Странные люди (сборник) - Дмитрий Бирман

Да ничего хорошего, блин, если к десяти не успею, неизвестно, сколько ждать придется. Там ведь тоже не в любое время свертки принимают.

Ну, достал же меня этот «Вольво» долбаный, а не обгонишь – по встречке машины одна за другой, как из мешка высыпали!

Ладно, думаю, буду наслаждаться утром и Ленку вспоминать. Про вторник. Так хорошо было, мама дорогая!

Тут дорога в две полосы пошла, а «Вольво» так и прется левым рядом.

Я посигналил – бесполезно! Ухожу вправо, газу прибавил, и эта махина стокубовая тоже вправо пошла, видимо, решил дорогу уступить, тугодум.

Я руль вправо, на обочину, как дал по тормозам, да как хапнул колесом землю, так и крутануло. Хорошо, откоса с этой стороны не было, поэтому на травку выбросило, чуть-чуть в дерево не угодил.

Да еще, дурак, непристегнутый ехал. Как бухнулся головой в лобовое стекло – искры из глаз.

Очухался немного, из машины выскочил, обежал со всех сторон – целехонька!

На траву улегся посмотреть, не зацепил ли чего поддоном картера или глушаком. Смотрю, вроде нормально все, и вдруг вижу… босые ноги.

Не под машиной, конечно, а рядом. Изящные такие женские ступни… И дальше (просвет-то у машины не маленький) стройные лодыжки начинаются…

Тут почувствовал я, как голова трещит (сгоряча-то забыл, как о ветровое стекло долбанулся), и подумал, что «глюки» начались.

Вскакиваю я на ноги, а кругом звездочки мерцают, мельтешит все и темнота наваливается.

И снится мне чудный сон про то, как мамочка держит меня на руках и слова ласковые шепчет. Спокойно так стало, хорошо…

Умывает она меня водичкой холодной и говорит:

– Ты что, дурачок, себя не бережешь!

Просыпаюсь я и понимаю, что лежу на траве, голова на чьих-то коленях, а голос женский, не мамин, мне не снится, а наяву ручейком переливается. Поднял глаза, зацепился взглядом за неплохую «троечку» и увидел огненно-рыжее чудо.

Оказалось, что чудо зовут Юлей, что она – студентка и ехала на каникулы к тетке в Мячково. Автобус сломался, она стояла и «голосовала», как вдруг увидела «Вольво», который загнал мою «десятку» на обочину.

Потом мы болтали и ели бутерброды, предусмотрительно приготовленные в дорогу моей мамой. Запивали их чаем из термоса.

Свежий воздух, приятное общество и молодость победили головную боль. Я уверенно сел за руль, предложив Юле услуги по доставке в Мячково. Она согласилась (я еще обратил внимание, как внимательно-оценивающе она на меня посмотрела), забросила на заднее сиденье небольшую дорожную сумку (я еще подумал, что-то уж больно налегке путешествует девушка), сама уселась на переднее сиденье, отрегулировав его в соответствии со своими параметрами, и мы поехали.

Кстати о параметрах. Про «троечку» я уже говорил, прибавьте к этому длинные ноги с уже упомянутыми изящными ступнями и тонкими лодыжками, буйную, огненно-рыжую шевелюру, голубые глаза, пухлые (я еще подумал, не силикон ли качнула) губы и открытый пупок с пирсингом.

У меня, конечно, имелся неплохой сексуальный опыт, да и Ленка моя всегда зависть у друзей вызывала, но тут такая мощная сексуальная энергетика, что хоть останавливайся.

Едем мы, болтаем о том о сем, а она все улыбается белозубо и хитренько так на меня поглядывает. Подъехали к Мячково, она мне и говорит:

– День (это сокращенно от Денис, меня так все друзья называют), а можно я с тобой в Москву прокачусь, у тетки-то нагощусь еще?

– Без проблем! – говорю я ей, а у самого дрожь по телу и в жар бросило.

Надо ли говорить, что до столицы я долетел на одном дыхании, рассказывая разные истории и анекдоты, чтобы произвести впечатление на девушку легкостью и непринужденностью общения.

В Москве я отдал сверток (улыбнулся, поблагодарил – все как учили) и поспешил вырваться из города, который с легкостью задушит в своих объятьях любого провинциала.

В общем, все бы хорошо, да только понял я вдруг, что домой мне совсем не хочется. Даже к Ленке. Тут еще Юля касается своими горячими губами моего уха и шепчет:

– День, давай у мотеля остановимся, отдохнем немного.

Снова снится мне сон, как паркуюсь я у мотеля, похожего на старинный замок, как поднимаемся мы на второй этаж, как лежу я после душа на прохладных простынях и не верю, что сейчас перестанет шуметь вода и выйдет ко мне моя прекрасная попутчица.

И забыл я про Ленкин день рождения, про то, что надо зарядить сотовый и что моя мамочка может не пережить мое непонятное отсутствие в течение двух дней, которые, как и ночи, перестали существовать.

Нам приносили еду, шампанское, бесконечно шумел душ – блаженство было безграничным…

В понедельник утром я проснулся и увидел Юлю, сидевшую напротив и пристально смотревшую на меня взглядом раненой лани (я никогда не был на охоте и не видел лань, но думаю, что у нее именно такой взгляд). Она была одета, причесана и подкрашена.

– День, – сказала она с улыбкой (я еще тогда подумал, что улыбка какая-то вымученная), – ты собирайся, а я пока схожу, деньги за номер и еду отдам.

Тут я понял, что уже понедельник, что есть еще другая жизнь, что мне надо на работу, а Юле – к тетке…

Я отдал ей бумажник и пошел в душ.

Вы, наверное, уже догадались, что, когда я спустился вниз, там не было никакой Юленьки.

На стойке бара лежал пустой бумажник, в котором остались, слава Богу, мои права, а хозяин мотеля, увидев выражение моего лица, плеснул в стакан водки и рассказал про «плечевых».

Не помню, сколько прошло времени, пока я немного пришел в себя и понял, что домой все-таки ехать надо.

Когда я подошел к машине, то увидел под дворником листок бумаги, на котором мелким, красивым почерком было написано: «Ты не поверишь, но со мной такое впервые! Я бегу от себя, потому что недостойна тебя! Если можешь, прости».

Начал я тогда смеяться. Над собой и своими чувствами. Над «плечевыми» и «лохами». Над Ленкой и коммерческим директором. Над страной нашей и жизнью, уму не постижимой. Просмеялся, попил водички и домой поехал.

Дома успокоил маму (она всегда примет и простит), послал к черту Ленку, коммерческого директора и пил неделю.

Ленка насмерть обиделась, а шеф понял и простил (кстати, мировой мужик).

Через неделю я опять поехал в Москву. Со свертком.

Шел дождь, торопиться мне было некуда. Когда я подъезжал к Мячково, то не поверил своим глазам. На обочине, под дождем, стояла Юля и голосовала. Я остановился. Спокойно так вышел и тихо так сказал…

Она стояла, молча плакала и сутулилась от моих слов.

Боже, как легко и хорошо мне стало! Я с улыбкой сел в машину, повернул ключ зажигания, плавно выжал сцепление, не торопясь включил первую, аккуратно дал газку и мягко тронулся. С наслаждением смотрел я в зеркало заднего вида на становящуюся маленькой сгорбленную фигурку потускневшей красотки и указатель «Мячково», перечеркнутый наклонной красной полосой.

Через минуту я остановился и включил заднюю скорость…

Еще через две минуты я смотрел в зеркало заднего вида, как Юля (с тем самым взглядом раненой лани) сидела на заднем сиденье и капли дождя, стекавшие с ее (видимо, натурального цвета) волос, смешивались со слезами.

Я смотрел и думал о том, что Дорога, которая выбрала нас, знает больше нас, она мудрее и обязательно приведет к нашей мечте.

Наша любовь

Они любили друг друга уже восемь лет.

Они почти не расставались.

Она тонула в Его глазах, которые всегда были разными. То прозрачно-голубыми, когда Ему было радостно и хорошо, то зелеными, когда Он думал, то темными и глубокими, когда Он хотел Ее.

Он растворялся в Ее ласково-нежных поцелуях и бархатисто-чистой коже спины, ягодиц, ног.

Когда они уезжали, то всегда гуляли, взявшись за руки.

Она гладила кисть Его руки и могла часами слушать даже не то, что он говорит, а то, как он говорит. Тембр Его голоса заставлял пробегать мурашки по Ее спине, стягивал кожу на пояснице и сходился двумя тонкими ручейками внизу живота, вызывая легкую вибрацию.

В эти дни, обычно летние, им нравилось молча смотреть на море.

Она сидела на скамейке, а Он лежал, положив голову на Ее колени.

Ее руки и легкий ветерок играли Его волосами. Иногда Он засыпал сладким детским сном, и тогда Она подолгу сидела, не шевелясь, чтобы не потревожить Его.

Чтобы Он отдохнул.

Она знала, как Он устает на работе.

Пыталась помочь, понять, поддержать.

Он был очень благодарен Ей, когда Она брала на себя часть Его забот.

Однажды, в Женеве, в отеле «Метрополь» Ему понравилась шоколадка из мини-бара. Он, как ребенок, весь перепачкался, когда ел ее, нахваливая Швейцарию.

Какой сладкой нежностью наполнилось Его сердце, когда после их возвращения Она принесла Ему чай и точно такую же шоколадку!

Она пыталась предугадать Его желания.

Он пытался не расстраивать Ее и почти не изменял Ей.