Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.] - Эдуард Фикер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я повторяю, — произнес доктор Медек, несколько повысив голос, — что мы должны изменить решение сейчас, именно сейчас!
— Я была здесь вчера, а пан Прушек столь любезно приехал сюда и…
Прушек поднял руки, и немного салата упало с его губ на тарелку.
— Ну конечно, — бормотал он с набитым ртом, копаясь свободной рукой в портфеле. — Вот список и цены. Прошу вас, взгляните.
Медек взял бумагу и углубился в ее изучение. В сущности, это был список самых ценных и самых дорогих его сердцу картин. Автор, название, проставленная карандашом цена.
Медек наморщил лоб и, казалось, сосредоточился. Сощурил глаза, но видел лишь разноцветные круги, а между ними — прыгающий кадык.
Он отложил бумагу.
— Гм… Осенью, пан Прушек, я приеду в Прагу. Тогда мы наверняка договоримся.
Прушек от удивления закашлялся, и Медекова решительно схватила бумагу.
— Предварительно я дала согласие.
— Предварительно. Разумеется, — сказал Медек, — предварительно.
— Вы считаете, — наконец выдавил из себя Прушек, — мое предложение неприемлемым, а цены недостаточно джентльменскими?
— О нет, даже чрезмерно джентльменскими, — ответил доктор Медек. — Не сомневайтесь.
Пани Медекова схватила рюмку с коньяком и выпила ее одним духом.
— Послушай, — обратился к ней доктор Медек, — ты ведь поведешь машину, верно?
— Одна рюмка коньяку… К тому же я еще поем. Дело решенное, в общем, мы согласны. — Она под столом пнула Медека так, что тот стиснул зубы от боли. — Мы можем подписать бумаги, а потом часок просто посидим поболтаем.
Прушек сложился пополам над портфелем и достал бумаги.
Она поставила свою подпись ручкой с золотым пером.
Положила бумаги перед доктором Яромиром Медеком, сунула ему ручку и красным ногтем точно указала, где ему подписаться.
Он сделал это будто во сне.
Потом взял бутылку с коньяком…
53В зарослях тростника на пруду лягушки не квакали, а орали. В аллее было темно, на старой мельнице светилось, ничего не освещая, словно светлячок, окно.
К стволу одного из каштанов, слегка нависших над водой, прислонилась девушка в майке, худенькая, узкоплечая. Она обнимала длинноволосого юношу.
Дерево было полно понимания, а листва его ласково шумела.
Юноша и девушка очень долго молчали. Очень долго.
— Пойдем, — наконец зашептала она. — Ужасно темно. И ужасно поздно.
— Еще минутку… Мы же в два счета будем дома… У меня есть ключ от ворот.
— Нам нельзя через парк, Мартин.
— Почему? Спокойно пройдем. Они наверняка у Рамбоусека. Ну до чего дотошные… — продолжал длинноволосый Мартин Калаб. — Притащили прожекторы и елозили под его окнами…
— Я боюсь…
— Чего?
— Ты же знаешь…
Он помолчал. А потом сказал уверенно, тоном храбреца:
— Не станет же он стоять там теперь, поджидая прохожих.
— Кто знает… И… Мне страшно… Ведь мы его видели… Мы же видели его!
— Да, наверно, это был он… Но он был далеко. И он нас не видел.
— Пойдем домой. Мне и тут страшно.
Он проглотил слюну. И невольно оглянулся.
Да, Мартин был рад, что не надо идти через парк.
54Медек проводил Прушека и жену до калитки и там простился с ними. На небе сияли звезды, а сад освещало окно музыкального салона пани Шустровой.
Окно было открыто, Марта играла Шумана.
Он сходил наверх за коньяком, потом сел на скамейку в кустах можжевельника.
Высоко в небе гудел самолет, пронося между звездами свои красные и зеленые огни. Желтое сияние падало из окна на кусты роз, а тут еще этот Шуман.
У доктора Медека заблестели глаза.
Прошло какое-то время, минут двадцать-тридцать, а то и час. Шустрова доиграла, и теперь уже светилось только его окно, в мансарде.
В доме слышались шаги Марты, она что-то сказала, Вспыхнула лампочка над входом, осветив дорожку, уголок со скамейкой среди можжевельника и лысину доктора Медека.
Марта вышла на крыльцо.
— Пан доктор, — позвала она и тут же увидела его. — Пан доктор! Вы меня напугали! Что вы тут делаете, ведь простудитесь!
Медек молча показал на бутылку перед собой.
— Уже холодно, пан доктор. Я думала, ваша супруга останется до завтра.
— Она приезжала провернуть одно дельце. — Медек постарался сказать это как можно небрежней.
— Правда? — Марта села на скамейку. — Вы ведь никогда не пьете…
— Ну, это явное преувеличение…
— Почти никогда, пан доктор. Ведь я знаю вас уже столько лет, — мягко произнесла пани Шустрова.
Это растрогало его.
— Вы прекрасно играли…
— Я играю почти каждый день, — улыбнулась она и вздохнула.
— Да, но сегодня… Сегодня я услышал вас по-настоящему, — расчувствовался доктор Медек. — Возможно, этот вечер и звезды…
— Да, — ответила она, играя массивным кольцом с огромным зеленым камнем. — Вы уже столько лет живете у меня. Может быть… может быть, вы на меня сердитесь? За то, что я дружна с людьми, которые вам не по душе.
— Нет, нет, что вы, пани учительница. О ком вы, простите?
— Я знаю, вы не любите Войтеха. Войтеха Матейку.
Медек махнул рукой.
— Да нет! Что вы!
— Не оправдывайтесь. Не любите вы его, я знаю. И он вас тоже. Да-да…
— Вы ошибаетесь, пани учительница, — сказал доктор Медек мягко, под влиянием очередного приступа сентиментальности. — Я просто не принимаю его всерьез. Матейка об этом знает. Это он ненавидит меня.
Шустрова засмеялась.
— Тут нет ничего смешного, — возразил Медек.
Она покачала головой:
— Вы ошибаетесь, пан доктор, потому что Войтех… боже мой, да Войтех просто не способен ненавидеть! Он хороший человек. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поверьте мне.
Доктор Медек закивал лысиной — ему не хотелось спорить.
— Вы знаете его много лет, вероятна, вы правы. Но в остальном… Я стараюсь, чтоб у вас не возникло впечатления, будто я вам навязываюсь. Потому что мне у вас очень хорошо.
— Я знаю, у вас затруднения, — сказала она ласково. — Это, конечно, не мое дело…
— Затруднения, — засмеялся доктор Медек. — Они у меня уже много лет, пани учительница. А какие — вы легко можете угадать.
Марта невольно положила руку ему на плечо.
— Вы не выпьете со мной чашечку кофе, пан доктор?
Доктор Медек грустно кивнул, он уже довольно сильно опьянел.
— С радостью, милостивая пани…
55Квартира и мастерская Болеслава Рамбоусека были освещены мощными лампами — они углубляли тени, а на освещенных местах бесстыдно обнажали потертости, ветхость и пыль, свежесть красок и структуру материала.
Поручик Беранек остановился в дверях, оглядываясь по сторонам. Четверо сотрудников работали с усердием пчел. Надпоручик Влчек сидел за обеденным столом, включив старую канцелярскую настольную лампу, которую он, видимо, где-то нашел, и копался в своих бумагах, что-то писал и, пользуясь школьным угольником, чертил планы.
— Привет, — сказал вполголоса Беранек. — Окна готовы?
— Ага.
Поручик выглянул в окно. По стене вокруг окна вился плющ. Под окном он был оборван, видны были следы, оставленные лестницей.
— Я был внизу, — заметил Беранек, — кто-то приставлял сюда лестницу.
— Кто-то влез сюда через окно, — отозвался Влчек, взглянув на него поверх бумаг.
— И что-то искал…
— Столь усердно, что превратил уютную комнату черт-те во что. Прямо светопреставление. Капитан не появился?
— В канцелярии, которая заодно служит и кассой, участвовал в теплой дружеской беседе и пил вино с местными гражданами и женой управляющего молодой человек, похожий на него как две капли воды.
— Ему не уйти, — сказал Влчек с ожесточением.
— Не уйти. Как у вас подвигается дело?
— Готова кухонька и столовая. — Влчек обвел рукой комнату. — Но это только начало. Проторчим тут до первых петухов и то, наверно, не уложимся.
— Что-нибудь интересное?
— Здесь есть все, что угодно. От старого фотоальбома и коллекции монет, не имеющей большой ценности, до чашки мейсенского фарфора с отбитой ручкой. Однако здесь нет одного — денег, денег, которые имеют сейчас хождение.
— Небось лежат в сберкассе.
Подпоручик Влчек указал пальцем на дальний край стола, куда не падал свет лампы. Беранек подошел туда: две сберкнижки. Одна старая, еще времен войны, с небольшим срочным вкладом, вторая новая; на нее два года назад было положено пять тысяч, других записей там не было; Беранек заметил, что такие сберкнижки заводят на предприятиях, и Влчек с ним согласился.
— Да, видимо, так. А при нем — если я хорошо помню то, что сказал надпоручик Чар да, — не было ни кошелька, ни единой монетки.
Беранек кивнул.
— Имеет смысл пройти вниз? — спросил Влчек.