Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг» - Карл Кноблаух

19.00. Я сидел над картой и думал, что делать, если русские перейдут в наступление. Послышались шаги по подвальной лестнице. Появился посыльный:

— Вы командир 2-й роты?

— Да. Что такое?

— Господин лейтенант, батальон сегодня ночью переходит в наступление. Здесь письменный приказ командира батальона.

В свете свечи читаю: «…27 октября в 1.00 батальону покинуть занимаемые позиции и переместиться на 500 метров восточнее в готовности к атаке. Атаку начать на рассвете при поддержке штурмовых орудий. В ходе атаки перейти имперскую дорогу № 132 и выйти к Роминте…»

Я вызвал своего посыльного и отправился с ним на обход позиций, чтобы проинформировать людей и подготовить роту к атаке. Незадолго до полуночи я снова сидел в своем подвале в Шварценау. Осталась пара минут до часа ночи. Я вышел с управлением роты наружу. Надо было привыкнуть к темноте. Мы шли от окопа к окопу и собирали остатки роты. В 30 метрах передо мной в качестве охранения крались два моих солдата, мы шли за ними, поглядывая налево и направо, с оружием на изготовку.

На имперской дороге в 300 метрах впереди нас взлетали осветительные ракеты русских.

На нашей стороне в темноте что-то происходило. Может быть, это «Иваны». Я приказал роте остановиться и залечь в укрытие. Дальше пошел осторожно один и наткнулся на дозорного. Он схватил меня за руку и показал вперед в темноту.

Мы подождали несколько минут. Я услышал тихую немецкую речь. Кажется, сейчас произойдет огромное свинство. Кто перед нами? Наши или свинские собаки из комитета «Свободная Германия», пошедшие на службу к советам и чьи делишки многим камрадам уже стоили жизни?

Я услышал приближающиеся шаги, приглушенные мягкой пашней. Солдат рядом со мной и я приготовились к стрельбе с колена. Ничего не было видно. Шаги приближались. Наконец я решил все прояснить:

— Стой, кто идет?

— Не стреляйте, немцы, — послышалось в ответ.

Из темноты к нам вышло три тени. Я недоверчиво держал палец на спусковом крючке.

Передо мной стояли фельдфебель и пара солдат из соседней роты. Я тоже дал себя узнать, и узнал, что подготовка батальона к атаке в эту необычно темную ночь провалилась. Роты перемешались. Нам еще повезло, что мы не открыли друг по другу огонь.

Фельдфебель получил задачу отвести роту на старые позиции у Шварценау. Я ему не завидовал.

Я пошел к своим людям и отвел роту обратно в Шварценау. Заняли прежние ячейки. Я спустился с людьми из управления роты в подвал, где был командный пункт.

2.50. Нервное напряжение начало спадать. Я почувствовал, насколько устал.

У входа в подвал я услышал голоса, и сразу после этого передо мной оказался начальник оперативного отделения штаба дивизии. Я попытался доложить. Майор Швайм махнул рукой и сел на ящик. Показав на карту, он спросил:

— Скажите, как могло произойти перемешивание при выходе на исходные к атаке?

— Не знаю, господин майор. До исходного рубежа атаки я не дошел.

— Ну, это ясно. Все придется повторить. В 4.00 вам быть на исходном рубеже. Все остальное остается так, как в приказе! Вопросы?

— Вопросов нет, господин майор.

Начальник оперативного отделения встал, отдал приветствие и поднялся по лестнице. Мы снова остались одни. Ротный фельдфебель спросил:

— Кто этот майор, господин лейтенант?

— Это был майор Швайм, первый офицер генерального штаба нашей дивизи.[3] Если он лично на переднем крае занимается подготовкой атаки, можете считать, что корпус нашим действиям придает большое значение!

3.10. Мы взялись за оружие. Я потушил свечу, и мы вышли из подвала. Все повторилось снова. Я собрал людей и осторожно в колонну по одному повел к имперской дороге № 132. Местность сначала имела уклон на восток. Я шел в голове колонны, чтобы задавать направление движения. Около 4.00 мы вышли к маленькому кладбищу невдалеке от Дакена. Там стояла подбитая «Пантера». На другой стороне дороги, ведущей в Тольминген, располагалась гостиница.

Я позвал главного фельдфебеля:

— Здесь, за этой «Пантерой», мы разместим командный пункт. Прикажите отрыть окопы и подумайте над тем, что нам будет видно после восхода солнца. Русские засели в придорожных канавах по ту сторону имперской дороги и в гостинице. Сейчас я поставлю задачу роте.

Рота шла за мной. Мы спустились в лощину, тянувшуюся от кладбища на север. Я каждому указал его место и приказал:

— Окопаться!

Местность перед фронтом роты поднималась в восточном направлении значительно выше имперской дороги. Я надеялся, что атака начнется еще до восхода солнца. Если она будет позже, то мы окажемся как на блюдечке, о последствиях даже и думать не хочется. Возвращаясь к командному пункту, я постоянно взывал: «Окапываться!», «Копать!».

В мое отсутствие главный фельдфебель развил активную деятельность. Несмотря на темноту, я увидел подготовленное для меня укрытие и поблагодарил за него.

Чтобы установить связь с правым соседом, я с одним из посыльных отправился вдоль тыльного забора кладбища в направлении дороги. Требовалась чрезвычайная осторожность: мы не знали, где находятся русские.

Неподалеку от дороги, там, где узкая дорожка ведет от дороги к кладбищу, нас окликнули. Я слышал, как щелкнул предохранитель карабина:

— Стой, кто идет?!

— Дивизия «Герман Геринг»!

Мы медленно подошли поближе, вышли к левому флангу «Великой Германии» и оказались в сиятельном обществе. Утешаю себя мыслью, что рядом имперская дивизия.

Обменявшись наблюдениями, мы поговорили о предстоящей атаке. «Великогерманцы» держались уверенно. А я подавлял возникшие у меня сомнения.

4.00. Батальон находится на исходном рубеже. Еще темно. От имперской дороги пускают осветительные ракеты. Русские нервничают. Места выстрелов показывают, что мы довольно близко подошли к ним.

Я еще раз обхожу позиции. Солдаты выкопали лишь неглубокие окопчики. Я снова потребовал глубже зарыться в землю.

6.40. На востоке начинает светлеть. Приближается утро — становится неприятно холодно. На траве лежит иней. Смотрю в бинокль на Петерсталь. Все спокойно. Звуков техники не слышно. Нет ни штурмовых орудий, которые должны нас поддерживать, ни ракеты к атаке.

Светает. Смотрю вниз на жалкие ямки моих людей. Меня начинает трясти. Если сейчас придется атаковать, то при ясном свете нам придется идти по открытой поднимающейся местности к имперской дороге без поддержки тяжелого вооружения.

Если атаки не будет, то те, кто не смог заставить себя закопаться глубже в землю, окажутся непосредственно под стволами русских.

7.30. Беспокойная тишина опустилась на поля между имперской дорогой и рубежом Дакен, Шварценау, Петерсталь. Время тянулось медленно. Но вот стало совсем светло. На севере я услышал гул тяжелых моторов. Я схватил бинокль и посмотрел на Петерсталь. Взлетели ракеты — из Петерсталя гренадерские части пошли в атаку. Теперь я увидел несколько штурмовых орудий: мало, очень мало.

Мучительно принимаю решение о переходе в атаку. Мои люди должны пройти более 200 метров по открытой поднимающейся местности без поддержки тяжелого вооружения. Шансы дойти до дороги равны нулю. Я решил сначала дождаться, когда сосед справа, как договорились, возьмет гостиницу. Это непреложное условие для атаки моей роты.

Не успел я довести мысль до конца, как справа перед нами начался огневой бой. Гренадеры из «Великой Германии» рванулись вперед. Своим пулеметчикам я приказал вести огонь по позициям у имперской дороги севернее гостиницы, прикрывая фланг атакующих. Начали рваться ручные гранаты, трещали автоматные очереди. Потом вдруг установилась тишина. Раненый зовет санитара. Я покинул укрытие и побежал за кладбищем вдоль дороги. Пулеметная очередь прижала меня к земле. Осторожно поднимаю голову. На дороге лежат двое убитых. Во время броска к гостинице они попали под огонь русских. Атака «велико-германских гренадеров» отражена. Это одновременно означает, что моя рота останется лежать. Короткими перебежками я поспешил под прикрытием кладбища назад и вскоре оказался с моими людьми.

Взглянув на север, я увидел, что при поддержке штурмовых орудий гренадеры восточнее Петерсталя перешли имперскую дорогу. Если их атака будет развиваться и дальше, то они точно выйдут к Роминте. Тогда я смогу атаковать советские позиции моей ротой.

11.00. Продолжаем лежать. Любое движение исключено. Солдаты в импровизированных укрытиях перед имперской дорогой не могут вести даже огневого боя. Стоит только приподнять голову, как русские с более высокой позиции сразу же обрушивают на нее огонь. Я взялся за бинокль. Мой взгляд скользит от укрытия к укрытию: там никакого движения. Не могу понять, кто еще жив, а кого уже нет. С трудом пытаюсь подавить внутреннее возбуждение.