Как избавиться от герцога за 10 дней - Лора Гурк

Все это вызовет немало пересудов в Клифтоне, особенно в свете неожиданного возвращения герцога. Она бежала со станции как испуганный кролик, но все же это лучше, чем возвращаться домой в компании Стюарта. Ей необходимо время, чтобы собраться с мыслями, смириться с неизбежным, осознать невозможное: ее муж вернулся домой.

– Ваша светлость?

Голос Роберта прозвучал как ответ на ее молитвы.

– Пожалуйста, отвезите меня домой. Сейчас же…

Гримаса непонимания на лице кучера предварила вопрос. Какое-то время он колебался, разок оглянулся через плечо, затем удивленно посмотрел на нее.

– А разве мы не должны подождать?..

– Нет! – Ждать Маргрейва? Как раз именно этого она хотела избежать.

Эди, ни слова не говоря, направилась к карете, и после некоторого замешательства Роберт последовал за ней. Откинув лесенку, он помог ей подняться, и через пару минут они тронулись в путь. Взглянув на оставшуюся позади привокзальную площадь, Эди не заметила, чтобы муж собирался ее преследовать, и лишь тогда, вздохнув с облегчением, откинулась на спинку сиденья.

Пока она в безопасности, но, черт побери, что делать дальше? Уж чего-чего, но его возвращения она никак не ожидала. Пять лет назад они составили соглашение, в котором все обговорили. Так что же привело его сюда?

Эди задумалась, и перед мысленным взором вновь возникла его одинокая фигура на перроне, окруженная многочисленными сундуками, чемоданами, тюками… И опять она ощутила тот приступ паники, который заставил бежать ее сломя голову.

Набрав побольше воздуха в легкие, она медленно выдохнула, стараясь успокоиться и убедить себя, что ничего не хочет знать о причине его приезда и ей это ничем не угрожает. Возможно, он просто решил устроить себе отпуск: переменить обстановку, повидать родных и друзей.

Нет, что касается его семьи, то, насколько ей известно, никого из его родных нет в стране, и, кроме того, семья никогда ничего для него не значила. Друзья? Да… Он вполне мог вернуться, чтобы повидать друзей. Возможно, все эти многочисленные тюки и сундуки не что иное, как подарки друзьям: слоновая кость, кожа, шкуры… что еще можно привезти как трофей из африканской саванны? Она кое-что слышала про его экспедиции, но, честно говоря, понятия не имела, чем именно он занимался в Кении, так как письмами они не обменивались, – это тоже входило в их соглашение.

Повернув голову, Эди смотрела на бесконечные зеленые поля, живые изгороди, но перед мысленным взором стояла совсем иная сцена – великолепный зеркальный бальный зал, юные красавицы, кружащиеся в вальсе, словно лепестки роз, подхваченные ветром. Боже мой, как давно это было!

Тогда ей было девятнадцать, близился к концу ее первый сезон в Лондоне. Эди наблюдала за танцующими девушками с замиранием сердца, с восхищением и завистью… Она обожала вальс, но стоило ей войти в круг танцующих, и, увы, ничего хорошего не получалось. Невозможно чувствовать себя легчайшим лепестком, когда ты на голову выше своего партнера, – а уже в пятнадцать лет ее рост равнялся шести футам. Мало того, что она всегда оказывалась выше партнера, так еще и предпочитала в танце вести сама, а не быть ведомой. В результате возникали неловкие ситуации, кто-то кому-то обязательно наступал на ноги, что вызывало недовольство партнеров. И даже если ей удавалось без проблем станцевать вальс, то после Саратоги это уже не приносило радости, так как она не могла выносить, когда кто-то к ней прикасался. Не то чтобы ее не приглашали танцевать, но сейчас каждый мужчина от Лондона до Нью-Йорка знал, что эта Джуэлл настоящая каланча, поэтому все больше времени на балах она подпирала стену.

Отец привез Эди в Лондон в надежде, что здесь все для нее может сложиться иначе. Богатые американки, не принятые в изысканный круг нью-йоркских «никербокеров»[2], могли найти или, что случалось довольно часто, купить себе место в избранных кругах лондонского общества. Отец даже обратился к услугам леди Федерстон, самой успешной лондонской свахи, чтобы помочь Эди войти в английское общество, но, к расстройству Артура Джуэлла, ни огромное приданое, ни старания леди Федерстон не могли заставить какого-нибудь пэра, пусть даже безденежного и отчаявшегося, жениться на обесчещенной девушке. Конечно, Эди понимала: грива неуправляемых рыжих кудрей, россыпь веснушек на лице и досадно высокий рост не соответствовали тогдашним английским стандартам красоты и никоим образом не могли увеличить ее шансы. И хотя открытость и независимый дух молодых американок английские джентльмены находили очаровательными, в случае Эди ни то ни другое не произвело должного впечатления. И так случилось, что в Лондоне она потерпела то же фиаско, что и в Нью-Йорке, хотя сюда еще не дошли слухи о ее подмоченной репутации, которые уже начали просачиваться с другой стороны Атлантики.

Так или иначе, но, увы, начался обратный отсчет. Через три дня, то есть 12 августа, – официальное закрытие сезона. Эди придется вернуться в Нью-Йорк. И хотя леди Федерстон не теряла надежды, предполагая, что они останутся еще на некоторое время, дела требовали присутствия Артура Джуэлла в Нью-Йорке, а кроме того, он не видел смысла в продлении их визита, что окончательно лишало Эди шанса обрести успех в дальнейшем.

Для нее вернуться домой было равносильно настоящей катастрофе. Душная атмосфера Мэдисон-авеню, ужасная обстановка Ньюпорта, сплетни и перешептывание за спиной – все это ее убьет. Но что хуже всего – там оставалась причина всех ее несчастий.

Фредерик Ван Хозен входил в круг «никербокеров». Обласканный патриархами Макаллистера[3], он всегда получал приглашения леди Астор на ее ежегодные балы. Семья Джуэлл никогда не входила в этот закрытый круг общества, но Эди была знакома с Фредериком, так как он жил в Ньюпорте, всего в нескольких кварталах от Мэдисон-авеню. Их отцы были членами нью-йоркского яхт-клуба и владели лошадьми, которые участвовали в скачках, проводившихся в Саратоге.

Одна мысль о возможности встретить Фредерика на улице или в книжной лавке доставляла ей почти физическую боль. Ей не вынести высокомерного удовлетворения в его глазах и полной триумфа самодовольной усмешки. Смотреть в его глаза и знать, что он вспоминает, как надругался над ней, получил удовольствие, причинив ей боль, было совершенно немыслимо.

Брак с англичанином – единственный способ избежать унижения, которое ждало по возвращении в Нью-Йорк. И к тому же замужество даст ей возможность обрести контроль над своей жизнью, а после случившегося она в этом отчаянно нуждалась. Если вернуться домой, то на замужестве можно ставить крест, но и сама идея брака была ей невыносима, ведь брак даст легальное право мужу на обладание ее телом.