Город будущего - Жюль Верн

Поэтому благодарить Провидение было явно не за что.

На следующий день Мишель спустился в дядюшкин кабинет — помещение в высшей степени внушительное, затянутое строгих тонов тканью; там его уже ждали банкир, его супруга и их сын. Встреча обещала быть торжественной.

Стоя у камина, господин Бутардэн, выпятив грудь и заложив руку за борт жилета, произнес следующее:

— Месье, сейчас вы услышите слова, которые я попрошу вас запомнить раз и навсегда. Ваш отец был художником. Этим все сказано. Мне хотелось бы надеяться, что вы не унаследовали его плачевных наклонностей. Однако я обнаружил в вас задатки, которые следует искоренить. Вы любите витать в облаках, и до сих пор самым ощутимым результатом всех ваших потуг явился бесславно выигранный вами вчера приз за латинские стихи. Подведем итог. У вас нет ни гроша, что само по себе прискорбно. Еще немного, и вы рискуете лишиться родственников. У себя в семье я не потерплю поэтов! Вы меня поняли? Не желаю видеть этих субъектов, что плюются рифмами людям в лицо! Отныне вы живете в богатом семействе, и будьте любезны не компрометировать его! Художник недалеко ушел от клоуна, которому я бросаю из своей ложи сто солей,[23] дабы он потешил меня после трапезы. Вам ясно? Никаких талантов. Только способности. А поскольку я не обнаружил в вас никаких особых склонностей, то решил, что вы будете служить в банке «Касмодаж и K°» под руководством вашего кузена. Берите с него пример, старайтесь стать практичным человеком! Помните: в ваших жилах течет также кровь Бутардэнов, зарубите это себе на носу и потрудитесь никогда не забывать об этом!

Как видно, в 1960 году порода Прюдомов еще не исчезла; напротив, они преуспевали в сохранении своих славных традиций. Что мог возразить Мишель на подобную тираду? Да ничего. Он промолчал, в то время как тетушка и кузен согласно кивали.

— Ваши каникулы, — продолжал банкир, — начались сегодня утром и заканчиваются сегодня вечером. Завтра вас представят главе дома «Касмодаж и Кº». А теперь ступайте.

Молодой человек покинул дядюшкин кабинет. На глаза его навернулись слезы, но он сдержался и не заплакал.

— У меня только один день свободы, — сказал он себе, — и я проведу его так, как мне будет угодно. У меня осталось несколько солей. Положим начало собственной библиотеке и накупим книг великих поэтов и знаменитых авторов прошлого века. Вечерами они помогут мне позабыть мои дневные невзгоды.

Глава IV

О НЕКОТОРЫХ АВТОРАХ XIX СТОЛЕТИЯ, А ТАКЖЕ О ТОМ, КАК ТРУДНО РАЗДОБЫТЬ ИХ КНИГИ

Мишель быстро вышел на улицу и направился к Дому книги пяти частей света, огромному пакгаузу на улице Мира, которым руководил крупный государственный чиновник.

«Тут наверняка сосредоточены все сокровища человеческого разума», — думал наш герой.

Он вступил в обширный вестибюль, посередине которого размещалось центральное Бюро заказов, связанное телеграфом с самыми удаленными точками магазина. Многочисленные служащие беспрестанно сновали во всех направлениях. Специальные подъемники, приводимые в движете противовесами, скользящими по проложенным в стенах шахтам, поднимали служащих к верхним рядам стеллажей. Толпы посетителей осаждали бюро, и разносчики сгибались под тяжестью книг.

Застыв от изумления, Мишель тщетно пытался пересчитать бесчисленное множество томов, теснившихся на полках, но вскоре взгляд его заблудился в бесконечных галереях этого имперского учреждения.

«Мне никогда не удастся прочесть все это», — подумал он, занимая очередь в Бюро заказов. Наконец он добрался до окошечка.

— Что желаете, месье? — спросил его служащий, заведующий секцией заказов.

— Я хотел бы Полное собрание сочинений Виктора Гюго, — ответил Мишель.

Служащий вытаращил глаза:

— Виктора Гюго? А что он написал?

— Это один из великих, даже величайших поэтов девятнадцатого века! — проговорил, краснея, Мишель.

— Вам известно это имя? — спросил служащий у своего коллеги, заведующего секцией поиска.

— Никогда о нем не слышал, — удивился тот. — Вы уверены, что правильно написали имя? — обратился он к Мишелю.

— Совершенно уверен, — подтвердил молодой человек.

— Честно говоря, — продолжал служащий, — нам не часто приходится продавать литературные сочинения, но раз вы так уверены… Рюго, Рюго… — повторял он, передавая по телеграфу заказ.

— Гюго, — поправил Мишель. — Будьте любезны, справьтесь также о Бальзаке, де Мюссе и Ламартине.

— Это ученые?

— Нет! Писатели.

— Ныне живущие?

— Нет. Умершие сто лет назад.

— Месье, мы приложим все усилия, чтобы выполнить ваш заказ. Но, боюсь, наши поиски будут долгими, а главное, совершенно напрасными.

— Я подожду, — растерянно произнес Мишель и отошел в сторону.

«Значит, всей этой славы не хватило даже на век! — думал он. — И „Восточные мотивы“,[24] „Раздумья“,[25] „Первые стихотворения“,[26] „Человеческая комедия“[27] забыты, затеряны, утрачены безвозвратно, никому не известны! В общем, канули в Лету!»

Тем временем гигантские паровые подъемные краны опускали в различные залы огромные пачки книг, а возле центрального бюро толпилось изрядное количество покупателей. Один заказывал «Теорию трения» в двадцати томах, другой — «Обзор работ по проблемам электричества», третий — «Руководство по смазке ведущих колес», четвертый спрашивал «Монографию о новейших открытиях в области рака мозга».

«Вот так, — размышлял Мишель, — опять естественные науки! Опять промышленность! Здесь, как и в коллеже, ни звука об искусстве! Надо быть безумцем, чтобы спрашивать художественную литературу! Может, я и впрямь не в своем уме?»

В таких вот раздумьях наш герой провел целый час. Поиски продолжались, телеграф работал без устали, требуя подтверждения имен авторов. Перерыли подвалы и чердаки — все тщетно. Пришлось смириться.

— Месье, — заведующий отделом ответов наконец обратился к Мишелю, — у нас указанных вами авторов нет. В свое время они были, наверное, не слишком известны; их сочинения вряд ли переиздавались…

— Но «Собор Парижской Богоматери», — отозвался молодой человек, — был издан тиражом в пятьсот тысяч экземпляров.

— Охотно верю, месье, но из старых авторов, переизданных в наши дни, у нас имеется только Поль де Кок,[28] моралист прошлого века; сдается мне, что он недурно писал. Если вы желаете…

— Я поищу в другом месте, — уклонился Мишель.

— О! Вы обегаете весь Париж и ничего не найдете. Чего нет здесь, нет нигде.