать, — защебетала Вика. — Надо же, незаметно совсем! Мы сейчас сделаем снимок, чтобы сравнить…

Ну вот, пусть теперь Вика послушает технологию изготовления носов. А я — в приемное. Что там такое, что вот прямо срочно-бегом вызывают.

Пациент лежал на кушетке. Вернее, пытался не упасть с нее. Если твой вес сильно превышает десять пудов, то стандартная мебель вам не очень подойдет. Купчина, такой типичный мироед. Волосы на прямой пробор, шелковая рубаха, сапоги бутылками. Цвет лица, правда, подкачал слегка, слишком сместился в зеленую часть спектра. Оставалось только посочувствовать тем, кому выпало счастье его носить.