Кречет. Книга I - Жюльетта Бенцони

— Что ж, — прервал ее Жиль. — Значит, теперь вы бежите с нами! Показывайте дорогу.

Идя цепочкой друг за другом, они бесшумно, как кошки, пересекли площадь. Впереди шел Тим, затем пленница индейцев, за ней следовал Жиль. Когда же они достигли хижин, дорога, указанная Гуниллой, привела их к жилищу вождя, и Жиль, движимый силой, более могучей, чем его собственная воля, замедлил шаги… Здесь, совсем рядом с ним, была женщина, одна мысль о которой обжигала его.

В хижине было темно. Полог из оленьих шкур скрывал вход, но закреплен был плохо, и ночной ветер легонько раскачивал шкуры, будто просил, чтобы чья-нибудь рука подняла их… Сердце Жиля забилось в груди, подобно тяжкому молоту, бьющему по наковальне, им снова овладело пламя желания, властное, непреодолимое, как и то чувство, что охватило его совсем недавно, хотя он и был привязан к столбу пыток, заставило его даже тогда позабыть обо всем, вплоть до приближающейся смерти…

Ситапаноки была тут, в двух шагах… Достаточно было поднять руку, чтобы приблизиться к ней, коснуться ее… или просто взглянуть, как она спит…

«Это безумие! — шепнул ему устрашенный его порывом голос рассудка. — Не искушай дьявола!

Беги прочь!»

Но ноги не слушались Жиля, они словно приросли к земле, налившись каменной тяжестью.

Если он сейчас уйдет, то никогда больше не увидит эту красоту, делавшую из индианки ожившую богиню Любви… Мысль об этом была ему непереносима. Увидеть ее! Увидеть ее еще раз, пусть даже ценой жизни!

Чья-то рука ухватилась за руку Жиля, пытаясь увлечь его за собой.

— Что вы делаете? — прошептала Гунилла. — Время не ждет…

— Только секунду еще… Оставьте меня…

— Оставить вас? Вы с ума сошли!

— Убирайтесь прочь! Идите к Тиму, через минуту я догоню вас. Помогите ему сдвинуть бревно и оставьте проход открытым.

Она вцепилась в него еще крепче, и он увидел, как в темноте ее глаза гневно блеснули.

— Вы что, спятили? Это же хижина вождя!

Если вы войдете в нее, то никто и ничто не спасет вас.

— Я знаю, — нетерпеливо ответил Жиль. — Идите же, говорю вам!

Он собрался уже оторвать от себя ее крепко сжатые пальцы, но она застонала от страха и сама отпустила его. Кожаная завеса приподнялась, появилась какая-то белая фигура, и Жилю, несмотря на темноту, показалось, что это само солнце.

Несколько мгновений Ситапаноки неподвижно стояла перед Жилем так близко, что он мог ощущать ветерок ее легкого дыхания. Не глядя на пленницу, индианка сделала ей знак уйти, и Гунилла исчезла в темноте.

— Чего же ты ждешь? — яростным шепотом произнесла индианка. — Почему не бежишь отсюда? Я уже давно слежу за «каменной девушкой»… Я знала, что она попытается освободить тебя. Чего же ты ждешь? Беги!

Но доводы рассудка уже не действовали на юношу. Схватив женщину за руку, он втолкнул ее в хижину, чтобы их не могли услышать. Внезапно безумная мысль возникла в его мозгу.

— Я пришел за тобой, — сказал он. — Я знаю про тебя все. Эти люди… они твои враги, так же, как и мои… Позволь мне увести тебя! Бежим со мной.

В темноте он сжал ее в объятиях, и прикосновение к ее телу пробудило в нем всех демонов ада.

Она не сопротивлялась, и он услышал ее нежный смех.

— Ты так же безрассуден, как и молод, ты, чьи глаза подобны ледникам в лунном свете. Но у меня нет желания уходить отсюда, ведь Сагоевата любит меня… а он великий вождь!

— А ты, любишь ли ты его? О, умоляю тебя, пойдем со мной! Если ты пойдешь за мной, то я сумею любить тебя так, как никогда не сможет полюбить тебя никакой другой мужчина…

— Любить меня? Ты меня любишь, однако еще вчера ты не знал обо мне…

— Я не смогу тебе объяснить! Видишь, я мог бы бежать отсюда, счастливый — ведь я ускользнул от верной смерти, — но все же мне было невозможно уйти от тебя. Мне нужно было увидеть тебя, пусть даже один-единственный раз. Я знаю: ты принимаешь меня за безумца, но ты зажгла во мне огонь, Ситапаноки…

— И тебе грозит огонь, если ты немедленно не уйдешь отсюда! Ты, который знает мое имя, — в ее голосе почувствовалось волнение, — знаешь ли ты, какие нескончаемые муки уготовил тебе Хиакин? Ты, может быть, будешь кричать от боли долгие дни, пока смерть не возьмет тебя, а я увижу, как ты медленно разрушаешься на моих глазах, и не смогу сделать пытку короче! Если бы «каменная девушка» не освободила тебя, то, клянусь Великим Духом, я сделала бы это сама…

Теперь спасайся!

— Только вместе с тобой!

И не успела красавица индианка пошевелиться, Жиль обхватил ее обеими руками и вынес из хижины. Этот поступок был вне всякой логики, вне всякого разумения. В нем властно заговорила Древняя кровь его предков, унаследованная страсть к насилию потребовала своего! Какова бы ни была опасность, он страстно желал эту женщину и не мог более снести мысль, что ему придется с ней расстаться.

Ситапаноки не закричала, не издала ни звука, ни вздоха, но случилось то, что и должно было случиться. Жиль не сделал и трех шагов, как высокая фигура преградила ему дорогу. Появился факел, затем другой, третий. Жиль не видел, откуда они возникли… Внезапно вернувшись к действительности, он очутился прямо перед Хиакином и тремя воинами. Гибким змеиным движением индианка выскользнула из его объятий и исчезла в темноте.

— Раз ты смог освободиться, то, должно быть, духи тьмы — твои друзья, — проворчал колдун. — И ты еще осмелился похитить одну из наших женщин! Но теперь ты не сможешь избежать уготованной тебе судьбы. Смотри: занимается заря…

Действительно, на востоке над горными вершинами, небо посветлело, где-то пропел петух, и вдруг все обитатели лагеря высыпали из хижин будто пчелы из потревоженного улья. Десятки рук схватили Жиля, поволокли, сорвали одежду, и он, совершенно голый, снова встал у столба, а женщины принялись подносить сухие ветки, чтобы разжечь новый костер.

Скрестив руки на груди, Хиакин разглядывал своего пленника с выражением жестокой радости.

— Твой брат, человек с красными волосами, убежал. Но тем хуже для тебя: ты будешь мучиться за двоих.

Хиакин с нескрываемым удовольствием стал во всех подробностях описывать испытания, что придется перенести Жилю с того момента, как первые лучи солнца падут на деревню. Его тело будут медленно прижигать с помощью раскаленных орудий, которые женщины станут во множестве подносить к огню, жечь до тех пор, пока все его тело не станет одной сплошной раной, изуродуют лицо до неузнаваемости, сдерут кожу с черепа и заменят ее раскаленными угольями, раздробят все кости одну за другой…

Слушая изливающийся на него поток ужасов, Жиль смотрел широко открытыми глазами на вершины гор, силясь не слышать Хиакина. Он старался сосредоточиться на единственной мысли, оставшейся ему в утешение: Тим был невредим, Тим был вне досягаемости этих жестоких людей. Хорошо бы, ему удалось украсть мушкет и выстрелом издалека положить конец страданиям своего друга…