Пари (сборник) - Лиля Брынза

– Всё бывает. Чудеса бывают, Катя. Новый год потому что.

– Ты кто? Кто ты? Строганов? Ты же спишь! Я же даже отсюда слышу твой храп! Строганов, прекращай! Шутка, повторенная дважды… – едва попадая пальцами по клавишам, набила я.

– Кот я. Северусом Снейпом зовут. Ты будь добренькая, мне еще печеньков насыпь, пожалуйста. А то Новый год все-таки, у всех чудеса, мне тоже надо чудес. Печеньков надо. Только тссс.

Бусы из морских рачков

Есть дети, две штуки.

Мальчик двенадцати лет.

Его сестра пятнадцати лет.

Одним особенно теплым и безветренным вечером дети купаются в море. Вода прозрачная. Дно как на ладошке.

По дну медленно передвигаются крошечные морские рачки. Волочат за собой крученые домики-ракушки.

Солидные, сосредоточенные, важные, целеустремленные…

– Давай наберем рачков полный пакет, высушим, залакируем и сделаем себе бусы, – предлагает девочка. Девочкам часто в голову приходят странные идеи.

– Давай! – радуется мальчик. – Придем в сентябре в школу в бусах, все обзавидуются.

Дети целых два часа бродят по мелководью. Опускают загорелые руки по локоть в воду. Вытаскивают пригоршни рачков. Дети, как те рачки. Солидны, сосредоточенны, важны…

Ближе к закату, когда пляж уже почти пуст, а солнце вот-вот свалится за горизонт, я зову детей из воды.

– Еще минуточку, – просит мальчик.

– Полминуточки, – вторит девочка.

Я неумолима, как закат. Бредем домой. Я, мальчик, девочка, полкило морских рачков в полиэтиленовом пакете с водой.

– Вы точно будете делать бусы? – спрашиваю у девочки. Она – заводила. Она собрала гораздо больше рачков, чем мальчик. Ей решать. – Ты уверена?

– Точно! Сейчас придем и начнем делать. Сразу после душа и ужина.

– Как? – интересуюсь я.

– Ну сперва выложим рачков на балкон, чтобы они высохли. Потом вытащим тельца из раковинок, потом проткнем раковинки иглой, потом…

Процесс изготовления бус мне неинтересен. Мне любопытно другое. Рачки – живые. Они ползают, толкают друг друга, пытаются процарапать полиэтилен клешенками. Дети с любопытством глядят на добычу, обсуждают поведение узников, хохочут. Распознают особенно активных или необычной окраски рачков. Даже дали им имена. Мне любопытна детская рациональность.

Я знаю, что, если дети на самом деле возьмутся делать эти самые бусы, они совершенно безжалостно, не задумываясь ни о чем «таком», уничтожат зверьков. Но, скорее всего, ни до каких бусиков дело не дойдет, и незадачливые рачки издохнут всё в том же пакете, а потом будут выброшены в корзину. Я – взрослая. К сожалению. Поэтому мне жалко этих безмозглых, но таких забавных тварей. Я пытаюсь обосновать свою жалость логикой, мол, смерть сотни-другой рачков от рук равнодушных инфантов совершенно бессмысленна и, хоть и не нанесет ощутимого вреда мировой гармонии, но все же… Мне просто жаль рачков.

Детей мне тоже жаль. Они собирали. Старались. У них планы. Они воображают, как придут в школу и будут хвастать уникальным хендмейдом. Но как же жаль рачков…

– Смотрите. Если не станете возиться с вашими бусами, лучше отпустить. Уверены?

– Уверены! – кричат в один голос.

После ужина сидим на балконе. Рачки переместились в кастрюлю. Волнуются. Один даже потерял клешню. Другой, кажется, уже заснул. Вспоминаю детскую головоломку: «Однажды звездочет Хуссейн, имевший небольшой бассейн, узрел, что бывшие в нем раки клешней лишились после драки…»

– Умер один, – говорю девочке. – К утру все умрут.

– Все равно умрут, – улыбается девочка. – Завтра на солнышко их выложим.

– Ведь не сделаете же ничего, – качаю головой я. – Зря подохнут, бедняжки. Просто так. Ради каприза.

– Сделаем, – топает ногой она.

Мальчик украдкой вздыхает. Ему нестерпимо лень. Идея с бусами уже не кажется привлекательной. И один уже мертвый рачок – неожиданная, неприятная, сосущая под ложечкой укоризна.

Еще через час уснувших рачков становится все больше… «Тогда он раков стал считать, с клешнею левой было пять…»

– К утру ни одного не останется, – вскользь роняю я.

– Может, живые еще? – Мальчик осторожно трогает неподвижных рачков соломинкой для лимонада. Бесполезно.

– И главное, что впустую. Я же знаю, что не будет бус.

– Будут! – Девочка злится. Но, кажется, понимает, что я права.

– Я за свежей водой им сгоняю! До утра протянут, а там поглядим! – радостно кричит мальчик. Он нашел временное решение.

– Да! – подхватывает девочка. Ей тоже кажется, что так будет лучше.

Пока мальчик бегает к морю и назад, я молчу. Молчит и девочка. Расчесывает длинные волосы, шлет кому-то эсэмэски, пьет пепси. Мальчик возвращается с двухлитровой пластиковой бутылью, полной свежей морской воды.

Выливаем в кастрюлю. Пленники оживают, начинают усиленно карабкаться по металлическим стенкам, падают, снова карабкаются.

– Жить хотят, – шепчет мальчик. В его шепоте слышны горькие слёзы. Вот-вот он начнет плакать. Но держится.

– Угу. Но, по-моему, это они зря хотят. Напрасно, – я тоже умею быть жестокой.

– Не напрасно. Я бусы себе хочу. И сделаю! – Девочка вскакивает, уходит с балкона, там громко хлопает холодильником.

– Они в природе недолго живут, я смотрел по «Дискавери». Все равно умрут этим летом, – сообщает мальчик и ждет моего кивка или любого другого подтверждения спасительной своей мысли.

– Сколько положено, столько и живут. Но успевают размножиться. А не задыхаются в расцвете лет в крошечной железной кастрюле, – я умею быть очень жестокой.

– Я бусы хочу, – кричит девочка из комнаты. Оказывается, она все это время прислушивалась. – И сделаю!

– Неа. Не сделаешь. А животные умрут.

И вот что любопытно. Я понимаю, что надави я сейчас на обоих детей какой-нибудь классической историей из жизни папы-рачка, мамы-рачка, детишек-рачков, то ползучие твари будут спасены. Помнится, в свое время именно так я спасла кротячье поголовье на даче родителей. Но мне не хочется. Мне не знаю чего хочется. С одной стороны, мне все еще жаль раков. С другой стороны, хочется, чтобы дети решили сами. И чтобы в решении их были не только единомоментные эмоции: ах, жалко бедных маленьких рачьих малышей! – но и осознанная позиция. Мне хочется, чтобы дети не пожалели, но подумали: «Зачем?» Много хочу?

Ага. Но жара, морской воздух и нега способствуют многохотению.

– Ладно. Я не буду делать бусы, – решает мальчик. – Пойду отпущу своих на волю. Пусть размножаются и доживают свой век.

Облегчение, радость, почти восторг… Немного самолюбования, конечно. Собственное милосердие – всегда причина самолюбования.

– Только моих не трожь! И ты меньше меня собрал, понятно! – Девочка влетает на балкон. Злая. Капризная.