Коллективная вина. Как жили немцы после войны? - Юнг Карл Густав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-кто может обратить внимание на следующий парадокс: мы являемся свидетелями гибели демократии, которой у нас, собственно, и не было. Мы можем сделать только одно – нечто невероятное, но не невозможное: путем резкого поворота создать здоровое в морально-политическом отношении государство.
Основные проблемы современной международной обстановкиАмерика (США). Мой тезис для внешней политики – «с Америкой – прежде всего» – оспаривается самым энергичным образом. Америка, дескать, творит ужасающие вещи, мы не можем принимать участие в этом, а я, мол, не в меру доверяю ей. Америка печется только о своих интересах, а о наших – лишь в той мере, в какой это отвечает ее собственным. Мою надежду на то, что Америка будет на нашей стороне, причем ради нас самих, если только мы заслужим ее доверие, называют необоснованной.
Считают, что, вступив в союз с Америкой, мы лишимся своего суверенитета, что мы должны не отказываться от него, а по собственному усмотрению искать союзников и помощь там, где представляется возможным. Не должны же мы становиться государством-сателлитом!
Кроме того, говорят, что в результате союза с Америкой мы приобщимся к американскому образу жизни и мышления. Мы не хотим, чтобы нас американизировали.
В Америке действительно происходят ужасные вещи. Наряду с поистине грандиозными событиями там возможны наихудшие. В Америке был Кеннеди, но там был и Маккарти. Там действуют «Общество Джона Бэрча», Ку-клукс-клан и одичавшая молодежь, угрожающие масштабы приняло вымирание больших городов, имеют место кровавые эксцессы, существуют продажные профсоюзы и продажные предприниматели. К тому же есть и объективные проблемы, в частности почти неразрешимая негритянская проблема.
Очень легко писать высмеивающие и предостерегающие книги, показывающие теневые стороны американской жизни. Их прочтут, чтобы избавиться от иллюзий. Но в конечном счете привлекают к себе внимание мощные противодействующие силы.
Что значит для нас Америка, яснее всего показал период президентства Джона Кеннеди и его убийство. Чувство реальности, способность ориентироваться в мировых событиях, знание людей, народов и государств составляли основу его духа. Он понимал обстановку в мире, потому что жил в самой гуще событий и с юных лет ориентировался в них. Его непоколебимая приверженность идеалам свободы, человеческого достоинства окрыляла его, а вместе с ним и американцев. Его искренность в отношениях с людьми, с которыми ему приходилось встречаться, уважение к силам человеческого духа в полную меру проявились, когда он стал президентом. Кеннеди оказывал огромное притягательное воздействие на американцев, завоевав их доверие, проявив мужество и в то же время величайшее благоразумие в момент крайней напряженности. Своей верой в провидение, которую нельзя назвать ни оптимизмом, ни пессимизмом, он возродил у американцев чувство ответственности за судьбу мира.
Его целью был мир, но мир не ценой свободы и достоинства американцев, а вместе с ними – и людей всего земного шара. Отсюда – его действия во время кубинского кризиса. Благодаря риску, на который пошел Кеннеди и о котором он открыто заявил народу, предложив разделить этот риск, стало ясно, что в настоящий момент Россия и Америка не хотят атомной войны. С тех пор в мире установилась иная атмосфера (для тех, кто не понимал Кеннеди и всей сути его политического образа мышления, это было всего лишь «большим спектаклем»). В Америке считается, что нынешний президент продолжает политику Кеннеди. Это, пожалуй, не совсем так. Кеннеди решительно выступал против «pax americana», введя важный для всей американской политики принцип, исключающий всякий тайный американский империализм, а нынешний президент иногда выступает за эту разновидность мира.
Один человек повернул народ на его прежний путь. Он получил такую поддержку из самых глубин американского народа, что и сам народ поднялся на подобающий ему уровень. В народе проснулись дремавшие в нем нравственно-политические силы. Привычные дикие инстинкты власти, экспансии и насилия смягчились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Все это выглядело почти как стихийный процесс в сфере нравственно-политической свободы. Он должен был вернуть Америку из нынешнего положения к ее первоначальному состоянию. Нынешнее положение стало ареной деятельности иных сил, которые втайне стремились утвердить то, что отрицал Кеннеди. Кеннеди как личность пробудил и сплотил эту старую новую Америку.
Что же произошло потом? Что было сделано? Здесь можно только объяснять, но не доказывать. Силы старого в Америке поняли, что это не обычный противник, от которого избавят выборы и время. Нет, Кеннеди – это такой человек, такая политическая личность, которая будет поддерживать в состоянии активности всех, кто идет вместе с ним. Они подумали: мы, властвовавшие до сих пор, потерпели поражение, и так будет продолжаться, пока он жив, а не только пока он президент. Америка становится иной, и мы никогда уже не сможем играть никакой роли в ее жизни. Эту истину и свободу, олицетворяемые одним человеком, не ликвидируешь ни в моральной, ни в политической борьбе, их можно только убить. Странная ситуация в истории – все дело в одном человеке. Все другие силы смогут свободно действовать только в том случае, если этот человек уйдет. Подтвердился тезис: если истина всерьез заявляет о себе – ее убивают.
Америка выдвинула этого человека из своей среды, и он возглавил страну. Подспудные силы Америки убили его. Узнав об убийстве Кеннеди, плакали не только американцы. Люди смутно предчувствовали чудовищные последствия случившегося, хотя и не имели ясного представления о политическом значении и последствиях этого убийства. Казалось, в ход истории вмешался сам сатана, и именно в момент, когда начался поворот к лучшему. Мы два года жили в иной, новой политической атмосфере. И что же?
Обстоятельства убийства так и не выяснены. С политической точки зрения это такой же роковой факт, как само убийство. Американский народ в общем так и не оправился от страшного события.
Расследование было поручено самому уважаемому, безупречному, честному судье – Уоррену. Он заявил, что только грядущие поколения узнают всю правду об убийстве. Это может означать только одно – он не сообщит общественности то, что противоречит интересам государства. Такое заявление только подтверждает, что его честность – вне сомнений. Оно было принято к сведению. Исключением явился протест объемом в целую страницу, опубликованный частным образом в разделе объявлений (если не ошибаюсь, в «Нью-Йорк таймс») и прозвучавший приблизительно так: с каких это пор перед американским судьей стоит иная задача, нежели обязанность говорить правду, всю правду и руководствуясь только правдой? Нельзя скрывать от нас, американцев, что было в действительности. Мы хотим знать, что с нами происходит.
В результате были опубликованы 25 томов протоколов и один доклад. Это дало юристам, желавшим изучить 25 томов, возможность установить неувязки. С помощью протоколов правильность судейского заключения была поставлена под сомнение.
Тот факт, что расследование убийства не было доведено до конца, вначале, казалось, соответствовал царившим в американском народе настроениям. Предстояло сделать выбор: или мы будем в своих собственных глазах и в глазах всего мира государством, в котором есть силы, которые заинтересованы в таком убийстве и в состоянии осуществить его, возможно даже с помощью государства; или мы так и не выясним обстоятельства дела и лучше будем придерживаться официальной версии, что Освальд – единственный убийца, действовавший не иначе, как по неясным личным мотивам, а убийство носило случайный характер. Вначале избрали последнее, так что данный вопрос на некоторое время стал табу.
Вновь возникло беспокойство. Американцы задумались о том, как произошло убийство, – этого до сих пор никто точно не знает. При всех серьезных сомнениях некоторые юристы все же считают доклад правильным, а Освальда – единственным убийцей. Теперь же всякая версия, в том числе и эта, поставлена под сомнение. Сейчас ничего не ясно. И если годами казалось, будто американский народ не желает вникнуть в суть дела, то теперь, видимо, все обстоит наоборот. Об убийстве вновь заговорили.