Рапсодия гнева - Дмитрий Янковский

Жаль… При всей крепости нервов Саша уже не раз злился до белых крапушек в глазах, скорее даже не на Японца злился, а на бесплодность усилий по его перевоспитанию. Все они вели чуть ли не к прямо противоположному результату – если раньше Женька в приступах трусливой истерики укладывал под подушку топор, то сейчас бегает по комнате с боевой винтовкой. Совсем плохо. Нельзя ему оружие доверять. Даже без патронов.

Но отказываться от перевоспитательных мер Фролов не спешил – жалко мальчишку. Оставь его – вообще пойдет под откос, замкнется, закуклится в собственном убогом и страшном мирке, а то еще хуже – сопьется, того и гляди. Так что на настоящий момент Саша видел всего один выход из создавшегося положения – нужно поднять планку реальной Женькиной значимости так высоко, чтоб не хотелось и не надо было ее поднимать придумками о бандитах, мечтающих его избить и ограбить. Но так высоко поднять планку может только женская любовь. Это и было последней надеждой Фролова.

– Эй, Жень! – приподнявшись, позвал он через форточку. – Ходи сюда.

Японец зашел не сразу – все еще дулся. В этом его главная беда, что любую критику и замечания воспринимает как личную обиду, как нападки. Подумать же о действительной правильности собственных поступков он не мог никак. То ли не умел их оценить, то ли просто не хотел.

– Чего злой такой? – с легкой язвой поинтересовался Саша.

– Иди ты… – еще больше нахмурился Женька.

– Пошли свою бабушку… Какого лешего ты винтовку из сарая вытянул?

– Такого…

– Слышь, умный… Когда у тебя будет своя пушка, можешь с ней хоть в театр ходить, понял? – Фролов умело разыграл легкую злобу. – Но мою не трожь. Доступно? Она для дела, понял? Для настоящего дела, если такое вдруг станет, а не для твоих детских глюков. Ментовку он штурмом брать собрался… Про патроны, конечно, забыл?

– Ну а если бы вас действительно замели? – В Женькнных глазах сверкнула ясная, какая-то даже пугающая решимость. – Приказал бы мне сидеть и не высовываться?

– И сидел бы как миленький… – пожал плечами Саша.

– А вот хрена! Честь не позволила бы, а она у меня посильнее твоих приказов.

– Что-что?

– Честь… – уже не так уверенно повторил юноша.

– Ты что, красная девка, которой честь не велит с парнями по грибы выходить? То не позволяет, се не позволяет…

– А для тебя, я смотрю, честь вообще ничего не значит. Как и для Джека. Вы оба – наемники. Делаете лишь то, что на данный момент выгодно. Вам интересно – воюете, заплатили бы, тоже стали бы воевать. Особенно Джек.

– Дурак ты… – спокойно и даже как-то скучно ответил Фролов.

– А тебе лишь бы наехать.

– Не лишь бы. Просто у тебя язык раза в три длиннее ума. Ни хрена не знаешь, а молотишь, как помелом. Хочешь честно скажу? Ты ненадежен, понял? Вот с наемником Джеком я бы в разведку пошел, а с тобой и с твоей честью нет, веришь?

– Да я не очень-то рвусь с тобой в разведку. С Джеком тем более. Для меня высшую цену имеет честь, Ее нельзя измерить ни деньгами, ни даже славой – вообще ничем. Вот ты, спецназовец, скажи мне, если бы тебе дали приказ мочить чеченцев, стал бы?

– А то я их не мочил… – грустно скривился Саша.

– Правильно, потому что гады и террористы. Но ты же не только террористов мочил? Вот тут и важна честь! Несмотря на приказ, знать, кого можно убить, а кого нет. Добро тем от Зла и отличается, что не бьет в спину, а если станет бить, то это уже будет точно такое же Зло.

Фролов грустно вздохнул. «Юношеский максимализм… Раз – и решил проблему, над которой я бился десять лет. Одним махом. Легко и просто».

– Да? – почти спокойно спросил он. – Но ведь у бандитов тоже есть своя честь – воровская. Она им тоже что-то велит, а что-то нет. Но совсем не то, что велит тебе делать твоя, веришь?

– А мне на их честь плевать. У меня есть своя собственная. И она для меня превыше всего.

– В том-то и беда… – совсем расстроился Саша. – В том-то и беда. Значит, безоружного убить нельзя? Что бы он ни делал?

– Можно. Но только без оружия. Если у него нет оружия, то и я свое положу.

– А если он сильнее?

– Все равно. К тому же побеждает тот, кто прав, а не тот, кто сильнее.

– Да? – не на шутку удивился Фролов. – Что-то новое. Но если все-таки победит враг, подонок, гнусный тип, который ходит по улице безоружным, а потом насилует маленьких девочек?

– Такой не может победить. Все эти извращенцы только и думают о собственной заднице или члене. У них нет чести, а значит, не могут они победить.

– Ну а все-таки? – не унимался Саша. – Если он победит, кто от этого выиграет?

– Моя честь, – отрезал Японец. – По крайней мере, на моей могиле никто и никогда не напишет «урод». Я лучше вообще ничего не сделаю, чем сделаю зло.

За окном залаяли собаки, словно стараясь показать, как они исправно несут службу. Наверное, Джек возвращается.

– Значит, пусть себе насилует детей? – Фролов как-то странно сощурился, и сразу стало нехорошо от такого прищура. – Знаешь, что такое твоя честь? Это эгоизм, вот и все. Гадкий и мерзкий. Лишь бы ТЕБЯ не обвинили в том, что делаешь зло, а другие пусть хоть перемрут. Тебе ведь плевать?

– Мне не плевать на тех, чья честь такая же, как у меня…

– А таких много? – почти зло спросил Саша. – Лучше бы было поменьше. Ладно, иди спать. Постелись в пристройке, а то нам с Джеком еще поработать надо, мы тут с ним еще одно подлое дело затеяли. Бесчестное.

– Какое?

– Тебе будет неинтересно. Плевать ведь. У меня честь сильно другая, чем у тебя. У Джека тоже. Так что иди. Всем, кто ложится спать, спокойного сна, – закончил Саша словами Виктора Цоя.

Японец фыркнул, скатал постель вместе с матрасом и, пихнув ногой дверь, направился к темной пристройке. Вскоре за ее квадратным окошком замерцал зыбкий огонек керосиновой лампы, и почти сразу стукнула калитка, зашуршал старый бетон под ногами, нетерпеливо звякнули наполненные пивные бутылки.

– Ты тут без меня не уснул? – поставив пакет в прихожей, спросил Джек.

– С вами тут, блин, уснешь…

– А ты сам виноват. Набрал детский сад, теперь мучаешься.

– И что ты предлагаешь?

– Давно бы бросил этого Японца на фиг, честное слово. Пусть едет в Москву и живет как хочет. С мамой, с папой, без забот и хлопот. – Джек с довольным видом выставил на стол четыре бутылки. – Лично меня он уже просто достал. Сколько ни бейся, а он никак из подгузников вырасти не может. Ты ему маму все равно не заменишь.

– На себя посмотри, – сам не понимая почему, нахмурился Фролов.

– Сравнил… – усмехнулся парень, доставая открывалку из кармана джинсов. – Давай двигайся, мастер работать пришел.

Саша откупорил бутылку и уселся на диван. Пиво было холодное, почти не пенилось, зато темное бутылочное стекло так и истекало потом в душноватом воздухе комнаты.

– Что будем искать?

– Танину маму.

– Не понял… – поправил очки Джек. – Она тут при чем?

– При чем-то. Просто посмотри. Я сам еще не знаю, веришь? Просто предчувствие.

Парень раскрыл компьютер, включил, довольно закачался на табуретке, изредка прихлебывая из горлышка.

– Ну, вот он, лог. Сейчас поглядим. Так-с… Да, Саня… Хреновое у тебя предчувствие! Нету в базе переоформленных квартир фамилии Таниной мамы.

Фролов сощурился, зорко всматриваясь в строки на черном экране.

– Трендец, – коротко сказал он и отставил бутылку. – Вот теперь все понятно. Гады…

Джек пошарил по столу, нащупал сигаретную пачку, и комната коротко озарилась пламенем зажигалки.

– Что-то я не въеду никак… – тихо сказал он. – Чего трендец? Хотя этот Алекс Бертран действительно редкостная падла. Слушай, а может, его без выкрутасов сдать ментам? Ведь мошенничество чистой воды! Входит в доверие к жертве и путем обмана завладевает недвижимым имуществом. Погляди… За последний месяц через него переоформлено восемь хат!

– Ты заметил, что других фамилий нет? – почесал макушку Саша. – Переоформляют только через него. Причина?

– Или он взял наше гражданство, что вряд ли, либо у него какие-то очень конкретные концы в вашей мэрии. Скорее всего второе. Я юсовцев знаю неплохо, они скорее трахнуть себя дадут, чем сменят гражданство. Что-то вроде чести нашего Японца. Давай я тебе на дискету скину, а ты в ментовку снесешь. Делов-то.

– Ага… Тут-то они и спросят, каким же образом у меня сия информация нарисовалась. Может, и тебя сразу ментам отвести?

– Не. Спасибо. Я еще не собираюсь депортироваться с ридной Вкраины, – передернул плечами Джек. – Слушай… А чего ты так взвился, когда Таниной фамилии не увидел?

– Дурень ты… – снова взяв бутылку, буркнул Фролов. – Просто сведи концы с концами, и все станет ясно. С чего мы начали? С того, что Таня позволяет себя провожать до дома, но расстается с Женькой у другого подъезда и ни разу не приглашала домой. Странно?

– Объяснимо. Может, у нее матушка чокнутая. От этой псевдорелигии крыша съезжает на раз.