Белый Крым, 1920 - Яков Слащов-Крымский

Рассказ князя очевидно неправдоподобен. Специально знакомиться с кем-то совершенно неизвестным ранее, чтобы вместе выпить и неожиданно признаться в предстоящем отъезде, который совершался конспиративно, — было бы слишком даже для такого импульсивного и неуравновешенного человека, каким изображали Слащова недоброжелатели. А если предположить (и предположение это кажется нам не лишенным основания), что единомышленники Якова Александровича, которые у него безусловно были, предварительно наводили справки о Тундутове, — то версия последнего об их знакомстве начинает выглядеть и вовсе невозможной, ибо князь был связан с «калмыками, которые были на английской службе в Константинополе», то есть имел подходящее «прикрытие» для возможных контактов с англичанами. Слащов же, как утверждал впоследствии в СССР (и вряд ли мог утверждать иначе), подвергался слежке со стороны иностранцев: «…Я хотел вернуться в свое отечество. Франция и Англия сделали все, чтобы это не состоялось». В такой ситуации сомнительное знакомство и совершенно немотивированная откровенность были бы решительно недопустимы и даже попросту преступны.

На допросе в ноябре 1921 г., вероятно, еще не зная, что через год Тундутов тоже пожелает «репатриироваться», Яков Александрович упомянул его как эмиссара Великого Князя Димитрия Павловича. Однако в действительности этим не ограничивался весьма широкий круг знакомств и возможных единомышленников бывшего атамана, среди которых наибольшее внимание должна была бы привлечь фигура генерала П.Н. Краснова (в 1918 г. он покровительствовал попыткам Тундутова сформировать «Астраханскую Армию»). В частности, уже находясь в советской тюрьме, князь признавал, что весной 1922 г., вступив в переговоры с большевиками о репатриации (то есть при обстоятельствах не менее подозрительных, чем во время его знакомства со Слащовым), он встречался в Германии с Красновым, — причем дал описание этой встречи, также не выглядящее правдоподобным. Слащов никогда не служил вместе с Красновым и, скорее всего, они не были лично знакомы. Однако на тех же допросах в 1921 г. Яков Александрович совместно с капитаном Б.Н. Войнаховским неожиданно упомянул бывшего Донского атамана, причем в контексте, вызывающем сегодня изумление: среди лиц, якобы разделявших «возвращенческие» настроения (а на самом деле отличавшихся упорной непримиримостью)…

Последнее слово Слащова-Крымского

Еще раз подчеркнем: все эти наблюдения и сопоставления не столько дают ответы на вопросы, сколько побуждают задавать новые, — как и последнее заявление генерала Слащова, преданное гласности уже после его отъезда из Константинополя: «Все предположения, что я еду устраивать заговоры или организовывать тайком всех повстанцев — бессмысленны. Внутри России революция окончена. Единственный способ бороться за наши идеи — это эволюционный путь. На этом нуги стоят и большевики.

Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России. Ныне меня зовут защищать честь России, и я еду выполнять мой долг, считая, что все русские[,] военные — в особенности, должны быть в настоящий момент в России».

Письмо это является поистине пограничным в биографии генерала: каковы бы ни были условия его жизни в эмиграции, сколько бы лишений и несправедливости ни испытывал он там, смелое и честное слово Якова Александровича было свободно. Теперь же все высказанное приходилось тщательно взвешивать, и оттого открытые заявления Слащова-Крымского в этот последний период его биографии то и дело оставляют мучительное ощущение недосказанности.

Что же касается заключительной фразы из процитированного заявления, — нельзя не упомянуть, насколько созвучна она словам И.А. Ильина из письма Врангелю — в сущности, меморандума о ситуации в России и борьбе против большевизма, где мельком упомянут и Слащов: «Центром контрреволюции должна быть Москва. Кто действительно хочет работать — должен работать там (всюду в цитате — курсив И.А. Ильина. — А.К.). И притом в красной армии и особенно в войсках особого назначения […]. Это очень трудно и очень опасно, но единственно реально*. К сожалению, скорее всего мы никогда с достоверностью не узнаем, случайно ли это совпадение, или генерал и философ действительно мыслили одинаково…

А.С. Кручинин

ПРИЧИНЫ РАЗЛОЖЕНИЯ СТАРОЙ РУССКОЙ АРМИИ

ВО ВРЕМЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ ВОЙНЫ

На наших глазах разложилась, проиграла войну и прекратила свое существование одна из величайших армий мира. Созданная Петром Великим в тяжелую годину Северной войны, войны за существование России, эта армия вписала много подвигов и побед в свою историю и вдруг так бесславно погибла при испытании значительно менее серьезном, чем то, которое было ей предъявлено при ее зарождении.

Нам приходилось слышать, да и теперь часто это передается из уст в уста, что фронт разложили большевики, и не будь их — мы бы не дошли до позорного Брестского мира. Я отнюдь не стану говорить, что партия большевиков не стремилась ликвидировать старую армию… но эта гибель была предрешена уже только потому, что старая армия сама умирала. А умирала она вот почему.

Если мы возьмем военную историю, то увидим, что после первого расцвета, после первых ста лет своего существования обособленная от народа армия быстро стала увядать. Сначала еще действовала хорошая подготовка начальников, близкая связь офицера и солдата и долгий срок службы последнего, а с общей воинской повинностью и кратким сроком службы дело пошло из рук вон плохо и старая армия быстро стала клониться к упадку, проигрывая или бесславно кончая одну войну за другой.

Армия… является олицетворением государственного строя — а война является экзаменом государственного строя и армии. Если эти оба фактора не соответствуют настроению и нуждам народных масс, то они на экзамене провалятся.

Безответственное правительство выдвигало на главнейшие посты военного ведомства лиц не по способностям, не тех или иных убеждений, а лиц ему удобных и угодных, в большинстве случаев совершенно без всяких убеждений и заботящихся только о том, чтобы им было хорошо. Можно спорить или соглашаться со взглядами или убеждениями отдельного лица или отдельной правящей партии, можно ее критиковать или одобрять, но о лицах безличных и заботящихся только о своем благе спорить не приходится, и остается сказать, что они в лучшем случае бесполезны, а почти всегда вредны. Такое положение в русской армии тянулось десятки лет. Маленькая встряска и улучшение были во времена Милютина, но в последующие годы отношение к подготовке армии резко ухудшилось.