Млечный путь № 4 2016 - Песах Амнуэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но если монстров будет несколько, они могут полезть на несколько деревьев одновременно».
Если у них, конечно, хватит ума. Но никогда не стоит недооценивать противника.
«Думаю, сверху я замечу их раньше, чем они меня. Но вряд ли они придут сюда. Они потеряли мой след».
Те самые, может, и да. Но это не значит, что в лесу нет других. Да и обычные медведи тоже по деревьям лазают.
Но, с другой стороны, разве для маленькой девочки в ночном лесу существует хоть какое-то безопасное убежище? Таковым не стал даже ее собственный дом... Так что дерево, дающее хороший обзор и сохраняющее путь для бегства, возможно, и в самом деле не худший вариант.
«Ладно, Тилли. Оставайся пока там. Но будь осторожна. Держи ушки на макушке».
«А как же иначе?»
«Вот и умница».
Умница еще и потому, подумал Родгар, что поверила ему – бесплотному голосу, звучащему в ее голове. Не сочла его ни сумасшествием, ни дьявольским искушением, как некоторые взрослые, которым он тщетно пытался помочь. Хотя обычно ум – это как раз способность сомневаться, а не верить (теперь Родгар мог позволить себе такие еретические мысли), но сомнения тоже хороши в меру. Сомнение есть признак ума, когда оно не позволяет догматически уверовать без доказательств, но оно же есть признак глупости, когда оно отвергает доказательства, противоречащие ранее усвоенному догмату. Отвергает наблюдаемые факты, какими бы необычными они ни казались... Вопреки, заметим, всякой логике – эти же самые люди только что мысленно взывали о помощи, а услышав ответ – решают, что он от дьявола. Зачем тогда, спрашивается, взывали? И к кому, в таком случае – не к дьяволу ли? Ибо знали, что взывать к богу заведомо бесполезно... Ох, хорошо, что его не слышит Конгрегация Стражей Веры!
Действительно, кстати, хорошо. Что, если у них тоже есть или появятся какие-нибудь амулеты, позволяющие слышать человеческие мысли? Причем не только те, которые человек транслирует сознательно... Родгар не знал, существуют ли такие на свете – но вдруг? Одна надежда на то, что Стражи считают любую магию греховной – но эта надежда, по правде говоря, слабая. Чем строже запрет или правило, тем с большей легкостью его нарушают его же ревнители ради него же самого. Заповедь «не убий» тут нагляднейший пример...
Родгар не задумывался об этом прежде. Он был воином, а не философом. Задача воина – исполнять приказ... исполнять не думая, да. Точнее, не совсем – ибо глупый воин, и уж тем более, глупый офицер, который сам должен командовать своими людьми, мало того что долго не живет, так еще и гибнет (и губит других) бездарно. Но весь его ум должен крутиться вокруг вопроса «как?» и немедленно отключаться при приближении к вопросу «зачем?». К отработке этого умения, собственно, и сводится вся воинская дисциплина... Но месяцы странствий в одиночестве, без надежды вернуться к прежней жизни, поневоле способствуют размышлениям. Размышлениям, изменившим его сильнее, чем любые шрамы от вражеских клинков. Если его отец считает сына погибшим, это, пожалуй, не так уж далеко от истины. Прежний рыцарь Родгар, наследник прославленного титула и защитник Истинной Веры, действительно умер там, в Эль-Хурейме. По дремучим лесам Запада теперь странствует совсем другой человек.
Человек, которому очевидна, например, абсурдность самой идеи защиты Истинной Веры. Если вера истинна и бог – всемогущ, в каких защитниках он может нуждаться? Если же он в них нуждается, значит, он не всемогущ и вера – ложна. Если бог всемогущ, зачем ему вообще утверждать свою религию через насилие – будь то хоть мечи и стрелы, хоть небесные громы и молнии? Дело даже не в том, что это противоречит его же заповедям, а в том, что это попросту бессмысленно – как бессмысленно взламывать дверь хозяину, у которого есть ключ. Он может обратить все народы в свою веру одним лишь собственным изволением – или, если он так ценит их свободу воли, продемонстрировать им неопровержимые доказательства. Если же он этого не делает, это означает одно из трех – либо его вообще нет, либо он бессилен, либо, наконец, он совершенно не желает обращать в свою веру другие народы, и тогда самозваные «защитники», пытающиеся делать это от его имени, как раз и есть прямые нарушители божьей воли...
Когда Родгар впервые пришел к этим умозаключениям, больше всего его поразила не их еретичность. Его поразила их простота и ясность – и то, что миллионы людей, причем не только его соотечественников, но и «неверных», с не меньшим остервенением сражающихся за собственную религию, не понимают столь очевидных вещей. Предпочитают лить реки крови, лишь бы только не понять их. Да, конечно, очень часто высокие слова о святынях служат лишь прикрытием жажды трофеев, титулов, славы. Но ведь многие верят вполне искренне. Он сам еще пару лет назад кинулся бы с мечом на себя теперешнего, услышав такие речи...
С детьми проще. Их разум все еще открыт миру. Они еще готовы воспринимать факты такими, каковы они есть, а не такими, какими их положено считать. До тех пор, пока взрослые не убьют у них эту способность – по крайней мере, у большинства из них. Родгару хотелось верить, что Тилли – принявшая его руководство, но в то же время готовая отстаивать свою позицию, а не подчиняться бездумно – как раз из меньшинства. Что она сохранит независимость мышления – здесь ей, кстати, это будет проще, чем в цивилизованных областях. Хотя, конечно, и эти дикие леса когда-нибудь перестанут быть дикими, а значит, лет через двадцать Стражи Веры доберутся и сюда...
Впрочем, чудовища и хищники могут добраться до нее куда раньше.
«Родгар?»
«Да, Тилли!»
«Мне... уже можно плакать?»
Лучше бы, конечно, отложить все эмоции на потом. На время, когда она будет в безопасности. Но для девятилетней девочки, только что потерявшей и мать, и отца, она и так держится фантастически.
«Можно. Только так, чтобы тебя не услышали».
«Я тихонько».
«И... постарайся все-таки... не зацикливаться на том, что случилось, – здесь бы следовало прибавить традиционное утешение про папу и маму на небесах, но Родгар не мог заставить себя сказать то, во что больше не верил сам. – Думай о будущем. У тебя впереди вся жизнь. Но для этого нужно, чтобы никакие твари не добрались до тебя раньше меня».
«Я понимаю».
«Ты обязательно должна дождаться меня. Я на тебя надеюсь».
«Я дождусь, – она
