Логово - Виктор Точинов

Судороги скручивают мышцы. Тварь бьется в конвульсиях. Рвет когтями передних лап сама себя — будто хочет докопаться до источника боли и выдрать его с кусками собственной плоти. Клочья шерсти летят в стороны. Через некоторое время конвульсии замирают. Туша лежит неподвижно. Мертво.

…Спустя два часа существо шевельнулось. Попыталось встать. Упало. Упрямо попыталось снова. Шерсти на нем уже не было — валялась вокруг спутанными комьями. С голого тела опадали сгустки розовой слизи…

Существо наконец утвердилось на четырех конечностях, прыгнуло — раз, другой. И свалилось. Прыжки были неуклюжими, неловкими. Непохожими на давешние стремительные движения. Существо зарычало. Поднялось на задние лапы. Шагнуло. Потом еще, еще, еще… Зашагало быстро и на вид целеустремленно, будто и в самом деле имело цель…

Охотник…

В 89-м он вышел на свободу — три года скостили за образцовое поведение.

Семь лет, проведенные Мастером за колючкой, преобразили страну. Наступили совсем иные времена. Из темно-загадочных глубин неторопливо всплывали на поверхность киты теневой экономики, превращаясь из ходящих под статьей цеховиков в законопослушных и уважаемых бизнесменов. А вокруг тех китов немедленно начинали роиться акулы, и барракуды, и пираньи — чей аппетит ограничивался исключительно размерами зубов и глоток. Голова кружилась от заманчивых возможностей и перспектив.

Чтобы восстановить команду, не пришлось даже прилагать излишних усилий. Былые ученики потянулись к нему сами — и приводили молодых волчат с подросшими зубками.

Пришедший первым мордоворот с литыми кулаками и стрижкой «ежиком» (семь лет назад бывший прыщавым пятнадцатилетним пацаном с садистскими наклонностями) вручил Мастеру подарок — аптечную склянку, залитую спиртом. В спирте плавали два человеческих глаза. Верный этот ученик носил прозвище Ахмед…

…Новая команда Мастера заявила о себе быстро и громко. Время было веселое — едва поделенную собственность тут же начинали переделивать по новой. Патронов никто не жалел, сообщения криминальной хроники напоминали фронтовые сводки. Закон Дарвина работал в чистом виде — сильные поедали слабых с аппетитным чавканьем… Запуганные бизнесмены выносили деньги на тарелках с голубыми каемочками. Казалось, так будет всегда.

Но ничто не вечно под луной. Как-то потихоньку, незаметно, исподволь беспредел цивилизовался. Приоритеты и ценности сменились. Доблестью стало не лихо перемочить на стрелке десяток коллег-конкурентов — но наладить с ними приемлемое сосуществование. Бизнес креп, складывались финансово-промышленные империи, королевства и графства, которые заводили свои службы безопасности, — и были уже не по зубам рыцарям утюга и паяльника…

Мастер не повторил судьбу наиболее отмороженных коллег, не вписавшихся в новый расклад, — и мало-помалу отстрелянных и взорванных. Мастер вовремя понял, что время вольного кондотьерства прошло — и встал под чужое знамя. Был не последним человеком в крупном концерне, принадлежавшем старому знакомцу по зоне, раньше других понявшему, что самому делать бизнес выгоднее, чем доить бизнесменов. Вроде все шло хорошо, но… Но не хватало самого главного. Того бесподобного ощущения — когда одним движением руки делаешь живое тело мертвым, и выпущенная тобой душа проходит сквозь тебя, и сливается на мгновение с тобой, и заставляет все твое существо трепетать в безумном наслаждении…

Когда на горизонте замаячил «проект W» — от которого за версту шибало кровью — Мастер сделал все, чтобы взять его под контроль…

Глава 3

Птица — небольшая, пестрая — перепрыгнула с ветки на ветку, клюнула гроздь желто-зеленых ягод… Чок-чок — крикнула резким голосом.

Человек проснулся мгновенно. Открыл глаза и увидел птицу у себя над головой.

Дрозд, подумал он. Совсем молодой, слеток. А дерево — рябина. Незрелая… Что подумал при этом молодой дрозд — неизвестно. Вспорхнул, напуганный движением человека, улетел.

Человек поднялся на ноги, осмотрелся. Вокруг была лесная поляна, залитая солнцем. Мачтовые сосны, между ними низкорослые рябинки. Мягкий мох, кустики черники…

Лес, подумал человек с удивлением. Как-то он оказался в лесу. Зачем-то спал прямо на мху… Он опустил глаза, словно надеясь увидеть что-то, проясняющее этот факт. И обнаружил кое-что — отнюдь не добавившее ясности. Человек был полностью обнажен.

Он огляделся еще раз, внимательнее. Прислушался. Рядом и вокруг ни одежды, ни каких-либо других вещей. Звуков, выдававших близкое или далекое присутствие других людей, тоже не слышалось.

Интересные дела. Проснуться не пойми в каком лесу в костюме Адама, тихо-мирно уснув перед этим… Мысль оборвалась. Человек не вспомнил, где и как он уснул.

Оставался вариант, что такое экстравагантное пробуждение — на самом деле сон. Почему бы и нет? Разные сны бывают.

Человек подошел к сосне, провел рукой по необъятному стволу, отковырнул чешуйку коры. Размял в пальцах, поднес к лицу, вдохнул смолистый аромат… И решительно отбросил версию о сне. Реальность. Бредовая, но реальность.

Вариант: шутка. Милая дружеская шутка после попойки на чьей-то даче… На чьей? В честь чего был банкет? Человек не помнил ничего.

— Э-ге-гей! — прокричал он во всю силу легких.

Голос показался хриплым, громким и незнакомым. Эхо прокатилось над поляной — другого ответа не было.

Он присел на поросшую мхом кочку — привести мысли в порядок. И почти сразу поднялся. Как спал-то в голом виде? Шишки и иголки кололи неприкрытую кожу, муравьи тут же отреагировали на вторжение зудящими укусами…

Ладно, вспомнить цепь событий до момента обрыва пленки можно и стоя.

Через пару минут человек снова сел — нет, рухнул, — на ту же кочку, не чувствуя ни шишек, ни иголок, ни муравьев.

Он не сумел вспомнить ничего. Ничего из всей прошлой жизни. Даже своего имени — не сумел. Он знал и мог назвать любой из окружающих предметов — но понятия не имел, где, когда и как к негму пришло это знание.

Странно, но страха не было, растерянности тоже. Эти чувства остались где-то далеко позади, в непроницаемом тумане беспамятства.

Жизнь началась здесь, на лесной поляне — с чистого листа.

Надо было как-то жить…

Обнаженный человек шагал по лесу — быстро и на вид целеустремленно.

Хотя цель у него была одна — стараться идти по прямой, не сбиться на бессмысленное кружение. Ориентировался по солнцу, выбирал приметное дерево-ориентир, шагал к нему, повторял цикл снова… Рассудил он просто — прямой путь куда-нибудь да приведет. К ограде дачного поселка, тропинке, дороге, просеке. К людям. А думать о причинах сложившейся ситуации можно и на ходу…