Генерал Багратион. Жизнь и война - Евгений Анисимов

Убей паникера! Как известно, в военных состязаниях с Наполеоном угроза окружения всегда висела над его противниками, создавая нервозность в их рядах, что часто приводило к неосновательным страхам и панике. Военный историк и сам участник войн с Наполеоном А. И. Михайловский-Данилевский писал: «Кто бывал на войне, знает пагубное влияние слов: “Мы обойдены, отрезаны!”» В 1815 году, по словам того же Михайловского-Данилевского, граф М. С. Воронцов издал особый приказ по своей дивизии, гласивший: «…Кто во время сражения закричит: “Нас обошли или отрезали!”, тот на месте будет лишен жизни»109. Уточним: в 1810 году в своем «Наставлении господам офицерам… в день сражения», вспоминая прошедшие кампании, Воронцов писал, что «во многих полках была пагубная и престыдная привычка кричать, что отрезаны. Часто никто и не думал заходить ни вправо, ни влево, а фронт от сего проклятого крика приходил в смятение. За таковой поступок нет довольно сильного наказания. Храбрые люди никогда отрезаны быть не могут; куда бы ни зашел неприятель, туда и поворотиться грудью, иди на него и разбей. Ежели неприятель был силен, то ежели он частью заходит к нам во фланг, он разделяет свои силы и тем делает себя слабее; ежели же он и прежде был слаб и хочет только испугать захождением, то он пропал, как скоро на него пойдут в штыки. Теперь по уложению тот, кто причинит смятение во фронте, наказан будет как изменник. Офицера, который громко скажет: “Нас отрезывают ”, в тот же день по крайней мере надобно выгнать из полку, а солдата прогнать сквозь строй… Вообще, к духу смелости и отваги надобно непременно прибавить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны». Впрочем, при этом надлежало держать ухо востро — Воронцов советует командирам наблюдать за действиями противника и при возникновении угрозы охвата, «не разглашая и без малейшей торопливости», доложить старшему командиру, «дабы сей мог взять на то нужные меры»110.

Иного выхода, как только отступать, у Багратиона не было — общие его потери составили почти половину — 5256 человек111. Трижды его полки, отступая в полном порядке, шаг за шагом, останавливались, отбивая превосходящие силы Ланна, пока по шоссе Брюнн — Ольмюц не достигли Раузница, победу под которым накануне так радостно праздновали в русской армии. В рапорте Кутузову Багратион писал, что он получил повеление самого императора о необходимости поддержать правый фланг отступающего за ручей гвардейского корпуса112. Когда был получен такой приказ, неизвестно. Как бы то ни было, все отмечали, что отступление Багратиона было самым достойным и осуществилось в полном порядке.

Разгромив центр и отогнав правый фланг союзников, Наполеон занялся уничтожением левого фланга. Тут у французов главную роль сыграл Даву со своим Третьим пехотным корпусом. Он умело связал руки сразу трем колоннам союзников (Дохтурова, Ланжерона и Пржибышевского), не давая им нидвинуться вперед, ни вернуться назад, к Праценам. После 11 часов 30 минут Наполеон известил Даву, что русский центр разбит и что маршалу надлежит активизироваться и от обороны перейти в наступление: нанести удар по стоявшим вдоль ручья Гольбах войскам колонны Пржибышевского. Император также сообщил Даву, что в тыл Пржибышевскому он отправил часть корпус Ланна, а сам с гвардией и гренадерами движется к Аугесту, то есть в тыл Дохтурову и Ланжерону. Первое, что сделал Даву, — отрезал сообщение Пржибышевского со 2-й колонной Ланжерона и затем начал вести атаки на фронт и левый фланг 3-й колонны. Пржибышевский утратил управление войсками, полки смешались и нестройной толпой под убийственным пушечным и ружейным огнем французов стали отходить к Кобельницу, полагая, что там находится 2-я колонна Колловрата. Но там их встретили полки Сульта. Французские кавалеристы рубили отчаянно сопротивлявшихся русских солдат, которые без начальников не смогли построиться в каре. «Тут сделалась каша, — вспоминал солдат-участник боя, — наши перемешались с французами, секурса нам не подавали и неприятель одолел наших»"3. Раздался клич: «Рви знамена с древок и спасайся!» Потери 3-й колонны были ужасающи: из строя выбыло 5280 из 7563 человек, были пленены множество солдат, офицеров, три генерала, в том числе и командующий.

1-я и 2-я колонны ничего не предприняли для помощи гибнущим товарищам справа, а получив приказ Кутузова об отступлении, начали поспешно отходить от Тельниц к Аугесту. Но там их уже ждал спустившийся с Праценских высот Наполеон. Он тотчас поставил на холмах пушки своей лучшей, гвардейской артиллерии, которая открыла убийственный огонь по приближающимся русским колоннам. Тогда Дохтуров, оставив несколько батальонов для сдерживания французов, решил прорываться между Аугестом и озером Сачан, точнее по плотине, разделявшей две части этого водоема. Плотина оказалась узкой, и войска двинулись по льду, но лед был неокрепший и сначала пушки, лошади, а вместе с ними и люди начали проваливаться в полыньи. И все это под убийственным огнем гвардейской артиллерии Наполеона. Но в отличие от Пржибышевского Дохтуров проявил присущие ему мужество и хладнокровие. Он руководил боем и переправой и сумел вывести часть своих полков на другую сторону, построить их в колонну и оторваться от неприятеля, который, впрочем, и не преследовал его. В шесть вечера над кровавым полем сгустилась темнота — победители ночевали, или, как тогда говорили, «бивакировались», на месте победной для них битвы.

Они разожгли костры на тех местах, где утром стояли союзники. Наполеон объезжал поле Аустерлица, и его солдаты криками приветствовали своего вождя.

Русские потери, согласно ведомостям конца 1805-го — начала 1806 года, составили 20 701 человек"4, австрийские — почти 6 тысяч человек (по французским данным, у союзников было 15 тысяч человек убитых и раненых, а 20 тысяч попало в плен). Потери французов, по данным французских источников, были таковы: 1290 убитых и 6943 раненых, итого 8233 человека (по русским данным — от 10 до 12 тысяч человек). Мимо Наполеона вели тысячи русских пленных, к его ногам было брошено двадцать русских знамен (по другим, отечественным данным — 30, по данным французов — 45); в одно место свезли 160 русских орудий (по французским данным — 180, включая австрийские). Трофеи были большие — французам удалось захватить обоз союзников и всласть пограбить даже фургоны с имуществом австрийского императора, который, как и Александр, бесславно бежал с поля боя. Участник сражения вспоминает, что еще бой не кончился, а в боевые порядки союзников хлынули напуганные толпы денщиков, кучеров, нестроевых, слуг и маркитантов — французы зашли в тылы и начали разбивать обозы115.