Сотворение мира.Книга третья - Закруткин Виталий Александрович

Старые французские генералы придерживались оборонительного плана войны, то есть играли на руку Гитлеру, как бы открыто давая ему знать, что наступать они не будут. За всем этим стояло давнее желание направить немецкие войска против Советского Союза. Более того, находясь в состоянии войны с Германией, английские и французские генералы в пору конфликта между СССР и Финляндией подготовили для непосредственной помощи финской армии большой экспедиционный корпус, отправляли в Финляндию самолеты, танки, пушки, пулеметы, винтовки, снаряды, патроны, собирались высадить на Кавказе морские и воздушные десанты и планировали бомбардировку нефтяных промыслов в Баку.

Между тем 9 апреля 1940 года немецкие парашютисты генерала авиации Каупиша высадились в Дании, войска 31-й оперативной группы генерала Фалькенхорста, взаимодействуя с парашютистами, заняли Копенгаген. Датский король приказал своей армии капитулировать. В течение нескольких дней, маневрируя почти всеми кораблями военно-морского флота и высаживая десанты, гитлеровские войска после жестоких, но коротких боев оккупировали Норвегию и ринулись на Бельгию и Голландию. Дорога на Францию была открыта.

Французский главнокомандующий генерал Гюстав Морис Гамелен, подчиненный ему командующий английскими войсками во Франции генерал Горт и их штабы были убеждены в том, что в случае нападения немцы, следуя заветам «старого мастера» Шлиффена, будут атаковывать своим правым крылом, с бельгийской границы, и что, следовательно, именно там, в Бельгии, с ее мощными крепостями и каналами, надо держать для отражения вражеских атак большинство англо-французских дивизий.

Поначалу стратегический план войны, разработанный немецким генеральным штабом, действительно слепо следовал завещанию обожествленного немцами генерал-фельдмаршала Альфреда Шлиффена, чьими последними словами на смертном одре было твердое наставление: «Укрепляйте мой правый фланг». Однако группа генералов, среди которых особую роль сыграл энергичный Эрих фон Манштейн, сумела убедить Гитлера в необходимости изменить план войны, переместить направление главного удара с правого фланга в центр, молниеносно одолеть труднопроходимую горно-лесистую местность Арденн, мощным танковым ударом разрезать англо-французские войска, а затем внезапным поворотом на северо-восток отсечь противнику пути отхода из Бельгии, где были сосредоточены его основные силы, и уничтожить их в мешке. Четкое выполнение этого неожиданного для союзников плана, несмотря на отвагу сражающихся французских и английских солдат, принесло гитлеровцам победу. Они наступали тремя группами армий численностью 3300 тысяч человек, и самая мощная из них, под командованием генерала Рундштедта, прошла через Арденны, разгромила слабые заслоны противника, вышла в междуречье рек Самбра и Энн и через несколько дней осуществила, поворачиваясь слева направо, «срез серпом», захлопнув, как в мышеловке, англо-французские войска, выдвинутые севернее, навстречу осуществлявшей лишь вспомогательный удар группе гитлеровских армий генерала фон Бока.

Танки генералов Клейста, Гота, Гудериана рвали боевые порядки французских дивизий. Самолеты истребительной и бомбардировочной авиации Геринга безнаказанно носились над дорогами, городами и деревнями Франции, а тихоходные французские истребители «потез» и «моран» ничего не могли сделать с маневренными, быстрыми «мессершмиттами». Так же как крупный шарик ртути от резкого щелчка распадается на множество устремляющихся в разные стороны мелких шариков, распались и стали рассеиваться деморализованные, утерявшие связь с командованием французские войска. Помеченные черными крестами немецкие танки уже приблизились почти к самому побережью Северного моря, сбивая отступавшие к своим кораблям дивизии англичан. Уже войска гитлеровского генерала фон Лееба обошли и оставили за спиной хваленую линию Мажино.

По дорогам, смешиваясь с разбитыми полками и батальонами, двинулись многотысячные толпы беженцев. Обезумевшие от страха люди, не понимая, что случилось с их прекрасной страной, нескончаемым потоком шли и ехали неизвестно куда, мешали войскам, сбивались в огромные массы у пустых бензоколонок, и мчавшиеся на бреющем полете немецкие истребители расстреливали женщин, детей, стариков.

И тогда началась охватившая миллионы людей великая паника…

В солнечный майский день Альбер Дельвилль вернулся домой раньше обычного и прямо с порога взволнованно закричал:

— Собирай, Катрин, все, что нам понадобится в дороге! Боши приближаются к Парижу. На улицах творится черт знает что. Люди кинулись кто куда. Мне кажется, что к утру в Париже останутся только покинутые хозяевами собаки. Надо и нам уезжать, причем сегодня же. У меня нет никакого желания видеть самодовольные физиономии гитлеровской солдатни.

Дельвилль выкрикнул все это на одном дыхании, швырнул на пол шляпу и, отдуваясь, упал в кресло.

— Куда же мы поедем, Альбер? — растерянно спросила жена.

Русская по происхождению, она была младшей сестрой князя Петра Бармина, неожиданно для всех уехавшего из Испании в Советский Союз. Перед его отъездом Катрин Дельвилль получила от брата короткое письмо, в котором тот писал, что наконец исполняется давнее его желание, что вместе с Максимом Селищевым он уезжает на Родину, а о своей судьбе там, в России, напишет им в Париж. Еще одно письмо пришло из Советского Союза. Брат писал, что он и его друг Селищев после легкого ранения на южных склонах Пиренеев были отправлены в Советский Союз, что сейчас они лежат в госпитале и что врачи и все русские товарищи относятся к ним очень хорошо. Однако после этого последнего письма прошло уже восемь месяцев, от брата не было ни строчки, и его странное молчание беспокоило Катрин.

— А как же быть с Пьером? — спросила она, ради мужа именуя брата на французский манер, хотя всю жизнь называла его Петей или Петенькой.

— При чем тут Пьер? — не понял Дельвилль. — До Пьера ли нам сейчас, когда надвигается такое несчастье?

Катрин укоризненно всплеснула руками:

— Как же так? Ведь Пьер должен написать на наш парижский адрес! Его молчание давно тревожит меня, ты это знаешь. Придет письмо, а нас не будет!

— Через день-два в Париже будут немцы! — раздраженно закричал Дельвилль. — Понимаешь ты это или нет? Сейчас же готовь дочку и все, что нам будет нужно.

Катрин заплакала.

— Но я хочу знать, что случилось с братом, почему он молчит.

Дельвилль вскочил, поцеловал жену.

— Успокойся, милая, — ласково сказал он, — мы поедем к твоему отчиму. Ведь Пьер знает его адрес, он напишет о себе матери и ему. А мы отсидимся там на виноградниках, поживем у твоих, пока бошей вышвырнут из Франции. Оставаться в Париже нам нельзя, это очень опасно. Пожалуйста, возьми себя в руки, приготовь все, что надо, а я побегу за автомобилем и вернусь через час…

Выехать из Парижа супругам Дельвилль удалось только под вечер. Катрин долго собирала платьица, игрушки и одеяла маленькой Сюзи, которая к тому же никак не хотела расстаться с довольно крупным эрдельтерьером Реджи, недавно подаренным ей отцом. Как будто все понимая, собака не отходила от девочки ни на шаг, преданно заглядывала ей в глаза. Махнув рукой, Альбер Дельвилль решил взять с собой и Реджи. Автомобиль загрузили до предела. Улицы Парижа казались вымершими. Лишь изредка можно было увидеть где-нибудь у подъезда одинокую консьержку или солдата, но их согбенные, мрачные фигуры только еще больше подчеркивали странную пустоту огромного города.

Дельвилль решил ехать через Орлеан, Тур, Пуатье, Ангулем, а дальше пробираться на юг департамента Ланды, где находилось поместье мсье Доманжа, отчима Катрин. Однако, еще не доехав до Тура, куда, как говорили, уже перебралось из Парижа правительство во главе с незадачливым Полем Рейно, семья Дельвиллей оказалась в таком бесконечном потоке грузовых и легковых автомобилей, мотоциклов, телег, велосипедов, пешеходов, что выбраться из этого потока, чтобы свернуть куда-то в сторону, на параллельные дороги, или вернуться в опустевший Париж, уже не было никакой возможности. Сотни тысяч потных, покрытых пылью людей ехали и шли по всем дорогам, и казалось, этому охваченному страхом, грохочущему, никому не подчиняющемуся потоку не будет конца.