Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот теперь Михалка и Яков, с ещё тремя смоленскими дворянами, добирались до Нижнего.
– И что ты тащишь меня куда-то? – ворчал по целым дням Михалка Бестужев на Якова.
– На дело, – лаконично отвечал Яков.
– Какое ещё дело? – только сильнее злился Михалка всякий раз, когда им нечего было жрать.
– Приедем – увидишь! И что ты ноешь, как девка! – начал злиться и Яков.
Его уже достало нытьё Бестужева.
На перевозе через Волгу они проторчали полдня, дожидаясь, пока за ними пригонят лодки с другой стороны реки.
– Ну, вот, а ты говоришь – торговые! – ещё сильнее стал язвить Михалка, насмехаясь над этой нерасторопностью нижегородских.
– А вон глянь – ещё какие-то служилые на подходе! – показал Яков на отряд конных, тоже подходивших к переправе.
– Подожди, надо выяснить, кто такие! – остановил его Михалка, когда Яков сунулся было в сторону конных, намереваясь узнать, откуда они. – Вдруг из калужских? От Заруцкого!
– Ну и что? Они тоже «землёй» стоят.
– Землёй – да не той! – усмехнулся Михалка.
Яков ничего не сказал на это. Его, вообще-то, удивляла в Михалке вот эта его насмешка над всем. Что бы ни происходило, тому всё равно ничего не нравилось. Но он всё же подошёл к тем, вновь прибывшим на переправу. Те же, спешившись, сразу стали готовить лошадей к переправе. Это оказались служилые из Переславля и Ряжска. Узнав от него, что переправа тут нескорая, они разложили костёр и стали готовить по-походному обед.
К вечеру только они наконец-то переправились…
Утром они, смоленские и служилые из иных городов, собрались в Земской избе. Там уже были какие-то торговые мужики, боярские дети, целовальники, подьячие. Даже был кто-то из духовных. Был и второй воевода города Алябьев и кабацкий голова.
Они, служилые, представили подьячим списки своих людей, согласных вступить в ополчение и на каких условиях. Затем переговоры между ними, собравшимися, пошли о воеводе ополчения.
– На совете мы избрали воеводу, крепкого головой! Князя Дмитрия Пожарского! – заговорил, сообщая новости, мужик, сидевший во главе стола рядом с Алябьевым.
Он был сухорукий.
И Якова удивило, что его, невзрачного и корявого, слушались все местные: посадские и торговые.
– Он что – твой земляк, потому и выбираешь?! – выкрикнул курносый сотник, из Ряжска, с которым Яков говорил на переправе через Волгу.
– Он умелый воевода! И уже показал себя! – повторил в ответ на это сухорукий. – Может, ты найдёшь иного, лучше?! Так давай – говори!.. Что молчишь-то? – стал он сверлить крикуна взглядом. – Мы, торговые, просто так не доверим кому попало важное дело! Может, у вас, служилых, не так! Но это уже ваша печаль! Вон сколько наломали вы, служилые-то, по Руси дров! Гореть им да гореть ещё!..
Под его пристальным взглядом курносый сник. Выкрикнув своё, он не был готов получить жёсткий отпор от какого-то торгового мужика.
– Ну да! Как будто мы одни ломали! – возмутились собравшиеся служилые. – А бояре разве нет?! Те же князья!
– Кузьма, давай ближе к делу! – подали голос мужики из задних рядов. – А эти-то, если не желают служить, то пускай и катятся отсюда!
Собрание стало принимать нежелательный оборот: всё шло к раздору.
– Тихо! – прикрикнул сухорукий, которого мужики назвали Кузьма, на расходившихся мужиков и служилых. – Здесь собрались не для драки! Драться под Москвой будете, с «литвой»! А сейчас определим, кому и сколько платить будем в окладах за службу!
Под его резким и грубым голосом шум в избе быстро затих.
Он же, Кузьма, ничем, по мнению Якова, не отличался от остальных торговых мужиков, рассевшихся сейчас по лавкам избы подле стен. Вот разве что был строже взгляд да чуть прямее нос, как у дятла. Остальные в земской избе выглядели серыми и мало отличались от обычных холопов.
– Смольнянам надо казну на корм, на подмогу! – крикнул Михалка сухорукому, недовольный тягучими рассуждениями о каких-то мелочных дрязгах с торговыми мужиками.
Он начал, как обычно, злиться. Михалка Бестужев как боярский сын по выбору из Смоленска всю свою не так уж и большую жизнь только служил. Он не вникал даже в дела собственного поместья. А уж тем более его воротило от торговых дел. И мужиков, занимающихся этим, он не любил. Тут же, неволей, приходится слушать их.
– Будет, будет вам и корм и казна, – сдержанно ответил ему Кузьма. – Сколько вас там, в Арзамасе? – спросил он, но не Михалку, а Якова, посчитав, что с тем быстрее можно уладить всё.
– Две тысячи, – ответил Яков. – Из тех, что на конях. Да к ним ещё вполовину пеших…
– Пиши! – велел Кузьма дьячку, мусолившему перо над бумагой. – Сотники идут по второй статье, а это сорок пять рублей оклад. Дети боярские конные – третья статья – по сорок рублей. А пешие и казаки по тридцать рублей статья… Посчитай всё на три тысячи, по статьям!
Он обвёл взглядом смоленских служилых, стараясь по их лицам определить, есть ли недовольные таким раскладом. Он не хотел отталкивать малыми окладами служилых. Набрать их оказалось не так-то просто. Пожарский, когда он был у него в Мугреево, в его вотчинном селе, советовал ему вести казну разумно. Но советовал и не скупиться с окладами служилым, чтобы приманить их к начатому делу.
– Кто у вас сотники, сами определитесь, – продолжил он разговор с ними. – А полковых воевод и голов назначит воевода, князь Дмитрий Пожарский. Вот к нему теперь и поедете: бить челом, чтобы он стал вашим воеводой!.. Понятно? Всё?! – строго спросил он их.
Михалка, почесав затылок, промолчал.
– Да, понятно! – за всех ответил Яков.
– Ну, тогда с Богом! Езжайте до князя Дмитрия! – отпустил их Кузьма.
Смоленские встали с лавки и вышли из земской избы вместе с другими служилыми.
После встречи с этим земским старостой, вечером, в избе у пушкаря Антипки Фадеева, где смоленских определили на постой, Михалка стал изливать своё возмущение оттого, что он сам же покорно подчинился этому торговому мужику с уверенным голосом.
Двор Антипки, бедный, с развалившимся забором, находился в Харламовой слободке, над речкой Почайной, стоял на бугре и был виден далеко. По соседству с ним жил стрелец Сенька Иванов, тоже на таком же бедном дворишке. И сейчас он, Сенька, приперся в гости к Антипке, как только узнал, что его постояльцы служилые, боярские дети, из Смоленска.
Они сели за стол. Выпили по одной чарке водки.
– Что это за мужик-то? Сухорукий какой-то! Он и саблю-то толком держать не может! – стал зло зубоскалить Михалка.
– Ну-у, не скажи! – обиделся Сенька с чего-то за Кузьму. – Он тут такую власть взял –
