Анжелика. Королевские празднества - Анн Голон

Накануне Анжелика видела лишь пыльные, зловонные улицы. Но сегодня Париж открылся ей с новой стороны, и это чуть-чуть примирило ее с городом. Она с надеждой думала о предстоящих ей хлопотах.

Для начала нужно идти в Тюильри просить аудиенции у Великой Мадемуазель. Ей можно прямо описать ситуацию: муж пропал, дом опечатан, никто ничего не знает, никакого объяснения она не получила. Лишь от родственника-прокурора ей удалось кое-что узнать, но до него долетело только эхо случившегося. У своей сиятельной подруги Анжелика надеялась выведать, не плелись ли вокруг Жоффрея интриги, приведшие к его аресту. Быть может, Великая Мадемуазель устроит ей аудиенцию у короля? Ведь если король подписал указ об аресте без суда и следствия, то на каком основании? Анжелика должна узнать причину! Время от времени она спрашивала себя: а если все это только плод ее воображения? Она вспоминала атмосферу всеобщего ликования в Сен-Жан-де-Люзе, царившие там счастье и роскошь; каждый думал только о нарядах и драгоценностях, о том, как бы получить удобное место в соборе или в кортеже, и как бы ничего не пропустить.

Но внезапно голос Жоффрея замолк для Анжелики.

Пустота. Она вдруг ощутила страшное одиночество.

В дверь постучали.

Вошла служанка Ортанс с кувшинчиком молока в руках.

— Молоко для малыша, мадам. Я сбегала с утра пораньше на площадь Пьер-о-Лэ, крестьянки только-только приехали. Так что молоко у них еще совсем теплое, свежее.

— Как вы добры, моя милая, что так позаботились о нас. Нужно было разбудить девушку, что приехала со мной, и отдать кувшин ей, чтобы вам самой сюда не подниматься.

— Мне хотелось посмотреть, проснулся ли малютка. Я так люблю детей, мадам! До чего жаль, что мадам Ортанс своих поручает кормилице. Полгода тому назад я отнесла нашу новорожденную в деревню Шайо. И каждый день у меня сердце кровью обливается, как подумаю, что она умрет: у кормилицы молока-то почти не было, я думаю, что она ее кормит «мьоле» — хлебом, вымоченным в воде и вине.

Служанка была круглолицая, с румяными щеками и наивными голубыми глазами — Анжелика почувствовала к ней внезапный прилив симпатии.

— Как тебя зовут?

— Барба, мадам, и я к вашим услугам.

— А знаешь, Барба, я сначала кормила моего ребенка сама, так что надеюсь, он будет расти сильным.

— Ничто не заменит материнской заботы, — с чувством произнесла Барба.

Флоримон проснулся. Он сел, схватившись ручонками за бортики кровати, и принялся рассматривать черными блестящими глазками новое лицо.

— Ты мое сокровище, моя сладкая малютка, привет, моя радость! — мурлыкала девушка, беря на руки малыша, влажного после сна.

Она понесла его к окну, чтобы показать лодки, чаек и корзины с фруктами.

— Как называется эта пристань? — спросила Анжелика.

— Сен-Ландри, фруктовая пристань, а дальше — Красный мост, он ведет к острову Сен-Луи. Напротив него тоже разгружается много лодок. Есть пристань, куда свозят сено, лес, зерно и вино. Эти товары, по большей части, предназначены для богатых господ из ратуши, вон того низкого здания на другом берегу.

— А что за площадь перед ней?

— Гревская площадь.

Барба прищурилась, чтобы получше рассмотреть.

— А сегодня на площади много народа! Наверняка кого-то повесили.

— Как повесили? — ужаснулась Анжелика.

— Мадам, там место казни. Мне из моего слухового окошка все видать, я еще ни одной казни не пропустила, хоть площадь и далеко. Но это и хорошо, что далеко, у меня чувствительное сердце. Чаще всего вешают, но пару раз и головы рубили, а однажды сожгли колдуна.

Анжелика отшатнулась от окна. Теперь открывающийся оттуда вид не казался ей таким радостным.

Она оделась достаточно элегантно, ведь ей предстояло отправиться в Тюильри, и попросила Марго взять накидку и сопровождать ее. За Флоримоном присмотрит девочка-нянька, а за ними обоими — Барба. Анжелика радовалась тому, что служанка, сначала испугавшаяся мавра, теперь явно не собиралась оставлять свое место. Это важно для Ортанс, у которой служило совсем мало прислуги. Кроме Барбы, на хозяйстве еще были судомойка и слуга, который носил воду и дрова для растопки, занимался свечами и мытьем полов.

— Боюсь, ваш экипаж не будет таким блестящим, как прежде, — сказала Марго, поджав губы, — случилось то, чего я и опасалась, мадам. Слуги и кучер сбежали. Управлять каретой некому и ходить за лошадьми — тоже.

После секундного замешательства Анжелика обрела хладнокровие.

— Ну и пусть, оно к лучшему. У меня с собой всего четыре тысячи ливров. Я отправлю маркиза д’Андижоса в Тулузу за деньгами. Но поскольку наше будущее туманно, мне все равно нечем платить слугам. Я продам лошадей и карету владельцам общественной конюшни, а мы… Что ж, мы пойдем пешком. Очень хочется посмотреть на город.

— Мадам не отдает себе отчета в том, насколько грязно на улицах! Кое-где лужи с нечистотами по самые лодыжки.

— Сестра сказала, что, в деревянных башмаках можно легко пройти по грязи. Ну, Марго, дорогая, не ворчи! Мы идем смотреть Париж, разве это не чудесно?

Спустившись вниз, Анжелика увидела в прихожей Франсуа Бине и маленького музыканта.

— Спасибо за вашу верность, но я полагаю, что отныне наши пути разойдутся, так как мне нечем платить вам. Бине, если хочешь, я рекомендую тебя герцогине де Монпансье. Учитывая твой успех у нее в Сен-Жан-де-Люзе, думаю, она возьмет тебя к себе или же найдет тебе место у какого-нибудь дворянина.

К ее безмерному удивлению, молодой ремесленник отклонил предложение.

— Благодарю, мадам, за вашу доброту, но, думаю, я просто наймусь на службу к цирюльнику.

— Но ведь ты самый искусный цирюльник Тулузы! — возразила Анжелика.

— К несчастью, я не смогу найти иную работу в этом городе, гильдии мастеров здесь — закрытые сообщества.

— Но при дворе…

— Добиваться признания светских людей, мадам, дело долгое и утомительное. А когда речь идет о скромном ремесленнике вроде меня, то лучше не оказываться вдруг и сразу в центре всеобщего внимания. Одно слово, один ядовитый намек — и вы падаете на дно и оказываетесь в такой нищете, какая вам никогда бы не грозила, оставайся вы в тени. Милость вельмож — особа ветреная. Если у вас есть имя, оно может погубить вас.

Анжелика пристально поглядела на Бине.

— Ты хочешь дать им время забыть, что ты был цирюльником графа де Пейрака?

Он опустил глаза.

— Сам я никогда не забуду его, мадам. Пусть мой хозяин расправится со своими врагами, и я тут же вновь буду к его услугам. Но я — лишь простой цирюльник.