Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

Участник запуска Юрия Гагарина майор Ярополов, руководивший испытаниями космического корабля 7К-Т № 31, на оперативном совещании технического руководства доложил, что к исходу суток 18 апреля ракета-носитель с космическим кораблем будут готовы к вывозу на старт и 19-го можно начинать работы на первой площадке по программе первого стартового дня. Теперь ДОС можно было отправить на заправочную станцию. Где-то кто-то решил, что первая советская орбитальная станция должна называться не ДОС, тем более не 17К, а «Заря». Это наименование красным по белому было выведено краской на корпусе ДОСа.

Заправка ДОСа компонентами и газами для КДУ и микродвигателей системы ориентации проводилась всю ночь. Когда утром я зашел на заправочную станцию, то встретил Анатолия Абрамова. Он дежурил всю ночь.

Абрамов напомнил мне, какой хитростью добился согласия Королева на строительство этой станции для заправки космических кораблей. Королев очень старался сэкономить на строительстве и несколько раз выгонял Абрамова, когда тот приносил ему на подпись проект заправочной станции. Тогда Абрамов организовал изготовление макета станции по всем правилам архитектурного искусства. Через месяц он принес макет в приемную и попросил Королева на одну минуту выйти из кабинета.

СП вышел, увидел, выругался: «Опять ты за свое! Не можешь успокоиться. А, пожалуй, ты прав. Делайте!»

СП все это время не забывал о предложении наземщиков и проверял себя на их упрямстве.

— Теперь смешно вспомнить, — сказал Абрамов, — на чем мы экономили. Это такие крохи по сравнению с грандиозными «стройками века» под H1. Только на «двойку» по ДОСу и двум космическим кораблям слетелось 1200 командировочных. Это не считая военных и постоянно здесь работающих гражданских.

Для отправки по железной дороге на челомеевскую 92-ю площадку «Зарю» погрузили на платформу и закрыли чехлами. Как в почетном карауле, на платформе стояли два автоматчика спереди и три — сзади. Так выкатывался первый ДОС с заправочной станции.

Утром 14 апреля вместе с Юревичем и Невзоровым я забрался в старом МИКе на вертикальный испытательный стенд космических кораблей 7К, где «на натуре» мы предались размышлениям по поводу систем сближения. Поводом послужила разработанная Юревичем аварийная рентгеновская система для участка причаливания. Мы договорились, что дальнее сближение — это, конечно же, прерогатива радиотехники, а для ближнего участка хороша простая рентгеновская система с участием космонавта. Можно вместо рентгена использовать и лазер.

— Если бы начать заново, то можно было бы все сделать куда проще и надежнее «Иглы» и «Контакта», но начинать все с нуля теперь уже поздно, — сказал Невзоров.

По странному совпадению, из Подлипок по ВЧ-связи меня вызвал Легостаев. Он сообщил, что снова «со страшной силой» начала работать экспертная комиссия по Н1-Л3. Председатель секции управления академик Бункин настоял на замечании, что на Л3 не продублирован «Контакт».

— Один отказ — и космонавт, взлетевший с Луны для стыковки с ЛОКом, навсегда останется на окололунной орбите, — мотивировал свою позицию Бункин. — Задублируйте «Контакт» хотя бы простой лазерной системой.

— Правильное замечание, — ответил я, — крыть нечем — соглашайтесь.

— А вы что, дадите мне веса для второго «Контакта»? Вы там вместе с Бушуевым, может быть, и договоритесь.

— Не волнуйтесь и не спорьте с комиссией. Нам бы дождаться первого благополучного полета H1, а с кораблями потом будем разбираться.

— Согласен, — ответил Легостаев, — буду принимать все предложения Бункина. А к вам вылетел Василий Павлович.

За обедом договорились, что на аэродром для встречи Мишина поедем мы с Бушуевым, а Шабаров останется «на хозяйстве».

К нашему удивлению, на аэродром для встречи главного конструктора не приехал никто из космонавтов, проживавших уже несколько дней во главе с Каманиным на 17-й площадке. Военное руководство представлял только заместитель начальника штаба полигона.

Спустившись по трапу самолета, в ответ на наше приветствие Мишин в резкой форме, не стесняясь окружения, набросился на меня и Бушуева: «А вы зачем здесь? Вам что, делать больше нечего?»

Увидев смущенные лица окружающих, все же поздоровался. Невольно вспомнились встречи, которые происходили здесь, когда прилетал Королев. Обычно Королев пересаживал меня, либо Воскресенского, либо Шабарова, в зависимости от того, кто его встречал, к себе в машину и всю дорогу до своего домика расспрашивал о делах на полигоне и делился последними московскими новостями.

В 18 часов неожиданно Шабаров срочно созвал техническое руководство. Обнаружились два замечания на ДОСе, который уже «уехал» на 92-ю площадку. Кто-то из проектантов, посоветовавшись с оптиками, выяснил, что крышка рентгеновского телескопа при открытии попадает в зону видимости ИКВ. Это грозит потерей ориентации по Земле: так как крышка телескопа «горячее» Земли, то ИКВ «уцепится» за нее. В связи с этим было предложено открытие крышки перевести с автоматического режима на ручной со специального пульта, которым полагается воспользоваться в случае, если после детального анализа «земля» даст на то разрешение. На том и порешили.

Второе замечание не было столь «интеллигентным». Наш специалист по системам электропитания Беликов в последний момент обнаружил, что махонькая батарейка прибора, измеряющего солнечную постоянную, установлена так, что на активном участке при перегрузках из нее будет вытекать электролит. Шабаров предложил разрешить доступ внутрь уже закрытого ДОСа. Для этого надо было сбросить избыточное внутреннее давление воздуха из всей станции, открыть люк и с большими предосторожностями спустить туда человека, который батарею либо уберет вообще, либо переставит. Затем человека вытянуть, люк закрыть, станцию снова наддуть, проверить заново герметичность и…

Мишин не дал Шабарову закончить и грозно спросил:

— Кто? Назови фамилию.

Шабаров попросил разрешения закончить доклад. Мишин не пожелал его слушать и снова потребовал:

— Назови мне фамилию, кто это сделал?

Шабаров не очень понял, чью фамилию Мишин требует, и ответил неудачно:

— Ну, фамилия Беликов. Но ведь не в этом дело.

— Вы тут всех прикрываете. Это все проектанты. Погодите, я до вас доберусь, — пригрозил Мишин и, обращаясь к Феоктистову, добавил: — Скоро мы в этом деле наведем железный порядок.

— Эта батарея, — сказал Феоктистов, — установлена не по нашим чертежам, а по чертежам Бугайского.

Мишин, видимо, понял, что перехватил:

— Без меня ничего не снимать, ничего не делать! Все запрещаю!

Шабаров хотел было возразить, но махнул рукой, сник и замолчал. За несколько минут была разрушена установившаяся между нашими коллективами атмосфера хорошего взаимодействия и безотказной самоотверженной взаимовыручки.

Напряженную обстановку в комнате технического руководства разрядил неожиданно зашедший Керимов.

— Мне как председателю Госкомиссии сделано серьезное предупреждение из Москвы. ЦК доложили, что мы назвали орбитальную станцию «Заря». Это может обидеть китайцев, которые якобы уже объявили о подготовке к пуску своей новой ракеты, которую раньше нас назвали «Зарей». Что будем делать? Перекрашивать?

— Зачем перекрашивать? В космосе никто наш ДОС фотографировать не будет, а для сообщения ТАСС придумаем новое название, — предложил я.

Какое? Кто-то предложил — «Салют». Всем понравилось. Так появилась серия орбитальных станций под общим названием «Салют».

После ужина Шабаров мне предложил:

— Мишина я отправлю отдыхать, а мы с тобой должны еще выслушать паникера Башкина. Он что-то выкопал в СУСе космических кораблей № 31 и № 32.

Башкин еще до Госкомиссии заподозрил непорядок в работе системы управления спуском. Но понять причину и объяснить, несмотря на привлечение специалистов, не мог. По ВЧ-связи он советовался с товарищами в Подлипках, те умудрились без оформления командировки пристроить в Ил-18, которым вылетел Мишин, Анатолия Щукина.

Щукин рассказывал:

— В день космонавтики в 23 часа за мной приходит машина. Везут в КБ к телефону ВЧ-связи. От Башкина с полигона слышу страшные вещи. Ну, думаю, все: пуск надо отменять. Узнаю, что утром вылетает Ил-18. Командировку ночью никто не оформит. Меня доставили во «Внуково-3» и без документов вне списка затолкали в самолет. Здесь на полигоне все свои. Помог Шабаров. Пропустили через все контрольно-пропускные пункты. Я где-то бросил чемодан — и прямо в МИК. Всю ночь проработали. Хорошо, что помогли военные, особенно Ярополов. Провели пять частных программ.

Все воспроизвели, все поняли. Во всем была виновата неисправная «наземка». Можно спокойно закрывать по СУСу замечания в бортжурнале.

«Безотказные у нас люди», — думал я, «отписывая» эти самые замечания.