Никто мне не верит - Молли Катс

— Он пользуется случаем. Он жаждет славы.

— Он — профессионал в вопросах плохого обращения с детьми. У него есть знания и опыт, которыми он может поделиться. И я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, если там будет детектив.

У Денниса был грипп. Его руки горели, глаза опухли, мысли перескакивали с предмета на предмет.

Он лежал в постели и смотрел, как Дэн Ратер выполняет свою тяжелую работу ведущего вечерних новостей. Дэн читал все сообщения так, словно они представляли собой трагедии с мировыми последствиями, даже если речь шла о футболе.

Пока он так лежал, случилась странная вещь. Он превратился в Дэна. Он, Деннис Оррин, вел программу новостей.

Он видел себя склонившимся к камере именно с той долей властности и симпатии, какая была для этого необходима. Видел фрагменты изображения с вмонтированным в него своим собственным лицом.

Вошла Бернадин, прервав его видение.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Нечто среднее между ужасным состоянием и смертью.

— Тебе что-нибудь принести?

— Нет, черт побери! Я вышвырну все, что ты сюда принесешь.

— Не капризничай.

— Извини, — сказал он, но это прозвучало неубедительно.

— Что это, черт возьми? — спросил Майк у Линн.

Он взял со стола лицензионную табличку для детского велосипеда.

— Это мое, — сказала Кара. — Моему племяннику на день рождения.

— Купите что-нибудь другое. А это уничтожьте. Если не хотите, чтобы какой-нибудь извращенец прихватил его.

— Я на самом деле не думаю.

— Вы не слушали то, что я говорил на вашем совещании? Я подчеркивал, что нельзя детям нашивать на одежду бирки, давать лицензионные таблички или что-нибудь другое с их именами.

Они сидели в офисе Линн после совещания, которое проходило в конференц-зале Третьего канала. Кара вкратце объяснила структуру программы гостям, которые не были знаменитостями: Майку и женщине-офицеру полиции; работнику службы социального обеспечения; администратору нью-йоркской горячей линии для детей, подвергавшихся жестокому обращению; гипнотерапевту, который занимался детьми, выжившими после попытки самоубийства, и Мэри Эли.

— Хорошо, — сказала Кара.

— Надеюсь, это согласие не притворное. На улице шатаются настоящие монстры.

Кара ушла, оставив Майка и Линн одних. Чтобы избежать возможного молчания, Линн сказала:

— Похоже, вы пытаетесь настроить против себя всех моих подруг? Кара сказала, что вы накричали на Мэри.

— На маленькую блондинку? Да, накричал. Она начала экзаменовать меня на тему о том, что мы делаем для вашей защиты.

— И вы защищались.

— Я защищал вас. Эти вопросы были не так просты, как могло показаться. Она недостаточно серьезно воспринимает вашу ситуацию.

— Что дает вам право…

— Вам следует быть чертовски довольной…

На столе Линн зазвонил телефон. Попросили Майка. Когда разговор был окончен, он сказал:

— Это звонили из моего офиса. Меня не будет на работе с завтрашнего дня до понедельника. Основная причина моего появления в вашем офисе после совещания — это сообщить вам, что я уезжаю в Лос-Анджелес, чтобы поговорить с Барбарой Элис Хайсмит.

Линн открыла рот от изумления:

— Вы нашли ее?

— Лос-Анджелесские полицейские нашли.

— Я тоже хочу поехать.

Он не ожидал этого.

— Нет.

— Я оплачу все сама.

— Дело не в деньгах.

Мысль о проведении вместе с ней трех дней, о том, что во время путешествия он будет вынужден оставаться с ней наедине, была просто нелепой. После того памятного вечера в ее квартире он разработал план, как отделить себя от нее, от тех чувств, которые он испытывал к ней. Как дюйм за дюймом подвести себя к решению продолжать их отношения только на профессиональной и дружеской основе. И точка.

Но она настойчиво умоляла. Он посмотрел на ее лицо, которое стало еще тоньше и бледнее за те полторы недели, что он не видел ее. Впервые за долгое время она была так оживлена. Он не мог даже признаться, что поездка была неофициальной.

В конце концов, он не имеет права запретить ей это.

Квартира Барбары Элис Хайсмит находилась в бежевом трехэтажном доме на бульваре Кресчента в Глендейле. Около дома был внутренний дворик с лимонными деревьями и тремя столиками для пикников.

Барбара была женщиной около тридцати пяти лет, довольно высокой, с длинными, но слегка полными ногами. У нее были прямые каштановые волосы, которые она заплетала в косу, и чудесная свежая кожа. Одета она была в джинсовую юбку и широкую блузку оливкового цвета.

— Вы работаете на телевидении. Я видела вас, — сказала Барбара Линн, когда открыла дверь. — Я думала, это для того, чтобы найти Грега Уолтера. Если это должно быть интервью…

— Нет, нет, нет, — сказала Линн. — Я здесь, потому что я тоже его жертва. Я знаю его под именем Грега Альтера.

С этого и начался разговор. Она познакомилась с Грегом в пляжном клубе в Монтерее, и они начали встречаться.

— Сперва это было великолепно, — сказала Барбара. — Он был так очарователен и добр. Он покупал мне дорогую одежду. У него были чудесные отношения с моими друзьями. А через некоторое время это стало отдавать похотью. Он хотел заснять нас на видеокамеру, когда мы занимались любовью. Он хотел попробовать все возможные позы и способы и считал, что я слишком нервно к этому отношусь, когда я не хотела этого делать.

Майк спросил:

— Как это закончилось?

— Это не закончилось. Тогда, когда я этого хотела. — Ее глаза стали пустыми. — Он не оставлял меня. Он присылал мне порнографические вещи. Белье, которое я раньше отказывалась надевать. Он постоянно звонил мне и вешал трубку, иногда всю ночь напролет. Но, когда я пыталась ему дозвониться, линия всегда была занята.

— Помните номер?

— Я никогда его не забуду — 543–1288. — Она повернулась к Линн. — Полиция сказала, что вы тоже сделали татуировку.

— Сделала. Но это была имитация. Сейчас она сошла.

Барбара подняла юбку. На ее бедре были знакомые губы с буквой Г. Правда, на этот раз буква была квадратной формы.

Барбара сказала:

— Я хотела взять нож и вырезать ее из моего тела. Я и сейчас этого хочу.

— Я уверена, что было множество других, — сказала детектив Абигайль Стерн. — Она никогда не видела его квартиры; его машины всегда были взяты напрокат на вымышленное имя. Что он говорил о своей работе, не соответствовало действительности. Это похоже на хорошо отработанную систему. И ни один псих не ограничится одной или двумя женщинами и не скажет потом: «Я удовлетворен». Скорее всего большинство из них просто никогда не заявляло об этом.